Причуды богов - Арсеньева Елена - Страница 48

• Предыдущая
• 48/76
• Следующая

Можно было ожидать, что наутро Юлия пальцем не сможет пошевельнуть, однако такой ясности в голове мог бы позавидовать какой-нибудь мыслитель перед решением неразрешимой задачи, полководец накануне сражения. Юлия и чувствовала себя чем-то средним – а точнее, лазутчиком в стане врага, потому что, едва проснувшись, она знала, чего хочет и что необходимо сделать как можно скорее: уйти отсюда. Скрыться, исчезнуть!

Ей вовсе не улыбалась мысль провести еще бог знает сколько дней в таборе Тодора. Достаточно и тех трех, а то и четырех (она потеряла им счет!), которые слились в ее памяти в один шумный, пестрый, хохочущий, пахнущий тиной комок. Это до чего же надо дойти, чтобы не узнать родного отца, когда он оказался в подвале! Разве что она в это время спала, накрепко одурманенная зулой… А отец, значит, все-таки получил известие от Васеньки Пустобоярова, царство ему небесное! Верно, отправил все-таки нарочного в ставку, не ожидая утра… Да зря. Но ничего. Во всяком случае, отец знает, что Юлия жива, где-то скитается по Польше, и теперь всякий русский солдат, которого она встретит, будет ей проводником и защитником, ибо наверняка имеет приказ искать княжну Юлию Аргамакову и оказывать ей помощь.

По складу своей непоседливой натуры Юлия совершенно не способна была долго предаваться печальным переживаниям. Ей надо было всегда знать, что она будет – или хотя бы что нужно – делать в следующую минуту! И делать это! Самое главное было раздобыть сейчас одежду. Ни за какие блага мира она больше не наденет цыганские лохмотья, уж лучше убежит, закутавшись в шелковое покрывало, босиком по снегу. А впрочем, надобно посмотреть в шкафу. Вдруг здесь что-то есть…

Юлия спрыгнула с постели, завернулась в простыню и ринулась к шкафу, стараясь не смотреть на скромно задернутые шторками сиреневые ниши, однако взгляд случайно упал в окно – и ее словно по глазам ударило: вся округа была затянута нежным зеленоватым сиянием.

Что за чертовщина?! Фейерверк? Однажды Юлии приходилось видеть такое, когда в небо взлетали многоцветные огни, раскрашивая лица гуляющих и весь парк Лазенки множеством оттенков. Да нет, какой фейерверк белым днем? Солнце в небе…

Юлия подкралась к окну – и была вынуждена схватиться за подоконник, чтобы не рухнуть от изумления.

С чистого, по-весеннему промытого, голубого неба сияло утреннее солнце, заливая бледно-зеленую, чуть проклюнувшуюся листву огромного парка. И вдали, на горизонте, темно зеленел лес, нежно – луговина. Жаворонок бился в вышине и заливался так звонко, что и воздух, и оконные стекла, чудилось, дрожат от его трелей.

Юлия тряхнула головой, беспомощно огляделась, вновь обратила расширенные глаза к окну.

Что, ради всего святого, случилось с природою?! Какие могли произойти в ней блаженные катаклизмы, чтобы за три, ну, четыре дня растопить весь снег (Юлия помнила окровавленный сугроб под этим окном!), высушить землю, прогреть ее и укрыть зеленым покрывалом?! Это уж прямо-таки какое-то библейское чудо! Или у нее позеленело в глазах? Или…

Вот именно.

Сердце замерло от внезапной догадки – страшной, как выстрел в спину.

Три, ну, четыре дня назад, говоришь ты, здесь лежал снег?! И все время, проведенное в подвале, у тебя смешалось в голове?! Да, этот клубочек размером побольше, чем в три-четыре дня! А если в месяц, никак не меньше? Чудес не бывает – на дворе апрель!

Юлия отвернулась от окна, зажмурилась до боли, потом поглядела в стену, на которой бежали-сплетались серебристые причудливые узоры на сиреневом фоне, потом резко повернулась – и уставилась в окно с последней надеждою.

Нет, напрасно.

Солнце, голубое небо, чистая зелень – весна-красна во всем своем великолепии.

– Ну что ж, – вслух произнесла она, пытаясь хоть в звуках своего голоса обрести что-то привычное, неизменчивое в этом преобразившемся мире, – по крайней мере, и впрямь можно уйти босиком!

– Ножки не боишься наколоть? – послышался рядом голос. Он был негромким, но Юлия так и подскочила, а потом, не глядя, ринулась в раскрытые объятия Ванды, чувствуя такое облегчение, что даже слезы хлынули из глаз.

Слава богу, она не одна на свете. Слава богу, Ванда вернулась!

Через несколько минут, после множества поцелуев, всхлипываний и бессвязных причитаний, Юлия взглянула наконец на подругу и увидела, что глаза той влажны и печальны, а лицо осунулось, щеки ввалились.

– Что с тобой? Ты была больна?

Ванда кивнула:

– Да. Тем же, чем и ты.

Юлия взглянула непонимающе, потом ахнула:

– Тебя тоже поили зулой, держали в подвале?!

– На первый вопрос – да, на второй – нет, – улыбнулась, вернее, попыталась улыбнуться Ванда. – Впрочем, и на первый – тоже не совсем да. Я сразу выпила ее слишком много – и чуть не умерла. Не описать, что со мной было, – довольно, что жива. Тогда они оставили меня в покое – все, кроме Тодора. Меня держали взаперти, а он приходил каждую ночь – иногда и днем.

– Мне кажется, я видела тебя в подвале, – задумчиво свела брови Юлия, вдруг вспомнив синие глаза, глядевшие на нее со странным выражением.

– Видела?! – так и ахнула Ванда. – Я украдкой искала тебя… И мне один раз показалось, что даже узнала, но я была тогда еще одурманена, а у тебя почему-то были черные волосы…

Юлия кивнула:

– Да. Были. И вот так же отец, наверное, глядел на меня – и не узнал, а я ничего не соображала.

– Ты знаешь? – прошептала Ванда, и слезы так и хлынули из ее глаз. – Ох, ты меня, наверное, проклинаешь, ненавидишь, это ведь я тебя заманила сюда, в эту ловушку!

Юлия только плечами пожала, и Ванда моляще прижала руки к груди:

– Пожалуйста, поверь! Я хотела как лучше, когда повела тебя в подвал. Думала спрятать надежнее. Я не могла и вообразить, что Эльжбета предаст и меня тоже. Пожалуйста, поверь мне, пожалуйста!

– Да я верю, верю! – Юлия тихонько погладила ее по мокрой от слез щеке. – Мы обе попались.

– Мы обе попались – мы обе и выберемся отсюда! – воскликнула Ванда. – Не то Эльжбета сгноит тебя в этом подвале, навеки сделает забавой Тодора!..

И осеклась. Что-то мелькнуло в ее глазах… какая-то тайная мысль. И Ванда быстро проговорила:

– Нет. Я знаю: она вылечила тебя от зулы. Почему? Она хочет отпустить тебя, так? Говори скорее!

Юлия с удивлением взглянула на свою руку, в которую впились пальцы Ванды.

– Отпустить? Ничего себе! Она хочет, чтобы Тодор ушел вместе со всем табором, а меня даст ему как охранную грамоту от русских, якобы цыгане везут меня к отцу.

Губы Ванды насмешливо дрогнули:

– И ты в это веришь?!

– Настолько, что сейчас, перед твоим приходом, обдумывала, как бы удрать отсюда, не дожидаясь, пока за мной придут. Но вот беда – глянула в окно…

Ванда все мгновенно поняла:

– Да, сейчас начало апреля. Уже весна. Они украли у нас больше месяца жизни.

Больше месяца! Юлия снова почувствовала себя такой несчастной и беспомощной, что колени подогнулись, и она бессильно опустилась на кровать.

– Ну ладно, меня они держали в подвале, – проговорила глухо. – Но ты-то почему не бежала? Почему не ушла, почему не сообщила кому-нибудь из русских о том, что здесь творится?

– Из русских? – повторила Ванда медленно. – Я, полька, должна была донести на поляков – русским?!

– При чем тут поляки? Я говорю о цыганах! – удивилась Юлия.

– Но ведь это задело бы интересы моей родственницы! – запальчиво возразила Ванда. – Эльжбета – моя кузина, и…

– А я – твоя подруга, – устало проговорила Юлия. – Впрочем, это неважно. Я тебя не упрекаю, вовсе нет…

– А потом, меня же все время держали под замком! – словно спохватившись, воскликнула Ванда. – Я была заперта.

– Да? А как же ты вышла сейчас? – недоверчиво проговорила Юлия.

Что-то произошло. Что-то прозвучало меж ними… недосказанное, вернее, вовсе не сказанное. Что-то прозвенело в воздухе, словно пролетевшая мимо стрела, словно дальний клич, предупреждающий об опасности. «Я совсем забыла, – подумала Юлия, – что мы с Вандой, по сути дела, враги. Русские воюют с поляками, поляки воюют с русскими. Она такой же враг мне, как любой польский солдат, как графиня, как… Зигмунд».

• Предыдущая
• 48/76
• Следующая