Самый скандальный развод - Богданова Анна Владимировна - Страница 35
- Предыдущая
- 35/56
- Следующая
Слова о больнице сразу же привели Анжелку в чувства, она оторвалась от пола и принялась стелить кровать, что стояла вплотную с Адочкиным ложем.
– Завтра с утра до вечера будет на пленэре писать, – бубнила Огурцова, а я дала Кузе апельсинового сока. Он с жадностью выпил его, плюхнулся на кровать и моментально заснул.
Гостей я разместила следующим образом: Адочка с Афродитой спали на своей кровати, рядом – Анжелка с Кузей, на диване – Икки с Овечкиным, на тахте – Пулька с Аркадием Серапионовичем.
На втором этаже было всего две кровати, да и то полуторные. Одну из них должны были занять мы с Власом, а напротив «молодожены» – Иннокентий со Светланой (правда, как они там поместятся, я представляла себе смутно – вес «жены» Бывшего бабушкиного ученика зашкаливал за центнер).
Наконец все кровати были постелены, на улице накрыли стол, поднесли шашлыки. И вот уже пробки от шампанского полетели в сторону огорода Валентины и Ленока. Фродя была реабилитирована и смиренно сидела у ног хозяйки. Наконец-то наступил тот долгожданный момент, когда я узнаю все новости и хоть чуть-чуть приобщусь к цивилизации и жизни своих друзей.
– Твою маму я проводил, машину поставил к себе в автосалон, – отчитывался Влас, – так что можешь не беспокоиться – все в порядке. Только вот бабушка сказала, что Верунчик, ой, прости, Вера Петровна немного не в себе.
– Что такое? – испугалась я.
– Она ночью в гробу в каком-то спит, а днем занята только тем, что завещание переписывает. Сначала все отписала сыну, но потом они переругались, и она все переписала на Полину Петровну, а после телефонного разговора обиделась на нее за то, что та ее сумасшедшей обозвала, и переписала все на тебя. На тебя вскоре тоже за что-то рассердилась и теперь хочет разделить все поровну между вами или вовсе никому ничего не оставлять.
– А что там делить-то? – удивилась я.
– Как что? – Огурцова чуть было шашлыком не подавилась от негодования. – А квартира?
– Квартиру она лет восемь назад безвозвратно подарила сыну. Золота, бриллиантов у нее отродясь не было. Если только обрезанные тряпки... – предположила я.
– А чего ж ты к ней ездишь, если квартира не на тебя? – Огурцова все-таки подавилась и надолго закашлялась.
– Так она мне бабушка родная! При чем тут квартира? – растерялась я.
– Я б ни за что не ездила! Кхе-кха! – Анжелка никак не могла прокашляться.
– А как же твои христианские принципы? – спросила Пулька. – Подай руку ближнему своему или что-то в этом роде?
– А если она квартиру не отдает, то какая же она мне ближняя? – удивилась Огурцова, выплюнув кусок шашлыка. – Нечего бисер перед свиньями метать!
Чтобы сменить тему, я спросила, почему не приехал Михаил.
– Вот это уж свинья настоящая! Да еще какая! – Анжела обреченно махнула рукой. – Нет, вы представляете, он со мной разводиться собрался за то, что я его сына развиваю, везде с ним мотаюсь, таланты выискиваю! На балалайке тут начала его учить играть! Вообще ужас! А отец на старости лет с матерью разводиться вздумал!
– Да ты что?! – поразилась Пулька, а меня от этих слов в жар бросило. «Это я во всем виновата», – крутилось у меня в голове, и я вспомнила тот день, когда Иван Петрович пришел ко мне с вафельным тортом под мышкой просить совета, как к «инженеру человеческих душ». Особенно отчетливо я припомнила, что именно я ему тогда посоветовала.
– Да! – подтвердила Анжела. – Причем он долдонит матери об этом вот уж полторы недели, а она будто его не слышит – продолжает кур парных резать и в окно выбрасывать. Правда, последние три дня одержима новой идеей – ей нужен человеческий глаз.
– Зачем? – ужаснулась Икки.
– Точно не знаю, наверное, этот ее Куртя, то есть аферист Задрыжкин, приказал.
– Где ж его достанешь? Глаз-то? – продолжала ужасаться Икки.
– Да, у живого человека просто так его не вытащить, – пробаритонил проктолог.
– Зачем у живого? – Анжелка смотрела на нас как на идиотов. – Она три ночи уж как с кладбища не вылезает. Ждет подходящего момента, чтобы разрыть свежую могилу и достать глаз.
– Это же вандализм! – допив вино, проговорил Влас.
– А что ей, докажешь, что ли!
– А мои-то! Мои-то! Гоголеведы! Ведь снова смотались из Москвы! – смеясь, проговорила Пулька. – Одно хорошо, что квартиру хоть на время освободили!
– Пулхэрия, а зачем тебе квартира-э, позволь узнать? Для свиданий? – подозрительно спросил Аркадий Серапионович.
– Нет. Дышать свободнее, – ответила она и рассказала последние новости о поисках ребра Гоголя.
Судя по Пулькиному рассказу, события разворачивались следующим образом.
Аполлинарий Модестович пробыл в Кишковерстске почти месяц. Он каждый день ходил в краеведческий музей и доказывал директору, что ребро во втором зале вовсе не реликвия города, вовсе не останки его основателя – какого-то совершенно неизвестного историкам польского пана, а не что иное, как ребро великого русского писателя – Николая Васильевича Гоголя, автора бессмертной поэмы «Мертвые души».
Директор поначалу не слушал истового гоголеведа, потом смотрел на него выпученными глазами, принимая за сумасшедшего, а к концу недели бегал от него из первого зала музея во второй – по кругу. Пытался запираться от ненормального гостя из Москвы и у себя в кабинете, и в подсобке, где хранятся сомнительные экспонаты, покрытые толстым слоем пыли, но тщетно – пару раз Аполлинарий Модестович чуть не выломал дверь. Директор грозился обратиться в милицию, к городским властям, даже к каким-то влиятельным (он подчеркнул – очень влиятельным) людям Кишковерстска. Пулькин отец даже почувствовал в этом «подчеркивании» неприятный запашок. Но ничто не могло остановить его.
Аполлинарий Модестович в свою очередь сначала официально объяснил, что ему надо, потом просил несговорчивого директора подобру-поздорову расстаться с ребром, затем перешел на слезно-умоляющий тон и пообещал дать расписку об изъятии реликвии, но все бесполезно. Тогда гоголевед перешел к крайним мерам – как было написано выше, он принялся гоняться за хранителем ценностей города Кишковерстска и дошел до того, что выследил, где тот живет. Пулькин отец не оставлял свою жертву ни на минуту – он словно тень везде и всегда следовал за ним. Даже отказался от гостиничного номера, чтобы не платить лишних денег, а ночью обосновался на коврике у порога дома директора краеведческого музея. Утром он встречал его измученной улыбкой, стоило тому только приоткрыть дверь своей квартиры, вечером – провожал весь истерзанный, но улыбающийся, пока у него перед носом не захлопывалась дверь. Так продолжалось около трех недель.
И Аполлинарий Модестович пошел на крайнюю меру, прибереженную на самый исключительный случай – он предложил директору взятку. Тот отказался. Однако Пулькиного отца это не расстроило – он подумал, что просто предложил слишком мало, и на следующий день сумма взятки возросла вдвое. Хранитель снова отказался, но гоголевед отказывался верить, что директор краеведческого музея настолько честный, что не берет взяток. «Мало», – снова решил он. На следующее утро Аполлинарий Модестович гордо зашел в кабинет, сел напротив жертвы, которая перелистывала толстый учетный журнал, и пульнул увесистый конверт – тот исчез между страницами.
– Выйдите вон! – прикрикнул директор, не думая возвращать взятку.
Гоголевед покинул кабинет, будто под гипнозом. Он с отрешенным взглядом бродил по двум маленьким зальчикам краеведческого музея, а в голове крутилась одна-единственная мысль: «Плакали мои денежки! Плакали мои денежки!» Тут вдруг дверь кабинета распахнулась, и хранитель ценностей города Кишковерстска тихо попросил Аполлинария Модестовича войти.
Пулькин отец не просчитался, он попал в самое яблочко, не веря в честность директора. Теперь гоголевед дал столько денег, от количества которых хранитель отказаться не смог.
– Я принимаю ваше предложение, – сказал он, будто делая огромное одолжение, однако при этом пугливо, с опаской глядел по сторонам – нет ли во всем этом какого-нибудь подвоха и не отведут ли его прямо сейчас под белы рученьки в надлежащие органы. – Но с одним условием – вы должны написать расписку, что изъяли останки основателя города... – он задумался, – ну, допустим, на месяц, и ровно через месяц обязуетесь их вернуть в целости и сохранности.
- Предыдущая
- 35/56
- Следующая
