Владетельница ливанского замка - Бенуа Пьер - Страница 42
- Предыдущая
- 42/47
- Следующая
— Прежде всего я должен с вами говорить, Гобсон.
— Ну вот еще! Мы можем так же хорошо переговорить и у Стильсона или в автомобиле по дороге к нему.
— Нет, у нас не будет времени. Поверьте мне, лучше, если я скажу вам сейчас…
— Ну, как хотите, — ответил он, — но только торопитесь, так как нас ждут. Смотрите, — и он положил на стол свои часы, — я даю вам десять минут времени — и ни минуты больше!
В то же время он хлопнул в ладоши:
— Два коктейля «Метрополитен», — сказал он лакею. — Ну, теперь я вас слушаю. Ну, что же? — Он заметил, вероятно, нечто странное во всем моем поведении. — Я вас слушаю, — сказал он, понижая голос.
Минута настала. Какая ирония судьбы! Это было на том самом месте, где мы встретились с ним полгода тому назад.
— Гобсон, я взываю к вашей чести и к вашему слову…
— Вы можете быть уверены во мне, — серьезно сказал он. — Говорите.
— Гобсон, мне нужны деньги.
Он улыбнулся. Он даже как будто облегченно вздохнул.
— Только-то? О! Вы меня испугали.
Он взял мою руку и сильно сжал ее. Какой прием. Как он понял это? Или я становлюсь безумным и перестаю понимать окружающее?..
— Мне нужны деньги, — повторил я угрюмо.
— Тс-с! Тише. Я слышал и понял. Право, я не могу вам выразить, — этот проклятый французский язык! — до чего я взволнован и тронут тем, что вы обратились ко мне. Сколько вам лет?
— Тридцать.
— Черт возьми! Скажите, в каком возрасте мы чаще всего нуждаемся в деньгах? Конечно, именно в этом. Тридцать лет!
Мне около сорока. И вот — доверие за доверие — я признаюсь вам, что случилось со мной десять лет тому назад, когда я был лейтенантом 2-го уланского полка в Бенгалии. В одну такую же прекрасную ночь, как эта, когда на небе точно так же блестели звезды, я узнал, что значит — клянусь вам — неотложная, неустранимая нужда в деньгах. И не маленькая сумма нужна была мне… две тысячи гиней! И непременно к следующему утру, — иначе… — И он сделал жест, как бы приставляя дуло револьвера к своему виску. — В такие минуты опасно сделать ошибку. Надо твердо знать, в какую дверь можно постучаться. Вы не будете жалеть, клянусь Святым Георгом, что вы постучали в мою! Говорите. Говорите, что вам нужно? Такая же сумма?
— Увы, — прошептал я.
— Больше?
— Я не смею вам сказать, сколько мне нужно.
— Ну полно! Говорите.
— Семьсот тысяч франков.
Я ожидал, что он подскочит, услышав эту цифру. Но он остался спокойным. Можно было даже подумать, что он ожидал этого. Только брови его слегка дрогнули и рот скривился в насмешливой гримасе.
— Фу ты, черт, — сказал он. — Я помню, — это была восьмерка. Я проиграл тогда свои две тысячи гиней, поставив против торговца зерном из Дели. Хотел бы я знать, против кого ставили вы.
Он продолжал:
— Семьсот тысяч франков? Двенадцать тысяч фунтов по нынешнему курсу — не так ли?
— Да, так.
— Ну, в таком случае, знаете ли, это другое дело! Это, как говорится в игре, «неправильная сдача»!
Он заметил, какое отчаяние овладело мной.
— Ну, полно, не падайте духом. Нельзя же так! Если я сказал «неправильная сдача», то нужно меня как следует понять. Я хотел сказать этим, что при таких обстоятельствах вы должны были с самого начала обратиться уже не к моей личной чести, а скорее к моей профессиональной честности…
— К вашей?..
— Естественно. Такая сумма, поймите! Не могли же вы ожидать ее от майора Гобсона, а только от правительства, которое он представляет собой.
Я наклонил голову. Лакей принес коктейли.
— Пейте, — приказал Гобсон.
Я выпил. Его стакан остался на столе.
— Послушайте, — сказал он медленно. — Беседа такого рода… Не думаете ли вы, что нам было бы удобнее продолжать ее где-нибудь в другом месте? В моем кабинете, например, — завтра?
— Эго срочно, — прошептал я почти умоляющим голосом.
— Срочно, срочно! — повторил он. — Но должны же вы понять, наконец, что в этом деле есть пункты, которые мы не можем урегулировать тут же, немедленно, на террасе кафе. Черт возьми! Это все-таки не так-то просто! И находятся еще люди, обвиняющие вас, французов, в том, что вы недостаточно решительны и быстры в делах!
— Но это срочно! — повторил я еще более тихим и жалобным голосом.
— Ну хорошо, хорошо. Мы можем прийти к соглашению в общих чертах, в принципе… Ну, полагаю, что теперь я могу положить часы в карман?
И он отхлебнул из стакана.
— Если не ошибаюсь, эта беседа является прямым и логическим следствием той, которую мы вели однажды вечером у меня в доме четыре месяца тому назад?
Я не отвечал.
— Да. Болтая тогда, мы с вами коснулись, кажется, некоторой… работы, которую мы делали оба, идя каждый по своему пути и к совершенно различным целям. Предметом ее были вожди бедуинов в пустынях Сирии, Ирака и Месопотамии.
— Совершенно верно.
— Итак, события складываются теперь таким образом, что я могу быть осведомлен о результатах вашей работы? Вы согласны с такой формулировкой?
Я наклонил голову.
— Хорошо. Ну, тут я признаюсь, — моя память мне несколько изменяет. Мы говорили тогда, в тот вечер, о… ну, как бы это?., скажем, — о том гонораре, которым я мог бы располагать, с разрешения моего правительства, для оплаты некоторых сведений. Быть может, я даже называл тогда цифру?
— Вы говорили о двадцати пяти тысячах фунтов.
— Я вижу, что вы хорошо помните. Двадцать пять тысяч фунтов, — совершенно верно! Однако положение вещей теперь не совсем таково, как было тогда. Относительно названной цифры нужно сделать два замечания. Примо, стоимость фунта поднялась. С 52-х — как фунт котировался в июне — он поднялся теперь до 65 — сегодняшний курс. Секундо, — с точки зрения нашего положения, я должен вам признаться, что мне удалось уже в течение этого времени получить добрую половину тех сведений, которые в то время имелись только в вашем распоряжении. При таких условиях вы согласитесь со мной, что цифра в двадцать пять тысяч может быть справедливо уменьшена до двенадцати тысяч, причем вряд ли меня можно будет упрекнуть в том, что я торгуюсь и желаю использовать создавшееся положение. Надо еще прибавить, что эти двенадцать тысяч фунтов составляют, не правда ли, как раз ту сумму в семьсот тысяч франков, о которой вы мне только что говорили. Вы согласны со мной?
— Да.
— Ну, в таком случае, — сказал он в высшей степени непринужденно, — это решено. Мы назначим свидание у меня завтра вечером, в шесть часов. В этот час теперь уже темно. Это вам подходит? Я буду один, конечно. Вы придете с… с тем, что нужно, и…
— И я получу деньги?
— И вы получите деньги. Конечно, не в монетах, как вы сами понимаете. Но это равносильно им. Чек на то лицо, которое вы укажете, и не в местном банке, конечно, а в каком-нибудь египетском, например. Ну, скажем, в Национальной египетской конторе, которая находится я Александрии. Вам не нужно будет никаких предварительных разрешений для такой крупной суммы. Предъявитель чека немедленно получит деньги, «прямо в руки», как вы говорите. Я думаю, вы удовлетворены?
— Боже мой! — слабо прошептал я.
— Ну вот, — сказал он, — можно сказать, что дело оборудовано достаточно быстро. Итак, до завтра! Смотрите, не забудьте принести все… мы понимаем друг друга.
Он встал и начал надевать перчатки.
— Простите меня. У Стильсона, вероятно, уже начинают терять терпение. До завтра, — вечером в 6 часов.
На террасе было уже много народу. Обычные посетители этого места слишком привыкли в течение последних шести месяцев видеть нас вместе, чтобы обратить внимание на наш разговор.
— До свиданья.
— До свиданья.
Я встал и протянул ему руку. Но он небрежно играл своим хлыстом. Он не видал моего движения. Какая-то странная потребность еще усилить едкое чувство оскорбления заставила меня продолжать эту беседу, это мучительное свидание, когда в нем не было уже никакой надобности. Даже и теперь я не могу этого понять.
- Предыдущая
- 42/47
- Следующая
