Принц снов - Бенджамин Курт - Страница 10

• Предыдущая
• 10/115
• Следующая

Льешо никогда не задумывался о том, что опыт способен отягощать оружие, но он действительно ранил этим копьем волшебника. Так что теперь Марко волнуется. Ему непременно захочется защититься от легендарного копья, больше того – повернуть его против самого Льешо.

– Это нам пригодится, – пробормотал Льешо.

– Если ты прав, и за последними событиями действительно стоит Марко, – Адар показал на окно, за которым тянулся покрытый пеплом двор, – открыто нести с собой это оружие – значит бросить дерзкий вызов.

– И что же?

Льешо в упор посмотрел на брата.

Адар склонил голову, прикрыл глаза и тяжело, сокрушенно вздохнул. К раздражению Льешо, Карина положила руку на плечо старшего из братьев.

– Адар всего лишь беспокоится о твоей безопасности. Целитель с благодарной улыбкой открыл глаза.

– Разумеется. Как нам сохранить твою безопасность, Льешо, если ты сам делаешь себя мишенью?

– Мастер Марко знает, что я – владелец копья. А уже одно это превращает меня в мишень. Но если он считает, что я опасен, то это замедлит его движение и добавит действиям осторожности – что нам на руку.

– Послушайте своего короля, – прервал мастер Ден спор, не дав ему разгореться. – Если уж речь заходит о поединке, нам просто необходимо знать, кому именно будет принадлежать власть – мальчику или оружию. Лучше выяснить это сейчас, а не возле ворот в рай.

– Нам нужен живой король, а не жертва, – резко заметил Адар.

– Я не дам копью убить себя.

Льешо поднялся с пола, крепко сжимая в правой руке копье. Левую он поднес к груди; там в кожаном мешочке висели три черные жемчужины – подарки Богини, призрака и дракона. Хмиши и Льинг вежливо поклонились Адару, однако молча, без единого слова сомнения, вышли вслед за Льешо из комнаты. Эта сцена, казалось, пришлась весьма по душе лукавому богу. Наконец, поддавшись уговорам Карины, Адар сдался и тоже вышел из комнаты, впрочем, не удержавшись от последнего замечания:

– Мы еще пожалеем об этом.

Льешо и сам это знал; он просто не видел иных вариантов. Интересно, нельзя ли, признав свою неправоту, заслужить сочувствие Карины? Однако жалости он не хотел и не принял бы ее даже в качестве замены той трогательной заботы, которую девушка оказывала его брату. Так что оставалось лишь положить этот случай в копилку опыта – или отсутствия такового – да пошевеливаться, пока караван не ушел без него.

В ночной тьме пожиравший конюшни огонь казался всепоглощающим, и Льешо ожидал, что катастрофа оставит след повсюду, разорив не только гостиницу, но и торговую площадь. Однако если не считать тонкой серой пелены повсюду, просторная площадь жила своей обычной жизнью, словно ничего и не произошло. Агенты Хуана продирались сквозь толпу, заключая окончательные соглашения, а верблюды, раздраженные тем, что их прогнали с пастбищ и поставили возле гостиниц, складов и торговых палаток, кричали, ревели и плевались в погонщиков. Погонщики же, в свою очередь, проклинали и обзывали верблюдов на дюжине языков. Их голоса сливались с криками купцов, запахом пыльных верблюдов, пряностей и жареного мяса. Над всем этим смешением плыл звон колокольчиков на верблюжьих шеях и раздавалось лязганье медных горшков в поклажах.

Окруженный хорошо знакомым разнообразным шумом собирающихся на запад караванов Льешо погрузился в воспоминания – далекие и не слишком. Многообразие сиюминутных впечатлений слилось в единое целое с картинами огромной площади в Кунголе. Там караваны отдыхали перед решительным переходом по горным дорогам. Совершенно неожиданно образы гарнских налетчиков, громящих дворец и убивающих всех, кто попадется на пути, смешались в его воображении с картинами ночного огненного хаоса. Юноша невольно остановился. А вот Льинг и Хмиши шагали рядом с ним с сияющими глазами.

Эти бывшие рабы пришли в Шан с самой бедной из далеких ферм Фибии, полные решимости разгромить гарнских захватчиков. В их жизни не было ни единой страницы, хоть немного напоминающей рыночную площадь в центре Шана с ее запахами, шумом, возбуждением и толчеей крупнейшего в империи сборища караванов.

Удивление и восхищение Хмиши и Льинг оказалось очень заразным, так что вскоре Льешо уже разделял их возбуждение и, оставив позади прошлое, улыбался во весь рот.

Наверное, троица так и стояла бы посреди площади с открытыми ртами, однако внезапно прозвучал сердитый голос императора Шу, словно удар хлыста, прорезая шум. Услышав проклятия, молодые люди направились на их звук.

– Затяните вон ту веревку! Неужели не видите, что она висит? Мы не пройдем и двух ли, как весь груз окажется в грязи – а здесь шелка и краски на пятьсот таэлей!

Опытные погонщики, работая, с любопытством наблюдали за спектаклем, щедро рассыпая и усмешки, и грубые замечания. Император оттолкнул молодого неопытного слугу и ткнул верблюда в бок. Животному это явно не понравилось, однако живот ему все-таки пришлось немного втянуть. Шу, воспользовавшись моментом, тут же туго затянул седельные лямки, не преминув сквозь зубы проворчать:

– Чертов верблюд и тот умнее тебя.

Если бы не ночная беседа в комнате Шу, Льешо готов бы был поклясться, что острый на язык торговец из Гуинмера – истинный чужестранец, слегка похожий на императора Шана. Купец даже и говорил по-другому, совсем не как монарх: голос его звучал выше и резче, совсем как у жителей провинции Гуинмер. Зато имя совпадало.

– – Меня зовут Шу, как и императора, – представился он, крепко сжимая руку Адара, словно они встретились впервые.

У Льешо едва не остановилось сердце. Умом он понимал, что очень немногие из подданных знают своего императора в лицо, тем более что на торжественных церемониях оно, по обычаю, всегда было прикрыто традиционной маской. Однако воспитанный военными лишениями инстинкт – тот самый, который заставлял юношу бросаться на пол, едва слуга уронит поднос, – твердил, что шпионы мастера Марко скрываются буквально повсюду. В любую минуту каждый из погонщиков и зевак мог обернуться свирепым врагом. Впрочем, пока ситуация складывалась вполне благополучно: Сенто, личный слуга Шу и в то же время его верный телохранитель, шутливо закатил за спиной хозяина глаза, а погонщики и работники ответили сочувственной улыбкой.

– А я – Дракон Золотой Реки, – саркастически заметил один из проходящих мимо погонщиков.

Вся сцена походила на странный маскарад. Слуги участвовали в подобном представлении уже много раз и даже слегка устали от гордости своего тщеславного хозяина и от церемонии представления императорского имени. О хвастовстве купца из Гуинмера знали даже другие купцы, уже встречавшиеся с ним по пути.

– Так где же тот погонщик, которого ты мне рекомендовал, целитель? – требовательно обратился Шу к Адару. – Мне срочно необходим знающий работник, иначе мы так никогда и не выйдем отсюда!

Прежде чем Адар успел ответить, что рекомендовал погонщика вовсе не он, а мастер Ден, совсем рядом раздался голос:

– Я здесь, здесь, добрый купец Шу.

Назвавший себя Харлолом погонщик из Ташека подошел поближе, на ходу отряхивая с рук грязь.

– Зефир порезала колено, а потому мне пришлось перевязать рану; все будет хорошо.

Купец удивленно поднял брови.

– Да-да. Ведь верблюдице обязательно нужно имя, а это ей, кажется, очень понравилось. И оно ей подходит.

Ташеки-номады, то есть кочевники, росли вместе с верблюдами, рядом с ними спали, в переходах по пустыне кормили их из собственных рук. Тот, кто не понимал своего верблюда, просто не смог бы выжить. То, как молодой погонщик говорит о верблюде – словно животное все понимает, – а главное, понравившееся верблюду имя окончательно доказали Льешо, что в действительности номады куда более странные, чем в рассказах и сплетнях. Но Шу, судя по всему, удивил лишь выбор имени.

– Странно, мне эта верблюдица почему-то никогда не казалась особенно грациозной.

Погонщик понимающе улыбнулся:

– Может быть, она ждала лишь ласки и доброго отношения?

• Предыдущая
• 10/115
• Следующая