Компромат на кардинала - Арсеньева Елена - Страница 75

• Предыдущая
• 75/83
• Следующая

– Да. И значит, за ним тоже идет охота?

– Если они знают о нем – несомненно.

– Ой, нет, не надо! – Тоня вцепилась в рукав Федора. – А Сергея, говорит Майя, вчера на занятиях не было. И сегодня нет. А вдруг они уже его… вдруг они уже добрались до него?!

– Погоди плакать, – угрюмо сказал Федор, вглядываясь в ее заблестевшие глаза. – Еще не вечер. Пошли-ка.

Еще раз оглянувшись на картину, Тоня вслед за Федором выскочила в коридор. Первой, кого они увидели, была Майя – похожая на валькирию, которая только что витала над полем битвы. Хлопнула дверью зеркального зала так, что звон пошел, и ринулась к лестнице.

– Майя Андреевна! – закричала Тоня, но, увидев ее сердитые глаза, кое-как смогла взять себя в руки. Не надо ей ничего говорить, ну что она поймет в той сумятице слов, которые так и рвутся из нее? Не поймет и не поверит. – Ой, извините… Я хотела спросить… вы уходите? А как же занятия?

– Сергей Николаевич появились, – с утонченным ехидством сообщила Майя. – Удостоили нас, так сказать, своим посещением. Осчастливили. – Ярость в глазах вдруг растаяла, как снежок под солнцем, в голосе зазвенел смешок: – Противный мальчишка! Я его просто ненавижу. Бормотал какие-то извинения, я ничего толком не поняла. Ладно, пускай поработает, а то мне с директором надо насчет аренды поговорить. Увидимся!

И зачастила каблуками по лестнице.

– Я его просто не-на-ви-жу… – задумчиво повторил Федор, глядя ей вслед. – Это теперь так называется, да?

Тоня наконец-то перевела дух:

– Значит, он жив. Пойдем.

Рванулась было к зеркальной двери, но Федор ее перехватил, отвел в сторонку, под прикрытие какой-то двери:

– Подожди-ка. Там ведь занятия идут, верно?

Из зеркального зала доносилось привычное:

– Ча-ча р-раз! Встать на бедро, встать на бедро!

– Ну так не будем никому мешать. Сейчас же все в порядке? Потом поговорим, когда он освободится. И потом… – Федор смущенно нахмурился. – Я как-то еще не готов морально к этой встрече. Слишком хорошо помню дневник. Серджио и Антонелла… они всегда были вместе. А Федор – всегда в стороне. Вот он я – Федор. Ты – Антонелла. И, знаешь, договоримся, что теперь в стороне будет этот ваш… дядя Сережа.

– Какой еще дядя Сережа? – спросила Тоня, осторожно к нему придвигаясь. – Кто он вообще такой?

– А бог его знает…

То есть нашелся все-таки в коридоре уголок, достаточно укромный и вполне подходящий для поцелуя. Народу вокруг в это время было много, почему-то в большой зал шли и шли люди, словно вдруг проснулись все и непременно захотели посмотреть на скандальное полотно. Была среди них троица обремененных тяжелыми сумками кавказских товарищей, которые могли кого угодно растрогать своей любовью к изобразительному искусству.

Никто не обращал внимания на Тоню с Федором. И они тоже не обратили никакого внимания на высокого смуглого человека в черном пальто и темных очках. Небрежной походкой туриста, которому совершенно некуда спешить, он вошел в большой зал, где была выставлена картина Федора Ромадина.

Россия, Нижний Новгород, ноябрь 2000 года

Майя поджала губы, увидев Сергея. Конечно, она злилась безмерно. Но выдержка у нее была страшнейшая: иначе тебе на паркете делать нечего, если не обладаешь выдержкой и не умеешь собраться в нужный миг. Только Сергей заметил этот свирепый блеск глаз, но для детворы у нее и голосочек не дрогнул:

– Бонсинг не забываем. Коленки мягкие – прямые, мягкие – прямые. Контрация! Хвостики поднимаем! Третий глазик работает, работает! Немножко отдохнули.

Это кончилась музыка, и Майя отвернулась к магнитофону сменить диск.

– Майя Андреевна, – прислонясь для устойчивости к подоконнику, начал Сергей заранее приготовленную речь, – я должен извиниться…

– Должен – так извиняйся.

– Да я… виноват. Долго рассказывать. Можно после урока? Давайте я поведу, а? Пожалуйста!

Голос так дрогнул, что Сергею даже самому себя жалко стало. Ну не сможет Майя не смягчиться!

Не смогла:

– До чего ж ты противный мальчишка! Выгнать, давным-давно тебя надо выгнать из студии, вообще к работе не подпускать! Ладно, твое счастье, что мне срочно надо к директору. Веди занятие. Потом я тебе все скажу, что следует. Я побежала, закройся тут изнутри, чтобы родители не заглядывали, детей не отвлекали.

– Хоро… хорошо!

Майя улетела.

Ой, слава богу, кажется, обошлось. Майя страшна только в первую минуту гнева, а потом – нет на свете более отходчивого человека! Все, можно сказать, кончено, хотя самые страшные признания – про баксы – еще впереди. Пронеслась гроза!

– Ча-ча раз-два-три! Встали на бедро! Встали на бедро!

Сергей даже заикаться начал от счастья. Но он тоже умел мгновенно собираться на паркете – Майина школа! – а потому взял себя в руки:

– Устали от латины? Отдохнем на стандарте. Вспоминаем медленный вальс, встали в пары. Алик, ну-ка беги скорей сюда, Катя тебя ждет. Катя, какая у тебя кофточка красивая! Это что такое на ней нарисовано, Эйфелева башня?

До чего же он их любил сейчас, этих малявок! Майя не сердится, вот счастье!

– Ага, Фелева башня. Только это не кофточка, это маечка. Мне мама ее из Фр-ранции пр-ривезла!

– С ума сойти! Значит, мама уже вернулась? Очень хорошо. Так, давайте вспомним концертную стоечку. Девочки, спинки распрямили, красиво откинули головы…

– А мне холодно. Я замерзла!

– Оля, что случилось?

– Из двери сильно дует, мне холодно здесь стоять.

– Ну ничего, сейчас мы начнем танцевать, и ты перейдешь на другое место.

– А кто-нибудь другой сюда встанет и замерзнет!

Да, Оля покою не даст, это всем известно. В самом деле, поддувает из соседнего зала, а дверь закрывается только с той стороны.

– Начали, девочки с левой ноги, мальчики с правой! – Какая красивая музыка, этот слоу-вальс из «Крестного отца». – И – раз-два-три, поворот, поворот, правая перемена, левая перемена, поворот, поворот…

Сергей подошел к двери, попытался сомкнуть створки. Но стоило отвернуться, как они снова разошлись. А чего мучиться? Надо попросить кого-нибудь в большом зале закрыть защелку с той стороны, всего-то и делов.

– Танцуем, ребята, танцуем! Слушаем музыку! Поворот, поворот, правая перемена, левая перемена…

Сергей раздвинул портьеры, которыми с противоположной стороны была завешена дверь, и увидел, что зал почти пуст. Три мужика, один в серой куртке, другой в коричневой, третий в чем-то кожаном вежливенько выпроваживали вон посетителей:

– Пожалуйста, пожалуйста, выходите, на сегодня осмотр закончен. Нам тут надо кое-что перевесить.

Вроде бы раньше Сергей их здесь не видел. Охрана картины, что ли? Из музея?

Еще какой-то мужик, в темных очках, черном кашемировом пальто и в черном длинном шарфе (очень элегантно, у Сергея тоже самый любимый цвет – черный), стоял посреди зала столбом, пялился на картину, окруженную зеленовато-золотистой материей. Вот она, та самая картина, которая всем наделала столько проблем, и в школе бального танца, и в студии, сколько занятий из-за нее пришлось переносить, ютились в каких-то неприспособленных каморках. Этот классно прикинутый дядька так на эту картину пялится, как будто ему за это деньги платят, а Сергею на нее и посмотреть-то противно. Висит – ну и пусть себе висит.

– Извините, вы не могли бы дверь закрыть с этой стороны? На защелку?

Человек в темных очках медленно повернул голову, свысока взглянул на Сергея. И замер.

– Извините, дверь не защелкнете, а то у нас там сквозняк?

Человек в черном пальто медленно поднял руку, снял очки и уставился на Сергея миндалевидными темными глазами. У него была черная бородка, обегающая челюсти, волосы над лбом пострижены коротко, только оставлен какой-то странный завиток, очень черный на фоне очень белого лба. Да, лицо у него бледное, и кажется, продолжает бледнеть с каждым мгновением, пока он смотрит на Сергея.

• Предыдущая
• 75/83
• Следующая