Выбери любимый жанр

Подлодка «Комсомолец» - Басов Николай Владленович - Страница 1


Изменить размер шрифта:

1

Николай Басов

Дело 000 14 / 1989. Подлодка «Комсомолец»

# 1. Москва. 26 апреля.

Дом отставников КГБ находился неподалеку от станции метро «Динамо». Кашин выруливал к нему довольно долго, потому что дважды заехал в какие-то дворы, из которых выбраться оказалось не просто. А потом еще искал стоянку, и нашел ее около развеселой компании студентов. Они о чем-то спорили, но выясняли, очевидно, не мировые проблемы и Съезд народных депутатов, а что-то более обыденное, например, последние карточки на продукты питания, введенные Горбачевым и его командой.

У лифта в доме оказалась серьезная и толстая, как положено, тетка, которая не сразу захотела Кашина впускать, пришлось показать ей красные корочки с тремя тисненными буквами, после чего она недовольно пробурчала:

– Опять глубокое бурение… Проходи.

Это название почему-то стало в последнее время часто всплывать, даже в газетах, и Кашин не знал, хорошо ли это. То, что к некогда пугающему всех ведомству относились с иронией, наверное, было хорошо. А то, что при этом кривили губы и после взгляда в лицо, брошенного всегда мельком, смотрели только в сторону, было плохо. Очень уж этот взгляд в сторону был далек от иронии.

Дверь квартиры, за которой жил Арсений Макарович Рыжов, полковник в отставке, первый и самый удачливый командир группы «Темных папок», собственно, человек, который все это и организовал, в начале 1920-го года, оказалась обита дешевым дермантином, почему-то напоминающим ту самую муаровую поверхность архивных папок, из-за которой и появилось само название. Звонок за дверью отозвался оглушительной трелью – такой звонок устанавливают старики, опасающиеся не услышать посетителя. Это был знак одиночества и, может быть, тоски.

Кашин и сам не знал, зачем приехал к старому полковнику. Почти наверняка он не только плохо слышит, но ничего не видит, долго ищет очки, неряшливо есть, роняя крошки в тарелку, и говорить способен только о своих болезнях. Все-таки Рыжову исполнилось 86 лет, в таком возрасте уже не до приличий.

Дверь открылась легко, за ней стоял высокий, показавшийся нерослому Кашину чуть не великаном человек, с плоским животом, прямой спиной и красивыми, крупными руками, которыми он словно бы поддерживал косяк двери. Одет он был в толстую кофту с кожанными заплатами на локтях. Он чуть щурил глаза, но не из-за астигматизма, а потому что свет на лестничной площадке был действительно неприятным – две люминесцентные трубки перегорели и их попытались заменить лампой накаливания, горевшей рядом с третьей, помигивающей трубкой.

– С кем имею честь?

– Моя фамилия Кашин… – начал было Кашин, но тут же умолк.

– Проходите, – предложил великан. – Мне звонили. Я знаю, кто вы.

– А вы – Рыжов.

Великан усмехнулся.

– Полагаю, вы должны знать, к кому пришли в гости. Проходите сразу на кухню, у меня там есть какое-то печенье, а чай мне один старый знакомый присылает из Англии. Такой чай вы ни у кого больше не попробуете.

Перед тем как ехать сюда, Кашин еще раз просмотрел досье этого человека. Жизнь помимо службы у него сложилась сложно. Он поздно женился, уже после войны, на казашке, племяннице какого-то своего друга детства, из Павлограда, как и сам Рыжов. Через несколько лет у них появилась двойня, мальчик и девочка. Парень быстро дослужился до командира батальона, но погиб, одним из первых наших офицеров такого ранга, в Афгане. А дочь два года спустя, с мужем и двумя детьми попала в автокатастрофу где-то в районе Гурзуфа. Жена Рыжова после этого не оправилась, долго болела, и года четыре как умерла. Но если старик и переживал ее смерть, то внешне это никак не проявлялось.

Они расположились за кухонным столом, бросая друг на друга быстрые, оценивающие взгляды. Как ни странно, Кашин чувствовал напряжение в присутствии старика, что было неприятно.

Чай и вправду оказался выше похвал, и способен был у такого завзятого чаевника, как Кашин, послужить опраданием этого не очень внятного визита. Зато кекс с изюмом выдался не очень, опробовав свой ломтик, Кашин решил, что с настоящим чаем никаких кексов можно и не грызть.

– Так, – прогудел Рыжов, когда первая его чашка опустела больше чем наполовину. – Думаю, вы меня решили навестить отнюдь не перед праздником. Выкладывайте, что вас интересует? Какие-нибудь старые дела?

Ему же звонили, подумал Кашин, должны были объяснить. Но вслух сказал:

– Если бы старые, еще ничего. А то ведь просто древние… Меня интересует расследование взрыва линкора «Императрица Мария» на рейде Севастополя, проведенного вашей группой, кажется, в полном составе, в 1925-м году, почти по горячим следам.

Рыжов посмотрел на Кашина так, словно у того нос испачкался в чернилах.

– «Императрица Мария»? Как сейчас говорят, каменный век… Или что там было перед каменным веком. – Он прищурился, посмотрел в свою чашку. – Вас не может интересовать такая древность, скорее, тут… Как я сразу не догадался!.. Гибель этой подлодки, К – 278?

– Все ее знают как «Комсомолец».

– Верно. Будет придерживаться открытого названия.

Кашин теперь был уверен, что этот старик нажил за свою жизнь что угодно, только не склероз, дальнозоркость и глухоту. Болезни с ним совсем не вязались. Зато он здорово напоминал крепкую, опытную, пожалуй даже хищную птицу, которая почему-то не собирается прямо сейчас вылетать на охоту.

– Меня интересуют материалы, которые остались вне папки с делом о «Марии».

– Ага, значит, они все-таки растормошили ее? – Рыжов подумал. – Только знаете что, я ведь одинокий, выживший из ума старик. – Кашин не успел запротестовать. – Поэтому, вам придется не просто меня расспрашивать… Но и предложить кое-что в обмен.

– Что именно? – Кашина такой разговор удивил, он даже о чае забыл на минуту.

– Как это не покажется вам странным – дополнительные материалы. Нет, не по «Иператрице», а по… Взрыву американского линкора «Мэн». Помните такую аварию?

– Не понимаю, какое отношение имеет взрыв американца на рейде Гаваны за двадцать лет, если не ошибаюсь, до взрыва «Императрицы»?

– Ну, если мы сговоримся, вы все поймете.

Они допили чай, налили еще по чашке. На этот раз Рыжов даже не стал доливать молоко, просто сполоснул чашку над раковиной, чтобы старыми чаинками не портить новую порцию. Повернувшись, он заметил одобрительный взгляд Рыжова.

– Распробовали? Когда-нибудь, если удасться, я вам предложу казахского чаю, с маслом, травами и может быть, даже заваренного не на газе, а раскаленными камешками. Вы знаете, что они калят камешки на костре и бросают в чашку. Вкус от этого меняется… даже если вода несвежая.

– Зачем вам залезать в еще большую древность, Арсений Макарович?

– Я еще в Севастополе в 25-м просил материалы по «Мэну», но вот… Где-то решили, что это трудно, а жаль… Ленивое у нас тогда было начальство. Кажется, из того, чем мы в то время располагали по взрыву «Мэна», у нас были неплохие сходимости со взрывом «Императрицы». Понимаете, «Мэн» был первым из кораблей, которые погиб таким странным образом, и по которому существовали очень серьезные, надежные материалы, а «Императрица» была следующим… По-крайней мере, из линкоров. Я еще тогда подумал, что это не просто техногенная авария. В общем, хотелось бы посмотреть на материалы.

«Сходимостями» старые чекисты называли общие особенности, позволяющие выявить сходную причину любого явления, или почерк преступного действия, если преступление имело место. Кашин и забыл об этом термине, но теперь вот вспомнил, хотя слышал его давно и никогда сам не использовал – слишком это был заметный маркер, на такие обращают внимание.

– Вы знаете, или угадываете, что мы получили материалы по «Мэну» от кубинских товарищей в 1970-м? – спросил Кашин, решив не очень церемонится, раз Рыжов так вот прямо заявляет свои условия.

– Таких угадываний не бывает. Конечно, знаю. Я вообще после Чернобыля плотно занимаюсь техногенными катастрофами… Так дадите?

1
Перейти на страницу:
Мир литературы