Шпионка, которая любила принца (Дарья Ливен) - Арсеньева Елена - Страница 13

• Предыдущая
• 13/14
• Следующая

Александр подарил королеве Виктории кавказскую овчарку Казбека, которую Виктория очень любила и с которой не расставалась даже после замужества.

Бог весть, поверила ли она в легенду о чухонце. Но, так или иначе, Дарья Христофоровна добилась своего!

Ей бы торжествовать… Однако княгиней овладела глубокая тоска. Предательство, совершенное по отношению к обожаемому принцу, выжгло последние всплески юности в ее сердце. Она вполне излечилась от своего безумия и очень не любила о нем вспоминать: прежде всего из-за предательства, конечно.

Кроме того, она боялась, что обо всем этом узнает Гизо. Чем больше времени они проводили вместе, тем больше она ценила его и благодарила бога за то, что, в утешение от всех потерь, ей был послан такой друг. Он тоже дорожил каждым часом, проведенным в ее обществе, потому что его возлюбленная превосходила всех тех женщин, которых он встречал на своем жизненном пути.

Теперь Дарья Христофоровна постоянно жила в Париже: на это было дано формальное разрешение императора Николая, который надеялся, что еще сумеет воспользоваться уникальными талантами этой женщины в области тайной дипломатии.

Княгиня Ливен сняла бельэтаж старинного отеля, некогда принадлежавшего ее приятелю Талейрану, – между улицами Сен-Флорентен и Риволи. В этом отеле в 1815 году, во время осады Парижа союзными войсками, останавливался император Александр Павлович.

Здесь салон княгини Ливен достиг наивысшего процветания и получил известность в Европе, так как служил своего рода сборным пунктом не только для дипломатов, министров и посланников, но и замечательных ученых, писателей и всякого рода знаменитостей. Среди блестящего общества этого прославленного салона, среди дам, обращавших на себя внимание красотой, молодостью, изяществом туалетов и любезностью, наибольший интерес для всех (сохранилось множество отзывов современников об этом!) представляла сама княгиня. Она первенствовала над всеми, очаровывала и умом, и необыкновенной ясностью и силой мысли. Она обладала исключительным искусством возбудить и поддержать общий, оживленный разговор. Она еще больше похудела («Longitude of St. – Petersburg»!), но это странным образом только способствовало ее женской прелести. Глаза стали огромные, по-девичьи изумленные и сияли так, что мужчины цепенели, лишь спустя некоторое время вспоминая, сколько на самом деле лет этой grandе dame[23]. Дарья Христофоровна говорила несколько отрывистыми фразами, произносила каждое слово с уверенностью и непринужденностью истинной патрицианки, не любила шумных споров, громких возгласов и не допускала их в разговоре. Благодаря любящему Гизо, который в 1840—1848 годах занимал пост министра иностранных дел, она была au courant [24] всего, что происходило в европейском политическом мире. И, разумеется, мимо нее не прошло осложнение отношений Англии, Франции и России, которое привело в конце концов к такому ужасному событию, как Крымская война.

Посол России в Париже Николай Дмитриевич Киселев был завсегдатаем салона Дарьи Христофоровны. Здесь он черпал свои сведения о политических настроениях Франции, о тайнах тюильрийского двора и т. д. Но часто изображение всей этой парижской картины оказывалось у Киселева кривым. Ведь этот господин был очень своеобразным человеком! Понятие о дипломатическом шпионаже – то, что было une forte partie[25] княгини Ливен – он начисто отвергал и пребывал в убеждении, что начальству следует докладывать лишь то, что оно жаждет слышать. У императора же Николая почему-то сложилось убеждение, что никогда не будет и не может быть союза между Англией и французским императором Наполеоном III, племянником ненавистника Англии Наполеона I. Поэтому и Бруннов, русский посол в Англии, и Киселев в Париже закрывали глаза на факты, а твердили то, что царю приятно было узнать.

А между тем Наполеон III старательно искал любого предлога для войны с Россией. Это явствует хотя бы из того, какой скандал он пытался раздуть из пустого спора о словообращении между императорами («добрый друг» или «дорогой брат»). Он хватался за все поводы к ссоре, даже за самые ничтожные и искусственно создаваемые. Наполеон III вполне мог ждать, что единственный его поступок, который всегда вызовет одобрение со стороны его политических врагов слева во Франции, а заодно и в Англии, это война против Николая.

Дарья Христофоровна, которая была по-женски дружна с императрицей Евгенией и одновременно состояла в личной переписке с императрицей Александрой Федоровной, женой Николая, совершенно случайно узнала об избыточно оптимистическом тоне депеш Киселева и попыталась предостеречь русскую императрицу. Однако Николай не зря называл жену «своей маленькой птичкой». В золотой клетке царского дворца она не хотела знать ни о чем дурном и предпочитала пожимать плечами в ответ на осторожные и настойчивые намеки Дарьи Христофоровны на русофобские настроения французского двора. А между тем княгиня Ливен очень следила за всеми парижскими настроениями и уже со страхом предвидела близкую войну.

Попытки Дарьи Христофоровны обратиться к императору напрямую сначала наткнулись на его неприятие, а когда дошли до него, было уже поздно.

Войну Дарья Христофоровна провела в Брюсселе, с великим трудом получив затем от Наполеона III разрешение вернуться в Париж. Императора оскорбили ставшие ему известными настойчивые попытки княгини предостеречь Николая, предотвратить войну, и он мстил ей. Вмешалась в эту историю (с возвращением княгини Ливен в Париж) также и Виктория, которая к тому же старательно подзуживала Николая. Не станем забывать, что Англия тоже участвовала в Крымской войне против России. «Красивая, элегантная, очаровательная девушка, с глубокими синими глазами, приоткрытым ртом, белыми правильными зубами» осталась в прошлом и очень скоро забыла, сколь пылко она была влюблена в русского принца.

Не везло молодому Александру с женщинами! Одна, от великой любви, предала его, другая – не по той ли же причине? – развязала войну против его родины…

Только в 1856 году, после окончания Крымской войны, закончились мытарства Дарьи Христофоровны, и она смогла вернуться в Париж, поселившись вместе с Гизо (он не покидал ее в скитаниях) все в том же особняке на Сен-Флорентен. Она печально встретила весть о смерти императора Николая и со смешанным чувством – о воцарении своего «принца». Впрочем, и новый государь, и его матушка вполне сумели оценить отчаянные, хотя и тщетные, попытки княгини Ливен образумить прежнего русского императора и обратить его внимание в сторону надвигающейся опасности. Увы, Николай в последние годы жизни стал живым примером крылатого выражения: кого боги хотят погубить, того они лишают разума.

Как ни странно, именно запоздалая благодарность венценосных особ стала причиной смерти Дарьи Христофоровны. Летом 1856 года вдовствующая императрица Александра Федоровна отправилась в Виртемберг, пригласив туда же княгиню Ливен. Отказаться было невозможно, хотя Дарья Христофоровна была простужена и чувствовала себя неважно.

Во время поездки она простудилась еще сильнее и теперь никак не могла избавиться от изнурительного бронхита. Гизо поднял на ноги лучших врачей Парижа, потом Европы, однако их усилия приносили только временное облегчение. Впрочем, доктора все же помогли Дарье Христофоровне протянуть аж до зимы 1857 года.

И тут дела пошли совсем плохо.

Сначала Дарья Христофоровна тревожилась, засыпала врачей вопросами, но, когда убедилась, что у нее нет спасения, безропотно покорилась своей участи. 15 января утром она еще смогла собственноручно написать приглашение пастору лютеранской церкви, чтобы тот соборовал и причастил ее.

Когда пастор отошел от постели, Дарья Христофоровна вдруг начала что-то тихо, почти неразборчиво говорить. Гизо склонился к ее губам, пытаясь расслышать… и с изумлением обнаружил, что это были стихи:

• Предыдущая
• 13/14
• Следующая