Сожгите всех - Бессонов Алексей Игоревич - Страница 23
- Предыдущая
- 23/31
- Следующая
– Я надеюсь, ваши мальчики уже начали свои раскопки? – спросил Даль.
– Да, – юрист сел в кресло и протянул ему тонкую кожаную папку-терминал, – но на это потребуется немного времени. Я подготовил вызов шерифа, вам остается только заверить. Мастер Огоновский, наш истец не испугается столичных судов?
– Нет. Он слишком раздражен и уже ничего не боится. Тем более при такой поддержке… Маркелас ощутит себя низвергателем богов.
– Вы еще и поэтичны, – тихонько засмеялся Шэттак. – Ну что ж, при хорошей погоде наш низвергатель сможет наделать шороху. Мы посмотрим на него – может быть, даже поможем ему выступить на сессии. Все будет зависеть от него самого. Вальтер, не забудьте сегодня же связаться с Березаем из подкомиссии по «диким мирам». Я надеюсь, он не станет долго артачиться. Сейчас это не в его интересах. С шерифом, кажется, все ясно… остается шеф-попечитель. Как он вам, Андрей?
Огоновский сжал губы. Бэрден был единственным слабым местом в его построениях. Андрей нисколько не сомневался в его порядочности – он успел убедиться в ней во время событий той ужасной ночи, когда все они собрались в Змеином, готовясь отразить атаку налетчиков, – но он не знал, до каких пределов доходит личное мужество шефа-попечителя территории Гринвиллоу.
– Ему понадобится поддержка, – признался он. – Я не хочу называть его малодушным человеком, но он рискует по-настоящему.
На губах Шэттака заиграла понимающая усмешка.
– Нет-нет, доктор. Поверьте, мы не дадим в обиду одного из наших главных свидетелей. А как вы оцениваете свидетелей противоположной стороны?
– Подонки.
– Я имею в виду деловую, а не эмоциональную характеристику.
– Ну… Хатчинсон просто трус, но я уверен, что он будет стоять долго: до тех пор, пока не поймет, что все тузы находятся в нашем рукаве. Начальник штаба легиона Блинов произвел на меня впечатление человека достаточно разумного, но он явно переигрывает со своей жадностью. Он… мне показалось, что он действовал слишком поспешно. Слишком старательно, вы понимаете меня?
– Превосходно. Мне весьма по душе такие типажи. Если выяснится, что этот легион всю войну просидел на своем Оксдэме, свидетелей мы свалим на первом же слушании. А на втором мы превратим их в обвиняемых.
– Многое будет зависеть от судьи, – вмешался Трюфо.
– Что? Что вы имеете в виду, Марсель?
– «Элмер Хиллз» – компания не бедная. Сейчас они рвутся обогнать конкурентов и понимают: любая мелочь даст фору их противникам на рынке. Следовательно, они будут драться любыми способами. Мы оказываемся в не очень выгодном положении – они могут применять любое оружие, а мы должны быть кристально чисты.
– У вас традиционнно узкий взгляд на вещи, Марсель. Заручившись поддержкой судьи, они почти наверняка сделают традиционную в таких случаях глупость: станут все отрицать. Но отрицать показания сразу множества свидетелей – нелепо, и в конечном итоге это их и погубит. Они не смогут давить на нас, потому что давить им нечем. И судье не останется ничего другого, кроме как выступить на стороне истины – потому что иначе, мой дорогой Марсель, он будет выглядеть просто-напросто глупо, а для судьи это слишком большая роскошь. Итак, если у нас все в порядке, то шериф Маркелас будет на Авроре через сутки. Может, чуть позже… хорошо! Трюфо, подготовьте грамотного протоколиста, чтобы он записал его показания и обращение, а также все необходимые документы. Сенатора Даля я оставляю в ваше полное распоряжение, можете крутить его именем как хотите. Надеюсь, вы не станете грабить банк, нацепив на себя резиновую маску его физиономии… был рад поговорить с вами, дорогой доктор. Скоро встретимся…
Залпом допив остатки коктейля, сенатор Шэттак встал и стремительно зашагал к выходу из зала.
– Политики деньги не зарабатывают, они их тратят, – это сказал ему помощник сенатора Даля, тот самый молодой офицер с реконструированными руками и шрамом на лице. Разговор происходил в служебных апартаментах Даля на сороковом этаже сенатского билдинга, громадного, как звездолет, подавляющего своим помпезным величием здания на холме почти в самом центре Стоунвуда.
Парня звали Иннес, и в понимании таких, как он, столица была городом, созданным политиками для политиков. Здесь много и громко говорили о грядущих поколениях, при этом мало кто догадывался, что, рассуждая об этих самых грядущих поколениях, политические боссы имеют в виду поколения будущих сенаторов, из которых время от времени выкукливаются госсекретари, члены кабинетов и даже президенты. Отец Иннеса был медиа-магнатом средней руки; работа помощником сенатора являлась для него колледжем, диплом об окончании которого позволит найти себе теплое место в провинции или, может быть, даже и здесь, в Cтоунвуде – а со временем, возможно, войти в зал заседаний в качестве новоизбранного законодателя. Через эту школу проходили многие. Общественная политика, один из краеугольных камней тысячелетней человеческой демократии, исправно всасывала в себя сотни и тысячи молодых, честолюбивых и не слишком щепетильных юношей и девушек: тактиков, аналитиков – все они, конечно же, мечтали стать стратегами, маршалами этой могучей и непобедимой армии.
– Наверное, это довольно странное ощущение, – знать, что финансовые потоки, которые текут сквозь твои пальцы, принадлежат не тебе, а партии или фракции… или, прямо говоря, тем, кому партия и фракция служат, – отозвался Андрей. – Что-то сродни работе банкира, а?
– Вы циничны, доктор, – засмеялся Иннес.
– Это у меня профессиональное, ничего не поделаешь. Врач имеет нечто общее и с политиком и с юристом. Профессиональный цинизм – привычка никогда не называть вещи своими именами. – Андрей раскурил редкую сигару, которой угостил его Шэттак («мои орегонские плантации, Андрей – только для своих. Левым, поверьте, я сигары не раздариваю. – Это следует понимать, как политическое признание? – Ха-ха… вы все ловите на лету, доктор.»), и поразился ее глубокому, необычному аромату.
– Но рано или поздно больному все же приходится узнавать, что он обречен.
– Это единственное различие, Иннес. На самом деле мы такие же лицемеры, как и вы, политиканы. Доктора не любят говорить о смерти… а для политика смерть имеет два цвета, не так ли?
– Вы говорите о смерти телесной и смерти политической? Типун вам на язык.
– Вторая хуже, я угадал?
– Ох…
Иннес не договорил – дверь кабинета распахнулась, и Андрей увидел Даля, как всегда лениво-ироничного Шэттака с потухшей сигарой в зубах и незнакомого ему молодого человека в вызывающе ярком костюме.
– Познакомьтесь, Андрей, это мастер Белевский из «Герольда», – представил его Даль. – Он, в нектором смысле, наш сегодняшний рупор. Трубный глас, если хотите…
– Кажется, я читал что-то из ваших публикаций, – встал навстречу журналисту Огоновский. – Очень рад.
Белевский молча кивнул головой, ответил на рукопожатие и свалился в кресло.
– Опять метель, – гундосо заметил он. – Господи, когда уже наступит весна? У меня такое ощущение, что ее просто отменили…
– Ну, до весны, как всегда, далеко, – философски подмигнул Далю Шэттак. – Иннес, вы смотрели, когда прибывает рейсовый с Оксдэма?
– Без задержки, сенатор. У нас еще два с половиной часа.
– Мы не пойдем на послеполуденное заседание, – махнул рукой Шэттак. – У меня есть небольшое дельце, а Вальтеру следует встретить шерифа. Иннес, вы возьмете доктора и поедете в порт. Потом отвезете гостя в офис сенатора Даля. Трюфо уже готов и ждет вас.
… Маркелас, совершенно неузнаваемый в длинном кожаном пальто, плюхнулся на сиденье лимузина и протянул Андрею руку – без улыбки:
– Ты уже стал похож на столичного жителя.
– Что так грустно? – удивился Огоновский. – Устал в полете?
– Так, – Маркелас покачал головой и достал из кармана самодельную сигару, – у меня какие-то дурные предчуствия.
– Никаких дурных предчуствий быть не может. Тебя ждет государственный протоколист: сейчас он запишет твои показания, оформит исковое обращение, и еще до вечера оно окажется в суде. Если все пройдет гладко, послезавтра начнется первое слушание. Бэрден готов?
- Предыдущая
- 23/31
- Следующая
