Полуночный лихач - Арсеньева Елена - Страница 25
- Предыдущая
- 25/89
- Следующая
– Вы из второго подъезда, что ли? – спросил дядя Саша. – С которого этажа?
– А, так вы во второй подъезд приехали! – хором сказали братики. – Ну, тогда точно не к нам!
Они отошли, и дядя Саша мгновенно забыл о них, потому что «пиранья» Мазур в очередной раз обводил вокруг пальца каких-то гадов, и оторваться от этого процесса было совершенно невозможно.
– …Полотенцем лицо ему прикройте, – велел Николай, и женщина в ужасе стиснула руки на груди:
– Полотенцем?! Что вы, господи, он ведь еще жив!
Николай завел глаза:
– Не то слово. И все показания к тому, что будет жить долго. Но если мы хотим довезти вашего мужа до больницы, не причинив ему ненужных страданий, надо сделать маленькую заморозку болевого участка. Это всего-навсего безвредный, бесполезный, зато хорошо отвлекающий хлорэтил. – Он продемонстрировал ампулу, а потом обрызгал бесцветной жидкостью грудь больного, в то время как Палкин полотенчиком прикрывал ему лицо и глаза. – Всего-то и делов.
– А-а, ну понятно… – Жена больного пыталась извиняюще улыбнуться. – Я не знала. Феля, Феля, ты как?
Ее неподвижно лежащий муж чуть приоткрыл заплывшие веки:
– Ничего, лучше… Может, не надо в больницу?
– А почему? – Николай, присев к столу, рассматривал кардиограмму, отмечая карандашом интервалы. – Вполне может быть, что вас завтра и отпустят, если все в норму придет. Даже если нет – полежите денька три, какие проблемы? А то жена ваша вон как напугалась, да и собачка…
– Тэффи… – По лицу больного скользнуло подобие улыбки: – Умная… она такая умная…
– Точно! – лицемерно согласился Николай.
Палкин поджал губы. Наверное, он подумал о том же, о чем и Николай: назвать черную собачку Тэффи умной мог только человек с помрачившимся сознанием. Не исключено, что именно она своим умом и довела хозяина до инфаркта. Во всяком случае, у Николая, который собак любил и вообще-то не боялся, чуть у самого не сделалось плохо с сердцем, когда из глубины квартиры к ним вдруг понеслось черное косматое чудище с оскаленной пастью, оглашая воздух диким лаем.
Палкин замахнулся носилками, а у Николая ничего не было, кроме чемоданчика с лекарствами, и он уже готовился взять собачку на прием, когда выяснилось, что у нее просто такая манера здороваться. В два счета их с Палкиным щеки оказались щедро облизанными, а потом псина унеслась выражать свое сочувствие больному хозяину: положила ему лапы на грудь и принялась радостно тявкать прямо в лицо.
– Заприте ее где-нибудь, – велел Николай хозяйке, вытираясь рукавом и утешая себя воспоминанием о целебных свойствах собачьей слюны: вчера, собираясь на дежурство, он порезался при бритье, может, заживет порез-то…
– Да вы что? – ахнула властная дама по имени Виктория Павловна. – Она так любит хозяина, она выражает ему сочувствие, она его исцеляет, у нее такая светлая аура!
Пожалуй, лавры победителя над Феликсом Ивановичем Тэффи вполне могла разделить с его женой… Николай всего этого гималайского бреда на дух не выносил, но даме с фанатично пылающими глазами ничего не сказал, а только повернулся к Палкину и велел немедля колоть больному трамал, анальгин, димедрол и дроперидол. Тут уж волей-неволей Виктории Павловне пришлось оттащить Тэффи в сторону, а потом и запереть в соседней комнате, потому что она нипочем не желала терять славу целительницы и ревниво лаяла на Палкина, пытавшегося поймать иглой вялую вену Феликса Ивановича. Запертая Тэффи буйствовала и выла истерически, однако в комнате больного сразу стало свободнее: наверное, Тэффина аура забирала слишком много жизненного пространства. И Феликс Иванович задышал ровнее – впрочем, может быть, от лекарств. Но в больницу все равно придется ехать, деваться некуда.
– Значит, так, – сказал Николай, в то время как Палкин сноровисто раскладывал на полу мягкие носилки. – Давайте покрывало какое-нибудь, а на ноги Феликсу Ивановичу носки, что ли, наденьте, чтоб не озяб в машине. Сегодня 35-я по «Скорой» дежурит, это, конечно, недалеко, но все-таки…
– 35-я… – недовольно поджала губы Виктория Павловна. – А нельзя куда-нибудь в более цивилизованное место, ну хоть в Пятую градскую?
– Она вчера дежурила, – терпеливо пояснил Николай, убирая в чемоданчик глюкометр.
– Какая поразительная вещь! – восторженно воскликнула Виктория Павловна. – Никогда не видела такого чуда: приложили палец к какой-то планочке – и пожалуйста, готов анализ на сахар! Техника на грани фантастики!
Николай покосился на хозяйку – и раздражение, которое вызывал ее визгливый голос, сменилось жалостью. Да ведь тетенька просто вне себя от волнения, на грани нервного срыва, вот и не контролирует словопоток.
– Успокойтесь, уверяю вас, ничего страшного не происходит, – сказал он уже мягче. – Валерьянка есть дома? Пойдите выпейте капелек тридцать, вам легче станет. Да, вот что: у вас тут в соседях мужчины крепкие есть?
– А что такое? – насторожилась Виктория Павловна.
– Нам вдвоем с фельдшером нипочем не снести вашего мужа вниз. Помощь потребуется, все-таки Феликс Иванович – человек видный, – обстоятельно объяснил Николай.
«Видность» Феликса Ивановича объяснялась прежде всего диабетом и ожирением, однако на таких деталях заостряться не стоило.
– Мужчины? – Виктория Павловна запустила пальцы в коротко стриженные черные волосы, словно пытаясь своими острыми ногтями подцепить обрывки разбежавшихся мыслей. – Ну да, у нас сосед напротив крепкий мужчина. Только он сейчас на работе, среди дня-то. Хотя нет! Я что-то такое слышала, мол, он сегодня с двух до трех должен быть дома, ждать мастеров окна измерять, чтобы решетки ставить, я сейчас позову! – Она метнулась к выходу, но охнула, схватилась за сердце…
– Эй, не надо резких движений! – Николай поймал ее за плечо. – Идите хряпните валерьяночки, можно корвалольчику добавить. Очень хороший будет коктейльчик. А я сам вашего соседа приглашу. Но нам нужен еще кто-то четвертый.
– А может, этих мастеров и уговорите? – слабо отозвалась Виктория Павловна, уже занятая приготовлением коктейльчика.
– Понял, – кивнул Николай и прошел через узкий длинный коридор к двери.
Несколько мгновений он пытался постичь систему обороны, наконец справился с ней и вышел на площадку. Вслед за ним вырвался порыв сквозняка и колыхнул дверь квартиры напротив.
«Дома!» – обрадовался Николай.
Он поднес указательный палец к звонку, потом пожал плечами и легонько стукнул о косяк. Никто не отозвался, хотя из глубины квартиры слабо доносились мужские голоса.
«Значит, мастера пришли, – догадался Николай. – Отлично! Наверняка не откажутся помочь. Все-таки восьмой этаж, а мужик тяжелый».
Новый порыв сквозняка вырвался на площадку и настежь распахнул дверь квартиры 101. Очевидно, мастера уже начали измерять окна, а для этого открыли их.
Не дождавшись отклика на свой стук, Николай шагнул в коридор, чуть не споткнувшись о валявшуюся на полу туфлю на высоком каблуке, и прошел в комнату, откуда доносились голоса. Он только хотел сказать: «Извините за вторжение, я из «Скорой», – как слова застряли у него в горле.
Окно и впрямь оказалось нараспашку… только измерять его никто не собирался. Два белобрысых парня пытались перевалить через подоконник тело женщины.
Какую-то секунду Николай еще повиновался рефлексам врачевания и чуть ли не всерьез подумал, будто этой женщине просто стало плохо и парни хотят, чтобы она подышала воздухом. А сами они потому завязали до половины лица платками, что берегутся от влияния свежего сентябрьского ветра. Но уже в следующий миг, не тратя времени на слова, Николай метнулся вперед и сцепленными в замок руками нанес удар по ближайшему белобрысому затылку.
Обладатель затылка, хрюкнув, сунулся вперед и навалился животом на подоконник, уронив ноги женщины. Николай почему-то обратил внимание, что одна нога была босая, а другая в такой же черной туфле на высоком каблуке, какую он уже видел в коридоре.
- Предыдущая
- 25/89
- Следующая
