Высший пилотаж киллера - Басов Николай Владленович - Страница 48

• Предыдущая
• 48/70
• Следующая

Оружие я вычистил еще вчера, но как-то не очень тщательно, поэтому я сел и принялся его перечищать. Теперь, пусть и невыспавшийся, я чистил его так, что любой сержант был бы доволен. И это правильно, оружие должно быть совершенным или не быть вовсе…

А нужно мне, как ни странно, понимание того, в какую сторону начнет дрейфовать сознание этого Комарика, когда он захочет замести след. Но понять это можно было, только придумав, какой род преступлений он вздумал проворачивать. И на что именно стала выходить – не скажу, что вышла – Веточка. И конечно, было бы неплохо, если бы я понял, какой уровень покровительства он себе сумел обеспечить… Об этом в России поневоле думает каждый следователь.

Дело в том, что иногда бывает, находишь явного бандита, даже убийцу, а взять его не можешь. И не потому, что не работает Уголовный кодекс, как долго кормили байками обывателей журналисты. Нет, не в законе дело. А в том, что у преступника случался покровитель, который не давал ему за это преступление загреметь. Если уж очень прижимали, то следствию отдавали какого-нибудь «шестерку», который часто и не понимал даже, что происходит.

Разумеется, за это покровительство приходится платить, иногда вульгарно – деньгами, иногда сложнее – услугами какого-нибудь криминального толка… Но если покровительство мощное, они ничего не боятся. Валят на исполнителей и считают, что им должны верить.

Получить ответ на вопрос, кто прикрывает Комарика, я и не рассчитывал. Если ему практически сошло с рук убийство – значит, дело серьезное. И не потому, что убийство сложнее всего прикрыть, как раз нет, в России убийство – довольно дешевый вид преступления и очень просты варианты ухода от ответственности за него. Но меня с самого начала насторожило, что не было проведено даже необходимого расследования покушения на убийство Аркадии. Этот наезд даже не квалифицировался как покушение на убийство… Правда, в то время она еще не была миллионершей, так, одна из армии банковских служащих, не более.

Я сложил «пушки» аккуратной стопочкой на столе, пересчитал патроны, обновил магазины, оделся и пошел на кухню, пить чай. Он поспел так быстро, что мне и ждать не пришлось.

Но пить на кухне не хотелось. Вот ведь, привык к роскошной жизни, уже и кухня мне не казалась самым уютным местом в доме. Я налил кружку побольше и пошел наверх, в гостиную.

Каково же было мое удивление, когда тут я обнаружил… Нет, это я лукавлю, я почти ожидал увидеть тут Аркадию. Она сидела у почти погасшего камина, откинувшись в своем кресле, как марионетка с перерезанными веревочками. Лицо ее хранило сонную одутловатость и было бледным, каким-то даже помятым, чего я раньше у нее ни разу не видел.

Она мне обрадовалась. Я принес ей свежего чаю, который Воеводина – душа-женщина – оставила для меня засыпанным в сухой и чистый чайник под ватной бабой на столе у плиты, а потом сел рядышком и стал неторопливо рассказывать, что произошло вечером сначала в Малине, потом в Пушкине.

Она слушала внимательно, очень благодарно и спокойно, словно я читал роман, а не пересказывал судьбы живых людей, которые сейчас, в это самое время страдали, бились в камерах предвариловки, залечивали раны или покойно, бледно лежали в морге, ожидая последнего путешествия – в могилу.

Аркадия оставалась слишком спокойна. Я даже немного разозлился на нее за это и стал слегка драматизировать происшедшее, чтобы она хоть что-то почувствовала, но это ничего не изменило. Наконец я понял – это было не спокойствие, а тот довольно редкий случай, когда твердый человек приходит к окончательному решению.

Правда, ее решение осталось непонятным. Потому что едва я кончил, она суховато поблагодарила меня, развернула кресло и укатила в свою спальню. Мне осталось только унести ее и свою пустые кружки.

Я решил подняться к себе, надеясь все-таки хоть немного поспать. На последней ступеньке я замер, пораженный внезапно пришедшей мне в голову идеей, но потом решил, что она очень уж бредовая.

А заключалась она в том, что следовало бы проследить все действия Аркадии, по полной программе – «наружка», подслушка, финансовое состояние, контакты, здоровье и, конечно, мнения людей, которые с ней сталкивались.

Только, я решил, это будет затруднительно, потому что ее прикрывает Шеф. А это хоть и не очень серьезное прикрытие по российским меркам, но для меня вполне достаточное.

Уснул я по-настоящему, когда за окошком уже стало светать. И шум появился вполне рабочий. Если бы Аркадия купила дом чуть ближе к Садовому кольцу, уснуть уже, наверное, было бы невозможно. Но, в общем, поспать мне и не удалось. Потому что меня почти тут же разбудил Воеводин.

Он стоял надо мной, как грозный, угрюмый призрак, и что-то талдычил. Почему-то я сначала подумал, что до револьвера теперь не дотянусь, и лишь потом стал разбирать слова:

– …тебя требует. Говорит, ты вызвал. А я понять не могу, что им нужно?

Я уже продрал слегка глаза и сел в кровати.

– Кто?

– Ну, они говорят, что они телефонисты. Приехали по твоему вызову. Я же говорю, требуют тебя.

Я понял. Это были ребята, которых направил к нам Шеф. Но кто же думал, что они появятся в такую рань? Могли бы опоздать хотя бы часов до двенадцати, я бы тогда, может, и выспался.

Слез с кровати, неофициальный обыск дело серьезное, будет лучше, если я похожу с ними по дому, чтобы они не вздумали сачковать и чтобы они не нарушили здешний устав больше необходимого.

Мы спустились к ним минут через десять. И успели как раз к трели, которую принялся рассыпать своим клаксоном Березанский. Он, как ни удивительно для адвоката, считал, что запрещение сигналить в Москве не для него.

Впрочем, сейчас многие так считали. Особенно хороши были те, кто ставил на своих тачках едва ли не корабельные колокола громкого боя как противоугонное средство. С одной стороны, это было понятно, нормально и особых возражений не вызывало. Но с другой – сигнал, бьющий в и без того перенапряженные нервы по полчаса, до полного озверения всех окружающих, независимо от времени суток, возраста и состояния здоровья, – средство довольно подлое. Особенно если не отработано и машина начинает возмущаться каждые пятнадцать минут и реагировать на любого бродячего кота, не говоря уж о человеке.

Итак, Березанскому ворота открыли, но тем, кто попытался проникнуть внутрь следом, преградил дорогу уже я. Впрочем, ненадолго. Старший команды едва заметным жестом сунул мне в руки записку. Я сделал вид, что плотнее запахиваю куртку, и прочитал записку от Шефа.

«Диспетчер наших же контрольных записей оказался дураком, думал, что работает на гэрэушников. Хитрый микрофон в розетке, благодарю за службу, разрабатываем. И как ты услышал?»

М-да, думал, что работает на военную разведку – это он, конечно, для отмазки придумал. Но, в общем, могло и сработать, соперничество спецслужб – дело обычное, так что даже до суда вряд ли дойдет. Просто выгонят, или не просто, но без большого треска. Ведь то, что из-за этого остолопа у меня могла голова слететь – моя проблема, и ничья больше.

Что касается полускрытого обещания провести расследование, я был уверен, оно ничего не даст: уйти от чрезмерно любопытного исполнителя по поводу закупок чьих-то разговоров – плевое дело. Да и сам прослушивальщик был заинтересован в том, чтобы поменьше знать, это всем известно. Теперь его хоть на полиграф сажай, хоть на раскаленную печь – ничего он не выложит.

Ребят-телефонистов было трое. Вернее, двое ребят и одна девушка. Она оказалась очень маленькой и, кажется, самой старательной из всех. Она нашла первого «клопа». После этого и двое других, как мне показалось, стали работать внимательнее, потому что поняли – тут что-то есть.

Они ходили по дому с самым задумчивым видом, таская иногда довольно сложные приборы, опутанные проводами, иногда вполголоса переговаривались, иногда поругивали что-то, чего я даже уразуметь не мог – то ли мировой эфир, то ли квантово-волновую теорию.

• Предыдущая
• 48/70
• Следующая