Выбери любимый жанр

Тайна лебедя (Анна Павлова) - Арсеньева Елена - Страница 3


Изменить размер шрифта:

3

Ставили «Спящую красавицу» Чайковского в постановке Петипа, который полновластно царил в то время на русской балетной сцене. Таких тонкостей, конечно, Анечка не знала и знать не могла. Вообще ей казалось, что чудо балета свершалось на ее глазах. Она даже вряд ли понимала, что перед нею актеры, а не настоящие феи, принцы, принцессы, короли… ну вот разве что крысы из свиты злой феи Карабос были не настоящие, это понятно. Условный, причудливый, раздражающе-притягательный, многими непостижимый и отторгаемый язык балета с первой секунды стал для нее словно бы родным наречием, которое давно и прочно забылось оттого, что в обыденной жизни приходилось говорить на другом языке, но, «услышав» это наречие вновь, она его моментально вспомнила и хотела теперь только одного: вернуться в мир, откуда была родом.

– Я вырасту и буду танцевать, как принцесса Аврора, – сказала она так уверенно, словно Кандид, добрая фея из «Спящей красавицы», только что коснулась ее своей волшебной палочкой, навеки определив судьбу.

Потом она станцует и фею Кандид, и Аврору, и многие другие партии, заронив смятение в души других девочек. Ох, сколько из них возмечтало тоже сделаться балеринами, увидев полет Павловой над сценой, увидев ее знаменитый арабеск на кончиках пальцев в тот миг, когда уже затихла музыка и остановилось движение, но еще ощущается отзвук и затаенный трепет…

Но возмечтать – это одно. Сделаться балериной – совсем другое.

Еще при императрице Анне Иоанновне и с ее милостивого дозволения заезжий французский танцор Ланде открыл в верхних покоях Зимнего дворца школу танцевания. Уже спустя несколько лет русские таланты принялись изумлять иноземных учителей. Поначалу там обучались танцевать крепостные наяды и сатиры, от сохи да из-под коровы взятые, но перенимавшие от французов и итальянцев антраша, фуэте и батманы с отчаянной решимостью, охотою и удалью. Спустя несколько десятилетий в Императорской балетной школе и на балетном отделении Петербургского театрального училища появлялись талантливые дети уже из самых разных сословий. Отпрысков служителей императорских театров принимали с особенной благосклонностью: так, например, капельдинер Мариинского театра Ваганов устроил в школу свою девятилетнюю дочку Грунечку. Правда, приемная комиссия во главе с самим Петипа критически взглянула на ее плотную, избыточно крепенькую фигуру, на ровные от щиколотки до икры ноги, на негибкие руки. Зато ноги обладали сильными мышцами – а балерине мышцы нужны стальные! – и у Грунечки было отменное здоровье, сразу видно. Поэтому ее сразу приняли, хоть сложение и не отвечало балетным канонам. Зато восьмилетнюю худышку Анюту Павлову, черненькую смугляночку, маленькую, изящную, словно мушка, необычайно гибкую и грациозную, отправили домой, наказав маменьке:

– Пусть подрастет да ест побольше. Ее же ветром сдует, пушинку этакую. Надобно набраться сил, у нас муштра небось похлеще, чем в кадетском корпусе. Так что через два года приходите.

И началось каждодневное, мучительное ожидание счастливого будущего. О казенной муштре Анечка грезила так, как другие девочки ее лет грезят о куклах, сладостях или новых шелковых туфельках. И танцевала, танцевала… везде и всюду, дома и на улице, напевая себе сама, пытаясь повторить запомнившиеся па из «Спящей красавицы» или просто задирая ноги как можно выше.

Любовь Федоровна с некоторым даже испугом поглядывала на свою худенькую дочку. Откуда в ней эта фанатичная исступленность? Наверное, от отца (либо от Лазаря, либо от Матвея-Шабегая). Право слово, лучше бы она переняла от них красоту, ведь что Поляков, что Шамаш были исключительно красивыми мужчинами, да и сама Любовь Федоровна еще очень даже недурна. Анечка же… Ладно, авось и сделается гадкий утенок лебедем. Сейчас главное – чтобы приняли в балетную школу!

Но вот как-то раз Любовь Федоровна заговорила о будущем дочери с подругой. И та хмыкнула:

– Худая, значит? Через два года приходить? Как бы не так! Незаконнорожденную разве возьмут в Императорскую школу? Да на казенный кошт? Да ты, Любаня, в своем ли уме? Пожалели тебя да Анютку, вот и придумали причину. А придешь через два года, небось еще чего-нибудь измыслят, пока Анютка вовсе не израстется.

А ведь верно! Незаконнорожденной дорога везде закрыта! Любовь Федоровна побранила себя за недогадливость и… отправилась к Полякову на поклон. Ради дочери она готова была и не на такое унижение.

Как ни странно, унижаться не пришлось. Почему-то упоминание о балете растрогало банкира. Он, правда, не захотел увидеть дочь (похоже, так и не верил, что она его… наверное, и правильно делал, что не верил!), однако пустил в ход какой-то из тех гешефтов, на которые горазд всякий еврей, даже и выкрестившийся (поклонникам Иеговы место в те годы было только в черте оседлости, в столице имели право жить лишь те, кто принимал христианскую веру, что и делалось ими охотно, с размахом, превратившись в очередной гешефт). И вскоре Любовь Федоровна обзавелась вот каким документом:

«1. Вероисповедания: православного.

2. Время рождения или возраст: 40 лет.

3. Род занятий: прачка.

4. Состоит или состояла в браке: состоит.

5. Находится при ней: дочь Анна.

Предъявительница сего Тверской губернии Вышневолоцкого уезда Осеченской волости деревни Бор солдатская жена Любовь Федоровна Павлова уволена в разные города и селения Российской империи от нижеписанного числа.

Дан с приложением печати тысяча восемьсот девяносто восьмого года октября десятого дня.

Волостной старшина М. Жуков».

Сие «отпускное свидетельство» по законам Российской империи было необходимо для «солдатской женки». А таковой теперь значилась Любовь Федоровна Павлова, «став женой» запасного рядового Павлова. Где он там состоял в запасе и был ли таковой вообще на белом свете – одному господу ведомо. Зато Любовь Федоровна теперь вполне имела право жить в Петербурге и где угодно, по собственному произволению, а главное – Анюта была принята в балетную школу. И она всегда считала, что именно тогда началась ее жизнь.

Такое ощущение, что это монастырь. Рано-рано, едва забрезжит серое утро, раздается звон колокольчика. Его трясет заспанная, неодетая, непричесанная горничная, пробегая мимо дортуаров. Воспитанницы – их называли только так и с прибавлением фамилии (а на афишах писали вообще «в-ца», никаких имен, тем паче – уменьшительно-ласкательных) – бежали в раздевалку. Посередине громоздился круглый умывальник, окруженный круглым же стоком. Множество кранов, из которых течет вода. Холодная-прехолодная! Ее наливали в чан с вечера, за ночь она вроде бы должна была сделаться «комнатной», однако поскольку в комнатах не топили, разница между студеной невской водицей и вот этой, предназначенной для умывания лиц, рук, плеч, была невелика.

По стенкам раздевалки множество шкафов. В них трико, туфли, платья для занятий. Платья серые, полотняные, с квадратным вырезом и юбкой до середины икры. Оделись – пошли в столовую на молитву. Потом завтрак – чай с булкой. И – поскорей на урок.

В огромном зале – окна от пола до потолка, за окнами медленно расходится мрак ночи, сменяясь сумеречным светом петербургского дня. Вдоль стен – перекладина, знаменитая «палка». Занятия с незапамятных времен так и назывались – «у палки». Взявшись за нее левой рукой, воспитанницы начинали медленно приседать, развернув ноги врозь носками. Жэтэ, батманы, плие – у балерин свой язык, непостижимый другими. Неловкие поначалу, движения становились все более отточенными, потом сменялись цельными связками, вариациями, комбинациями, танцевальными фразами. Но это еще не танец, это подступы к нему. Учительница, бывшая балерина Екатерина Оттовна Вязем, не уставала повторять:

– Танцевать успеете после.

Академические, классические знания ставились превыше всего. Ну, разве что кроме вдохновения, кроме искры божией, которыми, как выяснилось, воспитанница Павлова-2 (была, видать, еще какая-то Павлова, имя которой кануло в Лету), обладала с избытком, даром что приходилось ей непрестанно прописывать рыбий жир, дабы удержать душу в ее чрезмерно худощавом и легком теле. «Способная, но слабенькая», – так отзывалась о ней Екатерина Оттовна Вязем. Зато… зато она не прыгала, а летела!

3
Перейти на страницу:
Мир литературы