Повесть о плуте и монахе - Бояшов Илья Владимирович - Страница 15

• Предыдущая
• 15/30
• Следующая

Явились комиссары в село, один из них заглянул в избу, где плут полеживал на печи, и удивился:

– Ты, паря, не вошь буржуйская, не холуй кулацкий, не мироед? Отчего дома сидишь, с бабой милуешься, когда разгорелся пожар по всей Руси?

Алешка отвечал, как, бывало, уряднику:

– Не вошь, не холуй, а родственник самого Засуя Засуевича – он и тебе привет шлет, вот там, в том тулупчике!

Но непреклонен был комиссар, похаживал по половицам, подкручивал усы:

– Как ты мог подумать, что поддамся я на деньги, на золото? Грядет новое царство, не будет там ни денег, ни золота. Собирайся-ка, пока не поцеловался с моей пулей, да вставай под наши знамена!

Плут оторвался от вдовицы и спрашивал, почесываясь:

– Что же это за царство новое, от которого не спасет и Засуй Засуевич?

Засмеялся суровый комиссар:

– Экий ты лапоть, разиня, недоросль! Спрятался от пожара за печкой. Не знаешь, какие великие ветра задули над Русью-матушкой? Слушай же – раздавим царя да его генералов – потекут тогда молочные реки, настанут кисельные берега. Смерть саму прогоним, никаких небес нам не будет нужно! Все неправедное богатство разделим между нищими.

Спрашивал плут, косясь на комиссаров наган:

– А коли не пойду с тобой, останусь миловаться с бабой?

Рассвирепел комиссар, затопал, закричал:

– Прихлопнем тебя, таракана запечного, на твою избу пустим красного петуха.

И поднимал уже наган – резво вскочил Алешка и запел, поторапливаясь:

– Любо, любо мне новое царство! Любо хлебать кисель с тех берегов, купаться в тех реках. Не грядет ли она, Веселия?

С этими словами живо оделся.

Явились и в монастырь комиссары – злы были солдаты, беспощаден их предводитель. Приказал он согнать монахов. Вломились в келью и погнали во двор вместе с братией и затворника, помышлявшего о Горнем мире. Комиссар, когда привели игумена, начал разговор:

– Отчего Богом так было устроено, что богатый до сего дня пировал в своих домах, а бедняк не мог подняться с колен? Отчего допустил ваш Господь сиротские слезы – вот и дети наши помирали от голода, а богатеи испускали дух, объедаясь? И почему погнал на войну народы? Нужен ли Он, все допускающий?

Стоящие рядом с комиссаром солдаты сжимали ружья. Смиренно ответил игумен:

– Ждет Господь ответной любви нашей. Разве Он, всесильный и всемогущий, не мог бы приказать дрожащей твари Своей не алкать, не жаждать крови, подобно волку? Но то будет приказ господина рабу своему! То будет занесенная плетка! Не таков Отец, чтоб быть плеткой над Своим же творением. Любит он творение Свое, потому-то и дал выбирать ему между добром и злом. Жаждет ответной любви Всевышний. Но не желает прийти к Отцу человече! Больно гордыней неразумное чадо.

Твердил комиссар, не слушая:

– Где была Его любовь к нам, в рубище валяющимся, подыхающим от нищеты? О, сколько времени мы терпели, слушая вас! Хватит терпеть…

Сжимали ружья солдаты. Сказал настоятель:

– Вам, на Него возроптавшим, разве неизвестно, что душа бессмертна? Оттого-то так терпелив Отец. Безмерна Его мудрость – ибо не здесь, но там воздастся!

Вскричали солдаты:

– Ах, так! Ну, и поспешите тогда туда, где вам воздастся, а нам и здесь будет хорошо, без вас!

И наводили свои ружья. Многие монахи попадали на колени и молились, призывая Господа их спасти. Настоятель же стоял спокойно. Не дрогнул и молодой отшельник.

Комиссар остановил солдат:

– Хватит слушать поповские бредни. Что нам до сказок о небесах, никто еще не вернулся оттуда!

Сказал он, показывая на монастырь:

– Поселим здесь убогих да нищих, раздадим им монастырский хлеб. А этим хватит отъедать загривки!

И приказал гнать со двора монахов.

Окружили восставшие и царский дворец – сжимали ружья и сабли. Зарыдала царица в объятиях государя, ибо повсюду за дворцовой оградой жгли костры взбунтовавшиеся полки, сквозь прутья ограды солдаты грозились на дворцовую роскошь:

– От царей-кровопийц отнимем то, что нажито нашими слезами!

Был одинок государь: разбежались верные офицеры, исчезли плечистые гвардейцы, не осталось славных лейб-казаков. Дворцовые залы пришли в запустение, и вьюга врывалась в разбитые окна. Бесились бунтовщики, желая отнять царские драгоценности, разломать и расплавить серебряные стены, золотые потолки.

Возрадовался царевич:

– Неужели отпустят нас? Неужели из дворца выгонят? Пусть возьмут себе его стены, пусть разрушат дворцовые залы! Ах, отец, оставим все с радостью! Проси же скорее, чтоб нас выгнали!

Был счастлив больной царевич и, приподнимаясь в кровати, ждал в нетерпении, когда придут и погонят его.

Но восставшие решили: «Никуда душителей не отпустим. Пал трон тирана, но пусть он сам с семьею там останется, где прежде не знал ни горестей, ни печалей, пируя в роскоши! Пусть пуще прежнего охраняет его суровая стража!»

Плуту комиссары выдали винтовку. Дурачок Теля бежал следом – взяли с собой дурачка: «Нам для нового царства всякие надобны».

И развели костры, повар сварил солдатский кулеш. Как пахнуло горячей кашей с мясной подливкой, то, порядком проголодавшийся, плут кинулся рассуждать, наворачивая котелок:

– А не правду ли комиссары молвили, не грядет ли она, страна Веселия? Вот хорошо тогда с комиссарами! Угощают вкусной кашей, не жадничают подливки. Если придет то царство, где кулеш подадут, стоит лишь протянуть котелок – любо мне будет такое царство!

Повар же ворчал:

– Экого обжору мы взяли с собой защищать революцию.

И налил еще ему в дочиста вылизанный котелок водки, как всем наливал – согреться на великом ветру.

Выпив водки, совсем повеселел плут и приговаривал:

– Любо мне с комиссарами! Коли грядет царство такое, где лишь подставь кружку, тотчас наполнится она крепкой водкой, – горой стоять буду за такое царство.

Отойдя от походной кухни, по животу себя похлопывая, так размышлял:

– Ну, дождаться бы мне теперь того дня, когда начнут делить господское добро. Уж больно богаты были наши господа, неужто мне кусочка богатства того не достанется? Неужто не хватит сукна на господское пальто и кожи на сапоги, неужто не хватит денег для широких моих карманов? Неужто не попадутся мне перстеньки да колечки на подарки бабонькам-цыпонькам? Славно я поел, попил, буду ждать теперь выдачи-дележа.

Взялся красный отряд похаживать по городам. Не щадили богачей комиссары и так говаривали:

– Дочиста освободим землю от скверны.

Золотые цепи, перстни, диадемы бриллиантовые попирались солдатскими сапогами. И еще комиссары собирали господские наряды – даже жен господских раздели. Были платья господские попорчены кровью, но сказали новые хозяева:

– Отмоется! То-то пойдут нашим сестрам и женам.

И тащили господскую мебель, сукно, канделябры, хрусталь и фарфор. Плут увивался вокруг да около. И размечтался не на шутку:

– Взять бы мне того сукнеца. К нему бы в придачу те зашнурованные ботиночки. И захватить бы с собою горсть тех камушков – сияют, сверкают, слепят они мои глаза. Раздарю по камушку сладким бабенкам, суну по перстеньку пригожим девкам.

Пристал он к большевикам:

– Когда добычу поделим, как уговорено? Комиссары отогнали его:

– Не пора еще делить между всеми господское добро. Не настало еще время дарить бабам своим драгоценности. Лишь когда изгоним всю нечисть с Руси, тогда-то, товарищ, настанет райская жизнь.

Встревожился плут:

– А что, много еще нечисти? Отвечали ему:

– Ой, много! Хватит еще работы нашим шашкам и винтовкам! Зато тому, кто в живых останется после великого боя, будет поистине жить весело.

И приставили к добру часовых.

Принялся тогда плут сам пошаливать – и, высматривая поживу, успокаивал напуганных жителей:

• Предыдущая
• 15/30
• Следующая