Владетельница ливанского замка - Бенуа Пьер - Страница 16
- Предыдущая
- 16/47
- Следующая
— Как! И он тоже?..
— Как же! Это притча во языцех, мой милый. Джемаль и граф, действуя совместно, морили Бейрут и Ливан свирепыми спекуляциями на хлебе. Графиня Ательстана была ни при чем в этом преступлении, — допускаю. Но все-таки ее роскошь возникла из этих мерзких махинаций. Правда, она делала и делает также много добра. Во время войны, например, благодаря ее влиянию на Джемаля… А, вот уже и Софар!
Полковник вынул часы.
— Теперь всего около девяти. Мы быстро доехали.
Автомобиль остановился посреди деревни, у кофейни. Пока наш шофер лил воду в дымившийся резервуар, сидевшие на террасе почетные посетители кофейни встали, оставили свои кальяны и игру в трик-трак, окружили нас и стали расточать полковнику Приэру разные любезности и уверения в дружбе.
С удивлением смотрел я на эту крошечную площадь, придавленную фасадом огромного дворца. Киоск, аллея, усаженная чахлым кустарником, зеленые боскеты, курорт на европейский лад, — какой-то маленький прелестный парадокс, заброшенный на высоту нескольких тысяч метров посреди этих таинственных гор Азии.
Мы поехали дальше.
— Во дворце еще никого нет, — сказал полковник. — У нас теперь июнь. Мне кажется, в прошлом году, в это время, окна были уже открыты.
— Не могу вам сказать, г-н полковник, — я ведь первый раз в Софаре.
Он посмотрел на меня с изумлением.
— Да. Я проезжал здесь только по железной дороге, ночью, возвращаясь в глубь страны через Дамаск или Алеп.
— Как? Вы уже три года в Сирии и только в первый раз видите Ливан?
— Это преступно, но это так.
— Что ж, — сказал он с легкой насмешкой, — надо признаться, что для первой прогулки вы недостаточно обращали внимания на горы. Конечно, это очень лестно для меня, как для вашего собеседника, но… о чем это мы говорили?
— О состоянии графини Орловой.
— Так. Но, скажите, — раз вы никогда здесь не бывали, значит, вы не знаете еще Калаат-эль-Тахара?
— Ее замок на Ливане? Нет, г-н полковник.
— Знаете, он здесь совсем поблизости, на дороге в Аин-Захальта?
Он опять посмотрел на часы:
— А, собственно, почему бы и нет?.. Сейчас только десять минут десятого. Нам нет необходимости быть в Райяке до двенадцати. Время у нас есть. О! Не воображайте, что я повезу вас к ней сегодня утром, я даже не покажу вам ее знаменитого замка, — с дороги его не видно. Но вы увидите захватывающий пейзаж.
Мы приехали к какому-то обнаженному хребту, продырявленному туннелем, в который погружается линия дамасской железной дороги. Налево ныряла шоссейная дорога к зеленеющей долине, сиявшей розовыми крышами; другая дорога углублялась, змеясь справа от нас, посреди желтоватых бугров.
В эту минуту полковник Приэр приказал шоферу повернуть направо.
— Когда мы приехали в Софар, г-н полковник, вы сказали мне…
— Что?
— Что графиня Орлова сделала во время войны много добра.
— Черт возьми, у вас достаточно последовательности в ходе мыслей!.. Да, она сделала много добра.
— Вы мне сказали также, что она была награждена медалью «французской признательности». Это немалое отличие. Оно означает настоящие услуги, оказанные нашему делу.
— Графиня Орлова должна была бы получить орден Почетного легиона и, вероятно, получила бы его, если быисточник ее благодеяний не был столь нечистым.
— Что же такое она делала?
— Много добра… О, конечно, не в качестве сестры милосердия! Она делает добро как бы играя — по прихоти своей фантазии, когда ей вздумается, понимаете, и всегда театрально. Она использовала свое влияние на Джемаля для бедняков союзных национальностей, захваченных войною в Сирии, — в частности, для французов. Нельзя отрицать, — она отдает нам явное предпочтение. Если бы можно было составить более или менее полный список ее любовников, я убежден, что в нашу пользу обнаружилась бы пропорция, которой не найти нигде, например, в Лиге Наций. Французские женщины и девушки, которых Джемаль хотел выслать в анатолийские или евфратские степи, были избавлены, благодаря графине Орловой, от этой мрачной участи, а может быть, и от бесчестия. Под ее покровительством они были неприкосновенны. Любопытное время! Джемаль вешал, строил козни, спекулировал на хлебе с графом Орловым. Ательстана, со своей стороны, широко тратила деньги своего мужа и своего любовника одновременно на добрые дела и на разврат, и каждый вечер, в сопровождении разных бледных спутников, это чудовищное трио сходилось у стола для покера, здесь в Алейе, у Джемаля, или в городе, у графа. Вот вам, милый мой, эпизод из светской жизни в Бейруте за время войны. Однако довольно болтать. Ваши глаза будут вам теперь полезнее, чем уши. Что вы скажете об этих местах?
— Ах, я не представлял себе ничего подобного в полутора часах езды от Бейрута…
Проехав Райякскую дорогу, мы стали то подниматься, то опускаться, как по «американским горкам». Мало-помалу растительность исчезла. Там и сям только каперсовые кусты, за которые цеплялись черные козы. Направо от нас, в изрезанной долине, тянулись далекие друзские деревни. Налево — суровая преграда внезапно открывшегося Ливана, — Ливана диких скал, того особого цвета, который отличает львиную шкуру. Гигантские вершины вырисовывались на небе с четкостью карниза, которого, казалось, можно коснуться рукой. Разреженный воздух гор придавал каждой подробности — будь то горный хребет на расстоянии десяти миль — какую-то особую выпуклость, четкость, рельефность, какой я никогда не видел, ни в самых ясных пейзажах страны мавров, или Каталонии, ни в Сахаре.
— Что вы скажете? — пробурчал полковник Приэр. — Какие суровые, пустынные места… Проклятая баба!
— А замок?
— Э, я ведь предупредил, что мы его не увидим отсюда. Но вот дорога, которая ведет к нему.
Желтая лента отделялась от дороги, по которой мы ехали, уходя приблизительно на пятьсот метров в сторону. Она вела налево, исчезая на расстоянии километра за огромными складками почвы.
— Вон где замок, — сказал полковник, — в этой прорехе. Взгляните, — ни одного человека, ни одного зверя, ни одного растения. Нет, все-таки есть. Там, на горизонте. Посмотрите!
Вершина горы, на которую он мне указал, была усеяна черными точками.
— Кедры. Туристы оставляют их в покое. Их нет в Бедекере. Их можно было не окружать проволочными заграждениями, как их маронитских товарищей в Бшерре.
Молча разглядывал я удивительный пейзаж. Поднимаясь по небу, солнце посылало на склоны гор огромные синие тени. Большие хищные птицы носились в пропастях.
— Ястребы! — сказал полковник Приэр. — Но отличные ястребы. У них нет ничего общего с теми падальщиками пустынь. Графиня Орлова сняла одного совсем юного с правого утеса. Она поднесла его генералу Гуро. Красивая птица! Вы увидите ее в резиденции. Глу-глу, — его зовут Глу-глу. Она обещала Гуро еще медведя. Знаете, зимой, по снегу, волки и медведи спускаются к стенам Калаат-эль-Тахара.
— Калаат-эль-Тахара?
— Да, вы знаете — это название ее имения. Что оно обозначает, собственно говоря, — Калаат-эль-Тахара?
— Замок чистоты. Полковник кивнул головой.
— Как раз подходящее имя, — сказал он. — Остановимся немного здесь на мосту, — хотите?
Мы вышли из автомобиля и сели на перила напротив гор. По руслу Уэда, усеянному большими белыми камнями, между олеандрами торопливо струилась вода.
— Вы, конечно, поедете когда-нибудь в Джун, — сказал полковник, — туда, где стоял дом леди Стенхоп? Эго трагическая местность. Но по сравнению с этой она кажется почти веселой. У женщин здесь положительно не все дома, уверяю вас!
И он ударил себя указательным пальцем по лбу.
— А дорога в замок хорошо содержится, — сказал я.
— Еще бы. Она была пробита по приказанию Джемаль-паши. Четыреста пленников, среди которых, должно быть, немало людей нашей веры, неотступно работали над ней. Работа была быстро закончена. Турки — превосходные строители дорог. С тех пор Ательстане оставалось только сохранять ее в том же состоянии. Но ее содержание не доставляет много работ управляющему замка, потому что, кроме собственницы и ее гостей, никто ею не пользуется. Местным беднякам никогда не пришло бы в голову прогонять по ней своих баранов. Они видели здесь автомобиль Джемаля. А это лучше всякой надписи о воспрещении.
- Предыдущая
- 16/47
- Следующая
