Высший пилотаж киллера - Басов Николай Владленович - Страница 38

• Предыдущая
• 38/70
• Следующая

А потом он вернется домой, разыгрывая безутешное горе, одновременно прикрывшись кипой оформленных местной милицией документов, которые даже суд будет считать валидными на все случаи жизни.

Это гораздо проще и легче, чем убивать дома, где что-то может пойти наперекосяк или найдется кто-то, кто свяжет нежелаемые концы, например, смерть Запашной и двухлетней давности смерть Веточки…

Я вздохнул. Секретарша стянула у меня с ладони факс и убежала к начальству. А я подумал, что дело гораздо сложнее, чем я надеялся еще пару минут назад. И что лучше всего будет выбросить из головы все свои скороспелые идейки, а отправиться домой, вооружиться, смотаться в Малино и посмотреть, что из всего этого произойдет. Может, что-то достойное?

Но, спускаясь в лифте, рассматривая в мутном зеркале свое лицо, я решил, даже если все разрешится с Запашной там, где она погибла, и все разъяснится с Веточкой на сегодняшней операции, я буду продолжать это дело, чтобы узнать правду. И накажу виновного, хотя бы он был замаскирован так, что добираться до него потребуется неделю, месяц, много месяцев…

«Да, – подумал я, – очень хорошо, что не мне сегодня брать этих сатанистов, а холодным, рассудительным ментам, иначе в морг увезли бы слишком много трупов». Я знал свое настроение и знал, к чему оно приводит. Будет много трупов – а может, в морг увезут и меня. Потому что я переоценю себя или вообще пойду на невозможное дело, как тогда, когда вышел на швеллер, протянутый на двадцатиметровой высоте…

Подойдя к машине, я снял с ветки дерева немного снега и умылся им. Потом сунул остаток в рот и раскусил его хрустящую влагу зубами. Я залез в машину, защелкнул замок и позвонил Шефу. Он отозвался сразу.

– Слушай, – сразу начал он, едва я представился, – если у тебя нет дела поважнее, перезвони…

Я прервал его и коротко изложил новые сведения. Он вздохнул.

– Да, похоже, дело намного сложнее, чем мне показалось сегодня утром.

– Точно.

Он подумал еще немного.

– Но ты звонишь не для того, чтобы порадовать меня тем, что мы скорее всего не там роем?

– Я прошу тебя… – я сделал паузу. – Только не надейся, что я сошел с ума. Я думаю – это даже важнее, чем ваша операция с сатанистами.

– Ну ладно, излагай скорее.

– Нужно прикрыть Сэма. Это нужно сделать как можно скорее. Иначе они вполне способны добраться и до него, а потом выдадут за отравление некондиционным алкоголем или бутулизмом в банке с грибами.

– Ты уверен, что это важнее, чем?..

– Да, – сказал я так, что этим коротким словцом, кажется, можно было резать алмазы.

Шеф снова вздохнул.

– Тогда так. Считай, что «наружка» за Сэмом поставлена.

– Он не выходит из дома уже неделю, гриппует.

Все-таки Шеф был профи, с таким неутомительно было работать. Ничего не нужно было объяснять.

– Понял. Отыщем возможность познакомить пост с фигурантом и особо сориентирую на наблюдения за комнатами.

– У него окна на разные стороны дома, пусть смотрят хотя бы за кухней, – попросил я. – Если что-то и случится, то именно там.

– Сам знаю, – буркнул Шеф. – Там всегда все и происходит. Что-нибудь еще?

– Нет.

– Тогда – до связи.

Я не поленился, объехал все Малино, хотя ездить, собственно, оказалось почти негде. Подозрительных объектов было три – старое, обветшалое совсем железнодорожное депо близкой уже станции Крюково или Зеленограда, одна совершенно обвалившаяся стройка и какие-то склады близкого колхоза. В колхозных стенах вряд ли могло произойти что-то серьезное, потому что проемы дверей, окон и даже несколько прорех в стенах не обещали конфиденциальности сборищу. Свет – а я был уверен, что свет им понадобится, – выдал бы их любопытным. А на улице даже нынешней деревушки всегда толокся кто-то, кто не поленится сходить и взглянуть на происходящее.

Поэтому оставалась стройка. К тому же ее и менты выделили как место операции. Они стали собираться, как я и предполагал, понемногу накапливаясь, за два часа до темноты, только у них не всегда хватало ума соблюдать радиомолчание, но по сравнению с другими операциями, в которых я участвовал, все было проведено довольно толково.

Потом мы стали ждать. Я думал о Клаве и представлял, как она падала по зимнему склону, засыпанному твердым, как наждачная бумага, крупным искрящимся снегом, ее крики и стоны на самых сильных толчках и ударах, ее хриплое, тяжелое дыхание, пока она, еще не умерев, лежала на этом снегу, едва различая что-то затуманенным жуткой болью в переломанном теле зрением… И все-таки различая его настолько, чтобы в конце концов увидеть смутную фигуру, закрывающую горное солнце, – человека, который все и подстроил.

Поняла ли она, что послужило причиной нападения, от чего хотели избавиться, подстроив этот несчастный случай?

Это не мог быть несчастный случай, иначе я вообще уже ничего не понимаю в этих делах.

А раз так, то провернул его скорее всего Барчук. Пусть даже добиваясь своего алиби, он и нанял кого-нибудь, кто выступил сбоку, закрыв своей тенью солнце…

Я не знал, как можно погубить горнолыжника, что именно нужно сделать, чтобы он разбился. Да и не собирался искать. Это не входило в мои возможности – лететь туда, разбираться с экспертами по практически решенному для них делу, преодолевать сопротивление милицейских чинов, уже списавших все на несчастный случай…

Я разберусь со всем тут. Разберусь, главное, с теми, кто это задумал, а тот, кто осуществил, всплывет сам, когда главные окажутся в кабинете следователя. В этом торге мелкая сошка будет всего лишь эпизодом, и уж ее-то каждый из начальников сдаст с торопливостью, от которой даже следователю будет противно.

Вдруг у стройки что-то началось. Я достал свой бинокль ночного видения, осторожно просмотрел здание и подходы к нему. Но там всего лишь одинокий работяга пытался проехать на огромном, темном, как ночной лес, «КрАЗе». Он немного побуксовал перед въездом во внутренний двор, но довольно быстро выбрался из грязевой, выбитой машинами за день ямы и гордо удалился в сторону Ленинградского шоссе.

Правильно, для верности заглянули во двор и ушли. Я был уверен, что в кузове машины у борта лежал ящик или бесформенный мешок, скрывающий наблюдателя с ночной оптикой. И пока шофер-бедолага, вероятно, профи высшего класса, разыгрывал спектакль, этот кто-то в мешке все увидел и изучил. Скорее всего ничего сомнительного не заметил, иначе он подал бы какой-нибудь сигнал.

Я взглянул на часы, было почти половина двенадцатого. Так, если они где-то и собрались, то только не тут. Потому что вокруг было очень тихо и спокойно. Ни машин тебе, ни звуков. А ведь должны уже собираться. В тех отчетах говорилось, что приверженность неким магическим, по их пониманию, элементам у сатанистов просто-таки потрясающая. Одним из таких элементов, едва ли не самым почитаемым, называлась полночь.

Вдруг за холмиком, закрытым от стройки парой домишек, показалась машина. Она шла без фар, я бы ее не увидел, если бы не находился в очень удобной для обзора точке со своим прибором. Я даже фигуры снайперов различал на фоне стен соседних зданий.

Так вот, из машины, подошедшей к домикам, вышел вдруг… Кто бы мог подумать, сам Основной – Отто Германович Шлехгилбер. Фигура по-своему уникальная. И очень для меня любопытная.

Когда-то он спас меня, завербовав в нашу Контору, потом пару раз выручал, когда на меня вешали статьи за разные мелкие и крупные прегрешения – совершенные, конечно, по долгу службы. Потом вообще переключил на Шефа, а мой ушастый начальничек рассматривался прямым преемником Шлехгилбера, так что большего доверия от него ждать мне не приходилось.

Он был высок, сутул, совершенно лыс и очень любил длинные, почти как шинель Дзержинского, пальто. Сейчас он тоже был в таком пальто. И к тому же опирался на палку. Должно быть, нога разболелась. Он получил эту рану в ногу уже в довольно зрелом возрасте, в Афгане, а такие вот зрелые раны плохо заживали.

• Предыдущая
• 38/70
• Следующая