Проблема выживания - Басов Николай Владленович - Страница 17
- Предыдущая
- 17/48
- Следующая
– Как там у вас, все живы?
– Да ты что, мам, – с преувеличенным энтузиазмом ответил Ростик, – богомолы же стрелять не умеют. Просто пытаются проволоку срезать или рельсы отвинтить…
– Не скажи, – сказала вдруг мама. – К нам стали поступать раненные от выстрелов из каких-то самострелов, что ли… В общем, это стрелы с насаженными вместо острия колючками какого-то растения. Они потрясающе острые, твердые и дают очень плохой, глубокий разрез.
– Нет, мам, у нас такого не было, у нас все спокойно.
Она печально улыбнулась.
– То-то мы каждый вечер стрельбу слышим.
Она стала собираться в душ, нашла в шкафу свежее полотенце, длинный халат.
– Ну, ведь это мы же стреляем. А они – просто насекомые. Ладно, у нас там – пустяки. У вас-то что? Что в городе слышно?
– Из годных к строевой остались только девушки, – сказала мама. – И еще идут упорные разговоры, что будут рыть рвы, как во время войны.
– Рвы? – тупо спросил Ростик. – Зачем рвы? У них же нет танков, а ров они просто перелезут.
– Сам знаешь, какие у нас начальники, – и мама ушла купаться.
Ростик переоделся в штатское и вышел, чтобы посидеть на лавочке и посмотреть на Октябрьскую. На лавочке уже сидел Ким. В штатском. Он был вымыт, даже блестел, наверное, как и Ростик. И весь светился добродушием. Словно когда-то в детстве, он спросил:
– Что делать будем?
У Ростика уже давно, еще с того момента, когда им сообщили об увольнительной, засела одна мысль. Теперь он ее озвучил:
– Знаешь, мне хочется сходить в обсерваторию.
– Зачем? – удивился Ким.
– Мы ведь так ничего и не знаем – где оказались и почему? Может, они что-нибудь новенькое выяснили?
Ким посидел, подумал, посмотрел на облака над головой, которые уже скоро должны были погаснуть, и кивнул.
– Пошли. Может, на велах?
Подкачав свои несравненные «Украины», друзья поехали знакомой дорогой. У ограды обсерватории их вдруг остановили. Это был обыкновенный пост, вот только стояли на нем девчонки. Все в форме, бледненькие, чумазенькие, с карабинами. Командовала у них довольно пожилая девица, прямо тетка тридцатилетняя, с косой во всю спину, торчащей из-под пилотки, как змея. Она спросила документы.
– Девушка, – растерянно ответил Ким, – у меня не то что документов нет, но даже и фамилия нерусская.
Шутка оказалась неудачной, девица разозлилась, решив, что над ней смеются.
– Всякие сосунки… – начала было она, но вмешался Ростик.
– У нас увольнительная, мы с позиций и правил новых не знаем. О том, что у вас ввели документы, нам просто не сообщили.
– Увольнительная? – переспросила тетка с косой. – Так вы с передовой? А где ваше оружие?
Эх, будь они знакомы, все стало бы проще. Но так получилось, что ни одну из постовых ребята не знали, а выяснять общих знакомых показалось слишком долго. Поэтому Ростик просто ответил:
– Дома осталось. Зачем оно в городе?
– Подозрительно это, – сказала командир. – Да и молоды вы очень…
Ким, который действительно выглядел чрезвычайно по-мальчишески, еще и из-за своего небольшого росточка, вздумал обидеться.
– На передовую посылать – не молоды, да? А как к друзьям пройти…
Ростик толкнул его в бок кулаком, но девица уже все поняла.
– Вы в обсерваторию?
– К Перегуде, – добавил Ростик, надеясь, что постовая не станет спрашивать имя-отчество директора, которое он, конечно же, забыл.
– Сейчас спрошу, – веско сказала девица. Она вернулась на пост, выложенный мешками с песком, покрутила ручку полевого телефона, отвернулась от ребят и стала что-то докладывать в трубку. Потом прокричала: – Как ваши фамилии?
Ким назвался за обоих. Ребята уже примирились, что придется поворачивать, как вдруг девица махнула рукой своим подчиненным и звонко крикнула:
– Пропустить.
Ростик с Кимом удивились, но проехали. Оставив велосипеды, как и месяца полтора назад, в тот день, когда только-только свершился Перенос, они прошли знакомой дорогой по пустынным коридорам к директору. Как и тогда, Перегуда был в синем халате и у него уже сидели гости.
На этот раз они увидели довольно молодого парня, которого, как оказалось, Ким отдаленно знал. На всякий случай он все-таки представился.
– Грузинов, можно просто Поликарп.
– Поликарп у нас инженер с вагоноремонтного. Но сейчас, пожалуй, решает совсем невагоноремонтные задачи, – по-хозяйски заговорил Перегуда. – А это, позвольте представить вам, профессор Рымолов, Андрей Арсеньевич.
И Перегуда указал на худого, рано поседевшего человека с узким носом, ясными серыми глазами и тонкими, словно у музыканта, пальцами.
– Ага, вас как-то поминал Дондик, – сказал Ким. – Говорил, вы отсидент за системологию науки не по Марксу.
Рымолов с Перегудой переглянулись. Потом вдруг Рымолов улыбнулся. И у Ростика потеплело на душе, такой мягкой и знакомой показалась ему эта улыбка. Так же улыбался отец.
– А я о вас тоже слышал. Во-первых, хорошо знаю вашего отца, – он повернулся к Ростику, – Гринева. А во-вторых, Дондик в своем отчете упомянул, что вы отказались не распространять информацию о поездке в город зеленокожих и червеобразных.
– Так вы его тоже знаете? – спросил Ким.
– Что значит тоже, он осуществляет за мной, так сказать, надзор. Я ведь существую, знаете ли, с поражением в правах… Ну, да это детали.
– Давайте выпьем чаю, – предложил Перегуда. – У меня есть немного еще с Земли, настоящего. И варенье найдется.
За чаем Перегуда и Рымолов принялись расспрашивать ребят о путешествии в город. И задавали вопросы до тех пор, пока, увлекшись, оба служивых не рассказали все, что видели, и даже кое-что из того, что думали по поводу увиденного. Оба ученых слушали внимательно. А Поликарп даже рот раскрыл от изумления. Закончив рассказ и посидев для приличия пару минут в тишине, Ростик в свою очередь спросил:
– А тут какие новости?
– Что вас интересует? – спросил Перегуда.
– Вы определили, где мы оказались? – подался вперед Ким. – И как это произошло? И что нам теперь делать?
– Ого, сколько вопросов? – рассмеялся Рымолов. Потом подумал, допил чай. – Понимаете, мы думаем, считаем, наблюдаем.
– Пока главным образом – наблюдаем, – вмешался Перегуда.
– Да, пожалуй, именно так. Но общей картины еще не представляем себе. И потому, вы уж нас извините, пока об этом ничего сказать не можем. Знаете, преждевременные заявления…
– Понятно, – кивнул Ким и даже чашку отставил со звоном. – Рука Дондика, подписка и все такое.
Ученые переглянулись.
– Это не совсем рука Дондика, – сказал Рымолов, который вообще в этой паре был главным. – Просто нам в самом деле нужно как следует пораскинуть мозгами… Вы ведь спрашиваете о выводах, а их пока нет. Или очень мало, настолько мало, что и говорить не о чем.
– Нам бы хоть что-нибудь, – сказал Ростик. – Гипотезы, идеи, соображения, факты. Мы ведь вам что-то принесли, почему бы вам не ответить любезностью на нашу, так сказать, вежливость.
– Обрати внимание, Боря, как этот молодой человек аргументирует. У него врожденный дар дипломата, – улыбнулся Рымолов. Потом он повернулся к Ростику. – И все-таки, любые разговоры на эту тему, любые ответы на вопросы, которые вы нам задаете, пока преждевременны. Правда, у нас есть надежда получить кое-что довольно быстро, но это зависит…
С этими словами довольно церемонный Рымолов указал ладонью на Поликарпа, о котором все, кажется, на время забыли. Вагоноремонтный инженер покраснел лбом, а потом быстро заговорил:
– Дело в том, что у меня есть распоряжение подготовить для полетов над Полдневьем пару самолетов…
– Что? – спросил Ким. – Как вы сказали?
– Что сказал? – переспросил Поликарп, у него была очень быстрая речь, и это мешало его понимать.
– Полет над чем?
– Полдневьем, – произнес Рымолов. – Вы не замечали? Солнце тут, или то, что заменяет теперь наше родное светило, все время находится над головой, словно мы все время живем в полдень. И никогда – в другое время суток. Вот и появилось это словцо – Полдневье, как сокращение от определения – Мир Вечного Полдня. – Он помолчал, потом уже тише добавил: – Это и есть наш новый мир.
- Предыдущая
- 17/48
- Следующая
