Париж.ru - Арсеньева Елена - Страница 63
- Предыдущая
- 63/79
- Следующая
– Отнюдь нет, – покачал головой Жерар.
– А вам известно, кто это? – нетерпеливо спросил Мирослав.
– Конечно. Но прежде чем я открою вам его имя, я... я хочу попросить у вас всех прощения для своего отца.
– Для вашего отца?! – в один голос изумленно воскликнули Мирослав, Николь и Лера. Алекс только брови вскинул.
– Да. Больше всего на свете Габриэль Филиппофф ненавидел бедность. Для него именно деньги было мерилом человеческих ценностей. Ну что ж, я не могу осуждать его за это, ибо деньги в самом деле обладают огромным могуществом. Они дают не что иное, как свободу. Однако при этом ничто не закабаляет человека так, как деньги. Помните этот чудный и жуткий фильм Поля Верховена «Плоть и кровь»? «Ты думаешь, это ты ее трахаешь, а на самом деле это она тебя трахает», – говорит один из героев. Так и с деньгами. Ты думаешь, это ты владеешь ими, а на самом деле это они владеют тобой. Отец не учел этого... Со своей точки зрения, он поступил очень хорошо и великодушно, но забыл, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Эту дорогу мы мостим не для себя, а именно для тех, кого желаем облагодетельствовать. Таков парадокс всякого благодеяния.
Он обвел глазами слушателей:
– Вам, вижу, не совсем понятно, к чему я веду речь? Я просто хочу сказать, что, с философской точки зрения, не виню человека, который поддался искушению получить не просто много, но очень много денег. Я даже где-то чувствую себя виноватым перед ним, потому что именно мой отец вырыл на его пути эту волчью яму искушений. Но мне глубоко противно, что этот молодой человек – а он еще очень молод – беспрестанно пытается свалить грехи с больной головы на здоровую. Он обвиняет меня в моральной нечистоплотности и даже подлости, он строит на мой счет самые гнусные предположения, а между тем...
Жерар вытащил из папки два файла со вложенными туда листками бумаги и протянул Лере и Мирославу.
– Вот. Полюбопытствуйте, господа. Это – ксероксные копии, которые удалось сделать для меня моему агенту, тому самому детективу из сыскного бюро «Турандот», о котором я сегодня уже упоминал. Да вы смотрите, смотрите!
Лера начала читать. Перед нею был нотариально заверенный и соответствующим образом, с соблюдением всех юридических тонкостей, сформулированный отказ от прав владения денежным имуществом, полученным Валерией Евгеньевной Лебедевой, гражданкой Российской Федерации (год, число, месяц, место рождения, серия и номер паспорта, дата и место выдачи, адрес, по которому прописан паспорт), согласно завещанию гражданина Франции Габриэля Филиппофф. Вышеупомянутая В. Е. Лебедева отказывалась от своего имущества в пользу гражданина Российской же Федерации Шведова Алексея Викторовича (год, число, месяц, место рождения, серия и номер паспорта, дата и место выдачи, адрес, по которому прописан паспорт). Подписи нотариуса и свидетелей акта отречения от прав уже стояли, как и печать нотариальной конторы. Свободным оставалось только место, где Лебедевой В.Е. предстояло поставить свою подпись. Бумага была составлена на русском и французском языках.
Очевидно, что аналогичный документ подготовлен для Мирослава, только там указаны его имя, отчество фамилия и паспортные данные.
– А как они узнали мой адрес, номер паспорта и все такое? – изумилась Лера.
– Люди серьезные, профессионалы, – улыбнулся Жерар. – Все эти данные, очевидно, были в картотеке Николь, так что мэтру Морану не составило труда заглянуть туда.
– Понятно. А кто такой Шведов Алексей Викторович?
Жерар только фыркнул, но не сказал ни слова.
– Какая мразь... – протянул Мирослав. – Быть того не может!
Лера поглядела на Мирослава и увидела, что он с уничтожающим, брезгливым выражением смотрит на Алекса, медленно покачивая головой, как бы не веря своим глазам.
Николь стояла с несчастным видом, беспомощно сплетая и расплетая пальцы.
– Мирослав, погоди... – пролепетала она, но ее жених на нее даже не взглянул.
– Значит, я угадал вчера? Значит, я не зря так душевно хотел набить тебе морду еще там, в Париже? – сквозь зубы проронил Мирослав, не сводя глаз с Алекса. – Да, Алексис... Не зря... Но ты хороший психолог! Ты сразу просек, на чем меня можно сломать. На жалости, правильно. Если я человека жалею, то на какое-то время перестаю его трезво оценивать. Но только на какое-то время. И время, отпущенное тебе, прошло. Теперь я смотрю и вижу, какая же ты подлая свинья.
– За что?! – яростно вскричал Алекс. – Что я сделал? Что ты там вычитал, в этой бумаге? Этот буржуй меня оклеветал, не верь ни одному его слову, он меня ненавидит, потому что...
– Потому что? – высокомерно повторил Жерар.
Алекс люто сверкнул на него глазами, но вдаваться в подробности не стал: повернулся к Лере:
– Что там написано? Скажи мне! Почему ты так на меня смотришь, почему?! Что там написано, могу я узнать или нет?
– Разве ты не знаешь? – с тоской пробормотала Лера. – Разве ты не знаешь, что мы с Мирославом должны были отказаться от наследства в твою пользу? Его вы шантажировали мнимым похищением Николь, а какие меры собирались применить ко мне? – Она вдруг вспомнила рассыпанную мирабель и ощутила, как загорелись щеки. – Да... Кажется, я понимаю...
– Ничего ты не понимаешь! – рявкнул Алекс. – И я тоже. Это... это заговор какой-то! А ну дай сюда!
Выдернул из рук Леры бумагу, пробежал глазами – и потрясенно покачал головой:
– Это же надо... Это же надо! Лихо придумано...
Отшвырнул документ, выпрямился с торжествующей улыбкой:
– Мирослав, ты тут меня называл и так, и этак, и еще бог знает как. Возьми свои слова обратно. Возьми, ну!
– Это еще почему? – осведомился Мирослав.
– Вот именно, почему? – заносчиво повторил Жерар.
– Да потому! – торжествующе выкрикнул Алекс. – Потому, что я – не Алексис Шведов, ясно?
– Ну да, рассказывай, – кивнул Мирослав. – Люблю твои рассказы! Я сам видел твой паспорт в аэропорту. И видел того усатого хмыря, который тебя встречал.
– И паспорт был не мой, и хмырь встречал не меня, – как-то совсем по-юношески, освобожденно засмеялся Алекс. – Говорю же: я не Шведов!
– А кто ж ты тогда такой?
– Я – Данила Холмский.
– Какой еще Холмский? – хлопнул глазами Мирослав. – С чего бы это вдруг ты Холмским стал? А где Шведов? Что с ним?
– Шведов?.. – вдруг охрипнув, с трудом выговорил Алекс. – Шведов... он убит.
Данила Холмский. Ночь на 31 июля 2002 года. Нижний Новгород
Он вбежал в комнату с бутылкой воды и стаканами:
– Минералки налить?
Хозяин тихо лежал на диване и смотрел на Данилу своими темными глазами. Взгляд у него был совершенно бессмысленный.
«Господи, надо же так надраться!»
Данила с отвращением вспомнил раз или два, ну, может, три в своей жизни, когда ему тоже случалось «надраться» подобным образом. Надо полагать, в жизни каждого мужчины хоть единожды, но возникали такие «провалы в никуда». И все-таки Даниле казалось, что ему лучше, чем его невольному знакомцу, удавалось сохранять человеческий облик. Нет, в самом деле, до чего же неприглядный вид! Какая-то нелепая, скрюченная поза, словно его руки и ноги судорогой свело, рот приоткрыт, глаза, наоборот, полузакрыты... весь зеленый какой-то. Полное впечатление, что перед тобой мертвый человек. Нет, все-таки омерзительно это – так напиваться!
И вдруг – словно шевеление какое-то прошло по комнате, шепот, шелест, шуршание – ну, некое бестелесное движение. А потом вновь воцарилась тишина. И в это мгновение Данила осознал, что лежащий на диване человек и впрямь мертв – вот только что умер. Вот только что душа его изошла из тела, этот миг и застал Данила.
У него резко потемнело в глазах, потом зрение вернулось – и он разглядел то, что не заметил в первую минуту. Это было темное пятно на боку мертвого человека. Темное, влажное, красноватое пятно. Из него что-то торчало.
Данила подошел ближе. Это была пластиковая рукоять ножа.
- Предыдущая
- 63/79
- Следующая