Нечаянный поцелуй - Беннет Сара - Страница 16

• Предыдущая
• 16/64
• Следующая

Генрих улыбнулся и мягко сжал пятками бока лошади, посылая Агнца рысью к воротам.

– Он такой большой, – заметил Раф.

– Очень большой.

– И очень резвый.

Генрих снова улыбнулся:

– Да, очень резвый. Слишком резвый для тебя, Раф. А когда подрастешь, у тебя будет такая же лошадь, как эта.

Зеленые глаза мальчика приобрели задумчивое выражение.

– Вы можете в этом поклясться, лорд Генрих?

Генрих тотчас пожалел о сказанном. Не следовало клясться мальчику в том, что не в его власти. Раф – сын Дженовы, и Генрих не имеет к нему никакого отношения. Оказывать влияние на мальчика будет Алфрик! Все же Генриху хотелось сказать «да», хотелось заставить Рафа улыбнуться. Хотелось дать мальчику то, чего не было у него самого. И вдруг это эгоистичное желание стало для Генриха важнее, чем проблемы, которые могли потом в связи с этим возникнуть.

– Клянусь.

Раф просиял улыбкой. Генрих впервые понял, какая радость вызвать у ребенка улыбку. Может, он зря не обзавелся собственными детьми, думая, что они принесут только хлопоты и страдания. Может, время, проведенное с малышами, действует благотворно?

Некоторое время спустя в воротах конюшни остановилась Дженова, и сердце ее вдруг болезненно сжалось. Она искала Генри по всему Ганлингорнскому замку, а он здесь – сидит на перевернутом бочонке в конюшне у жаровни с ее сыном, оба над чем-то склонились, и Раф прижался к нему.

Кто бы мог подумать? Генри никогда не проявлял даже видимости интереса к Рафу. Дженова, хотя и любила сына всем сердцем, мирилась с его безразличием к сыну, как и с другими его недостатками.

Собравшись с мыслями, она направилась к ним. Снегопад прекратился, небо очистилось от туч, но дул яростный ветер. Даже в шерстяном плаще с подбитым мехом капюшоном Дженова чувствовала пронизывающий холод. Достаточно ли тепло одет Раф? Что, если он простудится? Дженова ускорила шаги.

– Раф?

Мальчик поднял голову, и его лицо озарила веселая улыбка. У нее подпрыгнуло сердце; Это происходило каждый раз, когда она смотрела на сына. В нем заключался смысл ее жизни, и она ни за что не могла подвергать его будущее опасности. По этой причине она должна позаботиться, чтобы в брачном контракте содержалась оговорка, что лорд Болдессар не будет иметь над ними власти, если Алфрику суждено умереть молодым.

– Мама, посмотри! – Ее сын в восторге указывал на что-то в руках Генриха. – У Рейвен детки.

Подойдя ближе, Дженова приподняла бровь. Генри держал в ладонях несколько пищащих, мяукающих созданий, а у его ног стояла, не сводя с него напряженного взгляда, большая пушистая черная кошка.

– Вижу, – выдавила из себя Дженова, чувствуя непонятное головокружение.

Генрих посмотрел на нее и криво улыбнулся, словно насмехаясь над собой, в то время как Раф возбужденно прыгал рядом, не в силах сдержать радости. Картина, которую они представляли – мужчина, ребенок и котята, – была странной и неожиданной. У Дженовы защемило сердце.

Прогнав прочь непрошеные эмоции, Дженова сделала глубокий вдох.

– Тебе не холодно, Раф? Воздух морозный.

– Мы катались, – сообщил он и взглянул исподлобья па Генриха, словно боялся, что сболтнул лишнее.

– Катались? – переспросила Дженова с беспокойством. – На твоем пони?

– Нет. – Мальчик снова посмотрел на Генриха. – На жеребце лорда Генриха. Он бегает гораздо быстрее, чем мой пони. Его зовут Агнец, но он такой кроткий, соответствует своему имени. Поэтому я никогда не должен ездить на нем самостоятельно. Но в один прекрасный день, когда я вырасту, у меня тоже будет такой конь, как Агнец.

– Правда? – спросила Дженова бесстрастно, все еще ощущая легкое головокружение. Что, интересно, они задумали? Как могло столько всего произойти за столь короткое время? – Агета сказала, что тебе пора кушать, Раф. Иди поищи ее.

– Но, матушка…

– Ступай, Раф. Котята Рейвен никуда не денутся. Поешь и вернешься к ним.

Мальчик надул губы и нехотя пошел искать Агету. Тогда Генрих начал перекладывать котят из ладоней в их теплую корзину у жаровни. Кошка ревностно наблюдала за его действиями, после чего принялась вылизывать детенышей языком, смывая оскорбительный для ее обоняния запах.

Еще мгновение Дженова продолжала смотреть на него в молчании, на прядку волос у него на лбу, жесткую, небритую линию щеки и изгиб твердого рта. Было не так уж плохо увидеть Генри в совершенно ином свете, однако обольщаться на этот счет не стоило. Он не мог измениться за одну ночь только потому, что они стали любовниками. Дженова сознавала, что Генри может стать подходящим мужем для нее и превосходным отцом для Рафа. Размышления на эту тему грозили головной болью.

– Нужно было отправить Рафа ко мне, Генри, чтобы он тебе не докучал.

– Он мне не докучал.

Дженова попыталась прочесть его мысли, но он все еще возился с котятами. Наконец осторожно положил последнего в корзину. Поддавшись искушению, Дженова все же откинула с его лба непослушную прядь. Он вскинул на нее глаза с удивленной улыбкой и обхватил рукой, чтобы привлечь к себе. От него исходило тепло и терпкий мужской запах. Этого оказалось достаточно. Пробудившееся желание заставило ее поежиться.

– Замерзла? – спросил Генри.

– Немного.

Генрих поднялся и заключил ее в объятия. Дженова затаила дыхание. Они были одни в конюшне, и тишину нарушало лишь ржание лошадей, но в любой момент мог кто-нибудь войти. Разве ее репутация, ее положение ничего для нее не значат? Слуги Ганлингорна, особенно Агета, придут в ужас, если узнают, что их хозяйка обзавелась любовником. А Алфрик? Что скажет он? Все вдруг как-то усложнилось.

– Что будем делать, Генри? – прошептала она.

Генрих погладил ее по щеке длинным пальцем с такой же нежностью, с какой обращался с котятами.

– Все пойдет своим чередом, милая, вот увидишь.

– Ты это точно знаешь?

– Похоть, в конце концов, перегорит.

Дженова очень в этом сомневалась. Прежде сладострастие ее не поражало. Она никого не желала так сильно, как Генри. Но, может, он прав. Может, все это пройдет так же быстро, как и возникло. Как туман исчезает от дуновения морского бриза. Генрих знает, что говорит. У него на сей счет большой опыт.

Его теплые настойчивые пальцы гладили теперь ее шею. Она прильнула к нему и подняла лицо. Он поцеловал ее. В морозном воздухе от их дыхания поднимался белый пар. Ее вновь охватил жар нетерпения, который владел ею вчера. Безумие. Чистое безумие.

– Ты придешь ко мне попозже?

Генрих улыбнулся:

– Как только пожелаете, миледи.

Дженова снова его поцеловала, гадая, найдет ли в себе силы от него оторваться. Потом отпрянула, освободившись из его объятий, и побежала к башне.

В Ганлингорне ожидалось прибытие лорда Болдессара с семьей. Дженова устраивала в их честь пир. Они должны были остаться в замке на ночь, а наутро уехать к себе. Событие это было запланировано давно, к большому неудовольствию Генриха. Будь на то его воля, он бы их на порог не пустил. Даже погода благоприятствовала этому событию. День выдался ясный и солнечный, будто назло Генриху.

В такой день они с Дженовой могли бы проскакать верхом многие мили. Только он и она. Могли бы вернуться в башню Адера, чтобы заново пережить первый опыт, вместо того чтобы потратить время на Болдессаров. Дженова и без того уже потеряла два дня на приготовления. Она без устали хлопотала, заботясь о блюдах и напитках, о развлечениях, превращая жизнь слуг в муку. Генрих почти ее не видел.

За исключением одной весьма интересной встречи в кладовой.

Вспомнив о ней, Генрих удовлетворенно улыбнулся. Он случайно наткнулся на Дженову в этом уединенном месте, пропитанном благовониями и уставленном сиропами и консервами, со свешивающимися с вбитых в потолок крючьев сухими пучками розмарина, шамбалы и полыни. На полках вокруг стояли горшочки и баночки с такими зимними снадобьями, как белая шандра, смешанная с медом, от кашля и гусиный жир от обморожений.

• Предыдущая
• 16/64
• Следующая