Жажда возмездия - Бенцони Жюльетта - Страница 48
- Предыдущая
- 48/76
- Следующая
– Потише, пожалуйста, – вскрикнул Филипп де Селонже, – ты чуть было не оторвал мне ухо!
– Смотри!.. И скажи мне, не брежу ли я?
Протянув руку, Матье де Парм указал на двух всадников, которые направлялись к палатке герцога. Загорелое лицо Филиппа внезапно сильно покраснело.
– Но это невозможно! Ведь это не может быть она? – прошептал он. – Даже если она и жива, что она может здесь делать?
– Не знаю. А ты думаешь, что возможно такое сходство? Я думал, что такая красота...
– Надо узнать!
Филипп бросился было вперед, но де Ла Марш уже спешился и вместе со своей пленницей вошел в палатку герцога, которую охраняли вооруженные солдаты. Перед Селонже, который хотел войти вслед за ними, молчаливо скрестились копья стражи.
– Мне необходимо войти! – возразил он. – Мне надо немедленно увидеть монсеньора герцога!
– Это невозможно. Мессир Оливье только что приказал никого не пропускать.
– Но скажите хотя бы, кто эта женщина со связанными руками, которая вошла вместе с ним?
– Мне это неизвестно.
В ярости Селонже сорвал с руки перчатку и бросил ее на землю. Де Парм, который успел подойти к другу, попытался его успокоить:
– Тише! Гнев тут не поможет. Надо подождать, пока она выйдет. Не может же она оставаться у герцога вечно...
– Ты прав! Будем ждать!
И они оба уселись на поваленное дерево, которых здесь было великое множество.
А в это время Фьора после недолгого ожидания в небольшом помещении, похожем на приемную, стены которой были затянуты алым бархатом, в сопровождении капитана прошла в роскошно убранную комнату, стены которой, покрытые золотой вышивкой, сверкали, как епископская митра. В центре высилось кресло, напоминавшее трон, с нависающим над ним балдахином, с изображением гербов Бургундии, – все это было освещено множеством горящих в канделябрах и в хрустальных лампах свечей. На троне сидел человек, которого Фьора без труда узнала по описанию своей кормилицы:
«У него красное лицо с сильным подбородком, с темными властными глазами. Волосы у него темные и густые...» Это был Карл Смелый.
На нем была длинная одежда из красного бархата с горностаевым воротником, подпоясанная золотым поясом, на котором висела цепь ордена Золотого Руна. На его шляпе из такого же бархата сверкало удивительное драгоценное украшение: эгретка из бриллиантов, которую поддерживал колчан, выполненный из жемчужин и рубинов, и пленница подумала, что он был похож на сказочного принца, о которых ей рассказывал отец, когда она была еще ребенком. Наверное, даже император не выглядел так величественно. Однако Фьора не испугалась, а чуть было не рассмеялась, когда подумала, что многие месяцы мечтала сразить этого человека, которого охраняла целая армия солдат и еще одна – слуг. И она, обыкновенная слабая девчонка, со своим старым другом, ученым греком Деметриосом, поклялись убить герцога Бургундского, даже не подумав о том, смогут ли они когда-нибудь подойти к нему близко... А сейчас она стоит перед ним, связанная пленница, и уж, конечно, ей не дожить до следующего утра, потому что ни это мрачное лицо, ни сверкающие гневом глаза не предвещали ничего хорошего. Но страха в ней не было.
– Значит, – произнес он строго, звучным, хорошо поставленным голосом, – ты та самая девчонка, ради которой мой лучший военачальник бросил пост перед осажденным городом и забыл свой долг? Откуда ты явилась, что не знаешь, как надо приветствовать принца?
– Женщины не кланяются, а я не могу приветствовать вас по достоинству со связанными руками. – И, показав свои связанные руки, Фьора добавила: – Этому я ищу объяснение с того момента, как меня арестовали. Насколько мне известно, я никого не убила и ничего не украла?
– Ты шпионка моего доброго кузена, короля Людовика Французского. А это в моих глазах намного хуже.
– В самом деле? Я, кажется, слышала, что между вами и королем в Солевре подписан девятилетний мир? Поэтому я полагала, что, пока молчат пушки, я могу путешествовать где мне вздумается.
– Здесь они пока не молчат. Итак, тебе захотелось посмотреть границы и именно тот город, в котором случайно находилась большая часть моей армии?
– Я захотела повидать единственного двоюродного брата, который у меня остался, монсеньор.
– Кузена? Кампобассо твой двоюродный брат?
– Я не понимаю, почему, – слегка улыбнулась Фьора, – такое родство может оскорбить могущественного герцога Бургундского? А поскольку мы говорим о вежливости, мне бы хотелось, чтобы вы прекратили говорить мне «ты». Я благородного происхождения, и король Людовик, которого мне приходилось встречать, относился ко мне с должным почтением. И мне никто не говорил, что Его Величество происходит из менее благородного дома, чем вы, монсеньор.
Услышав смелое заявление этой молодой женщины, которая смотрела на него с насмешливым вызовом, Карл не смог сдержать своего гнева. Его лицо стало таким же красным, как и его платье, и он приказал:
– Ла Марш! Заставьте эту женщину встать на колени и дайте ей понять, что ее жизнь висит на волоске! В ее интересах не возбуждать моего гнева!
– Клянусь всеми силами ада, ты врешь, несчастный! Но ты ее у меня не отнимешь... – В покоях герцога появились Селонже и Кампобассо.
– Прекратите! – повысил голос герцог, а на кондотьера уже накинулся Оливье де Ла Марш и вырвал у него шпагу. Герцог тем временем продолжал: – Соблюдайте порядок! За свое безрассудное поведение вы будете наказаны, граф Кампобассо! А сейчас уходите!
– Но, монсеньор...
– Не заставляйте меня повторять, иначе вы опозорите себя, когда вас выбросят отсюда!.. А теперь, Селонже, я слушаю вас! Только хорошо думайте, когда будете говорить, потому что я никогда и никому не позволял смеяться над собой, особенно тем, кто у меня в милости!
– Храни меня бог от того, чтобы потерять ее, мой принц! Я ваш вассал с детства и скорее умру, чем посмеюсь над своим господином, что в моих глазах является святотатством.
– Я верю тебе, Филипп. Тогда отвечай и не бойся: ты говоришь, что она – твоя жена?
– Я женился на ней во Флоренции, куда вы отправили меня к Медичи в феврале прошлого года. Ее отец, Франческо Бельтрами, был тогда одним из трех самых богатых и влиятельных людей города. Мы поженились...
– Чтобы предложить военной казне вашего высочества сто тысяч золотых флоринов, которые в качестве моего приданого выплатил Фуггер аугсбургский! – вмешалась Фьора, которой удалось побороть волнение, вызванное появлением Филиппа.
Он очень изменился из-за военной формы, которая ему очень шла, более коротких волос и обострившихся от усталости черт лица. Щеку его пересекал свежий шрам. Филипп изменился, но ее сердце рванулось ему навстречу, и доселе скрытая рана начала снова кровоточить, несмотря на радость от того, что он при всех назвал себя ее супругом. Радость, однако, быстро прошла. Отвергнутая и брошенная тогда и обманутая сейчас, потому что другая женщина носила его имя, Фьора вынуждена была призвать себе на помощь давнюю обиду.
– Конечно, – согласился Селонже, – я и не скрывал от вас назначение этих денег, но женился я на вас не поэтому, вспомните, Фьора!
– Не хотите ли вы сказать, что любите меня сейчас, хотя в свое время сочли возможным провести со мной только одну ночь? Вы бросили меня на другое же утро после свадьбы и не подумали вернуться, потому что любили другую женщину и, должно быть, женились на ней, когда услышали, что я умерла. А может быть, вы и женились на ней раньше?..
– Другая женщина? О чем вы, Фьора? Я, Филипп де Селонже, кавалер ордена Золотого Руна, я – двоеженец?
– Как еще вас называть, объясните мне, кто такая эта Беатрис, которая всем правит в вашем замке Селонже? Там мне сказали, что она – хозяйка...
– Беатрис? – воскликнул Филипп. – Она еще там?
– А почему бы ей там и не быть, если она у себя дома?
Селонже рассмеялся от всего сердца, а в его карих глазах появился веселый огонек.
– Я думал, что она уже давно вернулась к своим родителям. Знайте, что она – моя невестка и ничего больше.
- Предыдущая
- 48/76
- Следующая
