Нечаянный поцелуй - Беннет Сара - Страница 58
- Предыдущая
- 58/64
- Следующая
Усилием воли Генрих заставил память вернуться в то место, о котором хотел бы забыть. Но воспоминания душили его. Почувствовав его отчаяние, Дженова сжала своими теплыми пальцами его ладонь.
– Это было волчье логово, дикое и жестокое. Тару со своими людьми по ночам объезжал окрестности. Он звал их охотниками. «Мы едем на охоту! – говорил он, бывало, с хищным блеском в глазах. Их добычей становилось все живое, что попадалось на пути. В том числе и крестьяне из окрестных деревень. Неудивительно, что все дома были заперты. Они боялись. Они знали, что если их поймают с наступлением темноты, то либо убьют, либо изнасилуют, либо увезут в Шато-де-Нюи, чтобы мучить в той страшной комнате, где развлекались Тару и его сообщники. – Генрих прищурился, глядя на нее, и продолжил: – Тару не было никакого дела до этих людей. Он со своей бандой жил, чтобы творить зло. И на другую ночь после моего прибытия туда сказал мне, что теперь я стал одним из них, и если откажусь принимать участие в их охоте, то стану их жертвой. Удивительно, как легко заставить умолкнуть совесть, когда смотришь в лицо смерти. В ту ночь я нанес смертельный удар несчастному, которого мы отловили.
– О Господи!
Генрих услышал ужас в ее голосе, но не остановился. Потому что знал, что, если остановится, не сможет продолжать. А он должен был рассказать все. Это было похоже на кровопускание: кровь нельзя остановить, не важно, какой вред нанесет это больному.
– Итак, я участвовал в налетах вместе с ними.
– Генри, бедный Генри.
– Нет, не бедный, – возразил он.
– Тебе было всего тринадцать лет!
– Возможно, но не меня следовало жалеть, Дженова. Я боялся и потому поехал с ними. В ту ночь меня мутило, и я плакал, как и в другие ночи. С течением времени я научился делать вид, что выезжаю со всеми, а сам скрывался. Прикидывался, что ничего не происходит. Я был трусом. Порой… порой мне не удавалось спрятаться. И тогда я видел все. Эти воспоминания – мой самый страшный кошмар. Ты когда-нибудь видела охоту, Дженова? Конечно, видела. Мы, нормандцы, любим охотиться и убивать. Погоня, лающие псы и орущие люди. Пойманную жертву бросают на растерзание или режут ей горло. Кровь, повсюду брызги теплой крови. Да, такое зрелище нельзя пропустить.
Генрих закрыл глаза. Ему наконец удалось заставить ее замолчать. Теперь он был рад вдвойне, что не может видеть ее лица. В комнате было темно. Он не смог бы вынести выражения ее глаз сейчас, когда она сполна узнала всю меру тяжести содеянного им зла.
– Сури и меня – был еще один мальчик, чуть постарше меня годами – посылали иногда вспугнуть дичь. Или выманить несчастную жертву из дома и привести на заклание. Я пытался спасать их, когда мог. Однажды я спрятал мальчишку на дереве, Сури знал, но не выдал меня. Его забавляло, когда Тару и его банда ездили кругами в поисках мальчишки, в то время как он скрывался прямо у них над головами.
– Сури? Значит, этот мальчик был таким же жестоким, как все остальные? – прошептала Дженова, до боли стиснув его пальцы.
– Он был одним из них. Они звали его Сури, Мышь, потому что он был маленьким и тихим. Он приходился Тару сыном. Его родила ему одна из деревенских женщин, которую держали в Шато-де-Нюи для его утех. Сури был зачат во зле и вскормлен на убийстве. Чего можно было от него ожидать? И меня доставили в Шато-де-Нюи специально, чтобы составить Сури компанию. Он хотел кого-то своего возраста, чтобы было с кем играть. Тару слышал обо мне от моей матери, и она дала ему разрешение меня взять. Как это было мило с их стороны обо всем договориться за моей спиной, тебе не кажется?
– О, Генри!
– Мой друг Сури был не таким, как я. Ему не надо было притворяться, что ему нравится охота. Он обожал ее. Его глаза горели жаждой крови. В его жилах текла кровь Тару.
Дженова долго молчала.
– Зачем… зачем граф Тару творил подобные вещи? Что двигало им, когда он… он…
– Он получал от этого удовольствие, – тихо пояснил Генрих.
Он снова закрыл глаза, но страшная картина перед его мысленным взором не исчезла. Темные деревья, лунный свет, бегущая жертва, прерывистое дыхание, рев и крики охотников, истошный лай собак. Потом пронзительный визг и мертвая тишина.
И постоянное сомнение внутри, ужасный страх: что, если он один из них?
Генрих прикрыл лицо рукой.
– Господи, – прошептал он. – Я столько раз наблюдал, как они убивают, и ничего не сделал.
Дженова не ответила. Этого следовало ожидать. Вероятно, она предпочла бы, чтобы он ушел. Ей нужно думать о судьбе сына. Ане о злосчастной судьбе Генриха. Но, прежде чем уйти, он расскажет ей все до конца. Осталось совсем немного.
– Там была одна девочка. Юная, прелестная, невинная. Она напомнила мне тебя. До этого момента я мог продолжать в том же духе, но видеть ее… знать, как должна была сложиться моя жизнь… мне наступил конец, Дженова. Я попытался спасти ее, но Сури решил, что хочет посмотреть, как она будет мучиться. Ему нравилось причинять боль. Нравилось слышать женские вопли. После этого я… будто тронулся умом. Я пробрался в логово Тару. Они все находились там, пьяные, насытившиеся убийством этой невинной бедняжки. В комнате было полно всякого оружия. Не помню, что попалось мне под руку, но действие оно произвело страшное. Я ударил его изо всей силы, брызнула фонтаном кровь. Он с рыком поднялся на меня, и я нанес второй удар. Потом еще и еще.
Генрих судорожно вздохнул, словно готовился к худшему.
– Как мне стало хорошо, Дженова! Я наносил ему удары и смеялся. Некоторые из них начали просыпаться, и мне пришлось крошить и их. Это мне понравилось еще больше. Я понял, что они превратили меня в одного из них. Я тоже стал убийцей.
Дженова издала какой-то странный звук, похожий на выражение отвращения. Но он заставил себя продолжать. Почти все, сказал он себе в отчаянии. Почти все…
– Настало время уходить. Я огляделся по сторонам и почувствовал тошноту и головокружение. Те, кого я не тронул, были слишком пьяны, чтобы вмешаться. Но я сказал себе, что эти люди не заслуживают права жить. Я расправился и с ними. Потом устроил пожар. Это оказалось довольно просто. Но едва я решил поджечь солому в комнате с колесом, как неожиданно вспыхнул огонь. Пламя распространялось так быстро, что я не смог бы его потушить, даже если бы захотел. А может, это все-таки я поджег солому, я просто не помню.
К тому времени, когда я вспомнил о Сури, огонь уже пылал вовсю. Я совершенно забыл о нем. Я бросился в его комнату, но его там не оказалось. Я задыхался и не мог больше искать. Я всегда чувствовал себя виноватым, что оставил его. Он как-никак был моим другом и тоже своего рода жертвой.
Не помню, как я бежал, но вдруг очутился снаружи, отделавшись легкими царапинами и ожогами, но живой и здоровый. Меня не покидало чувство, будто все это был сон и я проснулся. Я шел, не останавливаясь, воровал еду и прятался от крестьян, пока не пришел в большой город. Украл чистую одежду и постучался в дом местного лорда с просьбой нанять меня в сквайры. Вероятно, моя наглость пришлась ему по душе, потому что он мне не отказал.
Все это время я старался вытравить из памяти недавнее прошлое. Я представлял себя фениксом, возродившимся из пепла Шато-де-Нюи. Дал себе слово начать новую жизнь, добиться успеха. Как ни странно, меня не разыскивали. Позже я узнал, что друзья и родичи Тару даже не догадывались, что я находился в замке. Мало кто знал. Моя мать никому ничего не сказала. Наверняка ей было это известно, но она забрала мою тайну с собой в могилу. Я благодарен ей хотя бы за это, больше не за что.
Когда я прибыл в Англию с Вильгельмом, прошлое кануло в Лету. Даже я забыл о нем, по крайней мере, старался забыть. Кто мог заподозрить в лорде Генрихе Монтевое сопливого мальчишку, бежавшего из Шато-де-Нюи, когда там вокруг все горело? Мне ничто не грозило. Пока в Ганлингорне не объявился Жан-Поль.
Генрих повернулся, чтобы взглянуть на ее лицо, скрытое темнотой. Его переполняло чувство стыда и отвращения к себе. И вины. Он видел блеск ее глаз, напомнивший ему о той девочке из прошлого, которая смотрела на своих мучителей и знала, что скоро умрет. А он не мог ее спасти, как не мог сейчас спасти Дженову и Рафа.
- Предыдущая
- 58/64
- Следующая
