До конца своих дней - Бенедикт Барбара - Страница 8
- Предыдущая
- 8/91
- Следующая
Так или иначе, но она, Эдита-Энн, не допустит их брака.
Гинни с трудом подавила зевок. От этой жары и нудной болтовни друзей Ланса ее потянуло ко сну. Истории, которые рассказывал Ланс, по-видимому, были забавными – его друзья смеялись же! Но Гинни давно уже перестала их слушать. Да Ланс как будто и не нуждался в ее внимании, лишь бы она улыбалась, что тоже стоило немалого усилия, и время от времени произносила какую-нибудь глупость.
Поэтому она почувствовала облегчение я внутренне улыбнулась, услышав, что им надо пойти засвидетельствовать почтение хозяину дома. Глядя, как молодые люди гурьбой отправились в кабинет мистера Фостера, она ни минуты не сомневалась, что они хотят засвидетельствовать почтение не столько ему, сколько бутылке виски.
«Не все, однако, изменилось», – с улыбкой подумала она, но, окинув залу взглядом и заметив множество перемен, посерьезнела. Как странно, она столько лет тосковала по этим веселым балам, а теперь ей скучно и даже кажется, что все ей здесь чужие!
Где ее подруги, которые вместе с ней дебютировали в свете? Большинство из них не только замужем, но родили наследников мальчикам, с которыми она когда-то танцевала и флиртовала. Даже Чарли Фостер, которого она столько лет чуралась, оказывается, вовсе не изнывает от тоски по ней. Он уже четыре года как женат на красивой девушке из креольской семьи, которая уже родила ему двух крепких сыновей.
Глядя, как влюблено Чарли смотрит на молодую жену, Гинни почувствовала какую-то пустоту внутри. Не то чтобы она принимала его всерьез, но все же было приятно сознавать, что на крайний случай всегда есть Чарли. И вот эту опору выбили у нее из-под ног. Это было вовсе не так уж приятно.
«Зато у меня есть Ланс», – утешила она себя.
– Что это ты прячешься в углу, Гиневра-Элизабет?
Гинни внутренне взъерошилась при виде подошедшей к ней Эдиты-Энн, которая всем своим видом напомнила ей о потере багажа. На ней было платье из лилового атласа с юбкой, расходящейся колоколом от невероятно тоненькой талии, и глубоким декольте, украшенным дорогими бельгийскими кружевами. Нечто в этом роде уплыло в Аргентину в сундуках Гинни. И ей пришлось явиться на бал в бархатном платье без кринолина, которое висело на ней как саван.
– Я вовсе не прячусь, – ответила Гинни, опять заставляя себя улыбнуться. – Просто подошла к двери, чтобы немного охладиться на сквозняке.
– И вправду жарко, – ответила Эдита-Энн, обмахиваясь дорогим веером. «Это она нарочно, – подумала Гинни, – чтобы напомнить мне, что мои веера плывут в Аргентину». – Бедняжка, как тебя атаковали Ланс со своими приятелями. Не знаешь, что хуже – жара или их нудные разговоры. Что они обсуждали – политику?
Эдита-Энн говорила поддразнивающим тоном, но Гинни не стала отвечать ей таким же. Она с вожделением смотрела на ее веер с пластинками из слоновой кости и перламутровой ручкой, который создавал такой приятный ветерок. Может быть, проглотить самолюбие и попросить его у Эдиты-Энн на время?
– Конечно, не все джентльмены обсуждают политику, – продолжала ее кузина. – Некоторые молодые люди слишком много себе позволяют. От их глупых ухаживаний просто спасения нет.
Тут уж Гинни решила ей подыграть:
– Все те же кавалеры и все те же истертые комплименты. Как бы хотелось пофлиртовать с совершенно незнакомым человеком!
При этих словах перед ее умственным взором возникло смуглое лицо, но она тут же выбросила его из головы и постаралась подавить вспыхнувший в ней огонек.
– Совершенно незнакомым? Да ты не посмеешь! – Эдита-Энн загоревшимися глазами следила за Гинни поверх веера. – Да и где ты его найдешь?
– Можно на улице встретить. Веер замер в руках Эдиты-Энн.
– Что за ужасные вещи ты говоришь, Гиневра-Элизабет! Даже ты не посмеешь заговорить с незнакомым человеком. Кто знает, что он сделает.
Гинни всегда провоцировала на невероятные поступки фраза: «Ты не посмеешь».
– Хочешь, поспорим, что я могу очаровать любого мужчину, стоит мне только захотеть?
– Но это же опасно.
Верно, опасно, но вслух Гинни этого не признала.
– Я так ему вскружу голову, что ничего дурного он мне не сделает.
Эдита-Энн принялась усиленно обмахиваться веером.
– Представляю, что сказал бы Ланс Бафорд, если бы услышал твои слова.
– Тогда не надо распивать с друзьями виски в кабинете мистера Фостера!
Ее кузина злорадно ухмыльнулась. Нет, не стоит просить у нее веер.
– А, погляди, вон стоит весьма опасный с виду мужчина, – вдруг сказала Эдита-Энн, показывая веером на кого-то в прихожей.
Гинни обернулась и увидела незнакомца из порта.
Она вздрогнула от удивления, и одновременно по ее телу пробежал трепет волнения. Что делает этот человек в доме Фостеров? Его черная рубашка и брюки выделяли его из моря белых льняных костюмов, которые были на других мужчинах. Черный, как ворон. Интересно, он тоже чувствует, что здесь ему все чужие?
Да нет, он вроде ничего такого не чувствует. Стоит себе в прихожей, кого-то дожидаясь, но в облике его, несмотря на простую одежду, нет ничего подобострастного. Наглец! Не стоит того, чтобы о нем думать, решила Гинни.
– Такому тебе не удастся вскружить голову! Посмотри, как он сердито смотрит.
– Очень нужно! – сказала Гинни, пренебрежительно дернув плечом. – Босяк какой-то.
– А по-моему, очень красивый мужчина. – Эдита-Энн опять поглядела на Гинни поверх веера. – Если бы я тебя не знала, Гинни, то подумала бы, что ты его боишься. Что, с таким не справишься?
И опять Гинни не выдержала подначки:
– Никого я не боюсь. Если бы я захотела, то могла бы вскружить голову и ему. Просто мне не хочется.
– А я готова поспорить, что на него твои чары не подействуют. Вид у него презлющий. Хочешь, поспорим, что тебе даже не удастся заставить его улыбнуться?
Это был соблазнительный вызов.
– Что ж, давай поспорим. Только на что? На твой веер?
Эдита-Энн посмотрела на незнакомца, потом на веер. И, закрыв его, постучала им по медальону Гинни.
– Идет! Очаруешь незнакомца – веер твой. Не удастся – отдашь мне медальон тети Аманды.
Гинни заколебалась. Если она отдаст мамин портрет, что у нее останется?
– Боишься? – опять поддразнила ее Эдита-Энн.
– Ладно, только не прячь веер, – сказала Гинни, отбросив доводы рассудка. – Через несколько минут тебе придется с ним расстаться.
Подхватив юбки, Гинни вышла в прихожую и, только увидев теперь уже знакомое сердитое лицо, поняла, что под нажимом Эдиты-Энн взяла на себя слишком много. Как же, очаруешь этого человека! Характер у него прескверный, а язык хлесткий.
– Увидела вас, – нерешительно начала она, заставив себя улыбнуться, – и тут только поняла, что так и не поблагодарила вас за вашу любезность. Простите, пожалуйста, если я была с вами несколько резка. Просто у меня с утра все не заладилось.
– Несколько резка, мисс Маклауд? Вы назвали меня вором.
Гинни пожалела, что не может спрятаться за веером. Как удержать на лице улыбку, разговаривая с таким грубияном?
– Во всяком случае, я вам признательна за то, что вы принесли мой саквояж. И хотела бы вас за это вознаградить.
«Пират» подозрительно посмотрел на нее.
– Что же вы хотите мне пожаловать? Чувствуя спиной взгляд кузины, Гинни посмотрела на него из-под опущенных ресниц и завораживающе улыбнулась.
– Знак благосклонности.
– Опять взялись за свою рыцарскую дребедень? Попробую догадаться. Как ваш преданный рыцарь, я получу в награду кусочек шелка или кружев, который будет знаком благосклонности прекрасной дамы.
Гинни вообще ничего не собиралась ему давать, но раз уж он заговорил об этом, можно, пожалуй, подарить ему носовой платочек. Если он его возьмет и если это заставит его улыбнуться, тогда она выиграла пари.
Гинни неохотно вынула из ридикюля кружевной платочек.
– Мне вышила этот платок тетя. Эти трилистники – залог удачи.
Незнакомец мельком взглянул на платок, потом впился взглядом ей в глаза.
- Предыдущая
- 8/91
- Следующая
