Компромат на кардинала - Арсеньева Елена - Страница 54

• Предыдущая
• 54/83
• Следующая

Я не получаю ответа на свой смятенный вопрос, потому что далее идут какие-то разрозненные исторические заметки. Читаю их – и даже меня, человека другой религии, коробит, а что должен был испытывать он, собирая эти сведения, записывая их?! Не понимаю, ради чего делал это Серджио. Его заметки имеют отношение более к истории нечестивости и распутства, чем к какой-либо другой истории.

«…Павел V, кардинал Камилло Боргезе, выстроивший знаменитое палаццо Боргезе, – тот, чьей главной заботой в течение пятнадцати лет его правления было наделить своих племянников колоссальными богатствами. Например, он подарил им значительную часть Римской Кампаньи, а также…

Климент XIV, Лоренцо Ганганелли, под действием яда, которым его отравили иезуиты (не поделили власть над миром и человеком!), впал в идиотизм. Частенько он садился у окна своего дворца Монте-Кавалло с маленьким зеркальцем и развлекался тем, что пускал зайчиков в глаза прохожим, особенно усердствовал, если…

…Бенедикт IX, который стал папой в десять лет от роду: ведь он был сыном Иоанна XIX, который купил для него престол. В 15–16 лет он был весьма развратен: казнил мужей, жены которых привлекли его внимание. В конце концов, чтобы потакать своей привычке к роскоши, он продал престол некоему священнику, который был скорее воином и носил имя Григория VI, однако вскоре отравил его и снова взошел на папский престол. Говорят, этот красивый молодой человек был так искусен в колдовстве, что мог заставить идти за собой в лес, чтобы распутничать там, самых красивых из своих прихожанок, которым он внушал любовь при помощи дьявольских чар. Он был жестоко за это наказан, но только после своей смерти. Его видели блуждающим в римских клоаках… Он выглядел как чудовище с туловищем медведя, со своей собственной головой, но с ушами и хвостом осла. Одному встречному прелату Бенедикт объяснил, что осужден блуждать в таком виде вплоть до Страшного суда.

…в конце концов император Оттон попытался призвать Иоанна XII к порядку и назначить нового папу – Льва VIII. Немцы наводили в Риме жестокие порядки, и новый папа вступился за народ. После ухода германских войск Иоанн снова стал папой, и по его повелению Льву VIII отрезали кончик языка, два пальца и нос. После этого Иоанн XII созвал собор, который и объявил его «святейшим, благочестивейшим, милостивейшим и кротчайшим папой».

…Иоанн X – тот самый, в которого, когда он был молодым священником, влюбилась правительница Рима Теодора (сие происходило в X веке по рождеству Христову). Она назначила его епископом Болоньи, потом – епископом Равенны и, наконец, папой. Он царствовал 14 лет, пока дочь его любовницы, Марозия, и ее муж, герцог Тосканский, не заключили его в тюрьму, где он и умер, задушенный подушками. Кстати, эта Марозия была признанной любовницей папы Сергия III и родила от него сына, который тоже стал в свое время папой и звался Иоанн X, известный как…

Кардинал Бонифаций, который сам себя назвал папой, удушив Бенедикта VI, бежал потом в Константинополь, захватив сокровища Ватиканской базилики, а папу Иоанна XIV заключил в гробницу императора Адриана и уморил там голодом. Труп его бы выставлен на площади …

…И не обойтись, конечно, без Борджиа! Папа Александр VI – Родерико Борджиа, известный своей «галантностью» и приживший от некоей Ваноцци, которую он выдал замуж за богатого римлянина, четырех сыновей и дочь. Один из них, Цезарь, был самым совершенным воплощением дьявола на земле и прославился свершенными им злодеяниями и развратом… Что касается дочери, то она звалась Лукрецией. Разведясь с первым и вторым мужьями, которые не нравились ее брату и любовнику Цезарю, в третьем браке она стала герцогиней Феррарской. Однако ее герцог не оправдал надежд, возложенных на него Цезарем и Лукрецией, и однажды чья-то рука нанесла ему несколько ударов кинжалом. А так как он никак не желал умирать от этих ран и даже склонен был выздороветь, то был вскоре задушен в постели, а Лукреция получила в наследство герцогство Феррарское… а смерть Цезаря является прямой иллюстрацией к расхожей мудрости: «Не рой другому яму, не то сам в нее попадешь!» Унаследовав богатства отравленных им кардиналов Сант-Анджело, Капуи и Модены, он протягивал руки к достоянию Адриано да Корнето и решил пригласить его на ужин, которому предстояло бы стать для кардинала последним. Накануне Цезарь послал папскому виночерпию отравленное вино, однако не сообщил ему об этом, а только отдал приказ, чтобы вино не подавали иначе, как по его особому приказу. Увы, во время ужина виночерпий отлучился, а слуга, которому не было ничего о приказе известно, налил этого вина и кардиналу Корнето, и папе Александру, и самому Цезарю. Кардинал едва не ослеп, но выжил. Папа умер после многочасовых мучений. Цезарь спасся только тем, что принимал ванны из свежей бычьей крови, которая и вытянула из него яд, однако вся кожа слезла с него клочьями и…»

Понять не могу, зачем понадобилось Серджио приводить в своем предсмертном письме эти истории. Недавно я рассыпал подаренные мне отцом Филиппо карты для игры в тарокк – они легли в самом неожиданном беспорядке. Чудится, Серджио перетасовал некую удивительную колоду, и изображения пап разных времен легли передо мной, обозначая то ли начало, то ли конец партии, то ли выигрыш, а может быть, и проигрыш. Нет среди них карты, означающей Фортуну, – то есть разгадку свершившегося. Те мрачные подозрения, кои владеют мною… могу ли я, имею ли я право дать им волю? Ответа нет… а между тем не знать мне покоя, пока не получу его. Но как? Кто даст его? Я бы набрался наглости отправиться к отцу Филиппо и спросить прямо, однако не могу, не могу поверить в то, во что отчаянно не хочется верить. Я должен знать наверняка! Наверняка!

О! Не иначе как сам господь подсказал мне выход. Вчера у доброй консолатриче я переворошил остатки бумаг Серджио, однако узнал, что часть их унес тот старый слуга. Я должен найти его и попросить позволения посмотреть обрывки рисунков. Быть может, мне удастся отыскать остальные записи, а там как бог даст – либо выкупить их у старика, либо просто-напросто украсть. Я готов взять на себя этот грех ради восстановления истины.

Впрочем, одной моей готовности мало. Я не знаю, где живет старик. А кто знает? Может быть, Теодолинда? Но она не захочет говорить со мной. Тогда я заставлю ее. Я буду умолять… именем Серджио! Если понадобится, я расскажу все, о чем прочел…

Нет. Я никому ничего не скажу. Антонелла никогда не должна узнать то, о чем подозреваю я.

Франция, Нант, ноябрь 2000 года

Все началось с того, что выпала застежка у новой Тониной нефритовой серьги. Случилось это аu musee des Beaux Arts. В роскошном – стиль барокко, а может, и рококо, не исключен также величественный ампир, – сером двухэтажном особняке, который широко раскинул свои украшенные прелестными статуями крылья-галереи. Тоня уплатила 20 франков за вход, немножко помаялась со шкафчиком (в музее шкафчики для имущества посетителей были будто в детском садике, отдельные, малехонькие, вдобавок запирались на пятифранковую монетку). Положишь монетку и наберешь код – замочек сработает. Не положишь – дверца остается открытой.

«Ну и наглость, – мрачно подумала Тоня, которая не могла удержаться, чтобы беспрестанно не умножать французские цены на четыре – примерный курс франка к рублю. – Практически двадцать рублей за час хранения одежды! А народищу небось море, вон сколько шкафов!»

Шкафов-то было много, однако и широкая лестница, ведущая на второй этаж, откуда начинался осмотр, и сам «базар» оказались почти пусты. Будний день, времени три часа – ни то ни се. Безлюдью, впрочем, Тоня только радовалась: ничто так не раздражает в галерее, как мелькание чужих голов перед картиной, на которую смотришь. Но картины были столь больших размеров, что их не больно-то заслонишь, даже если будешь стараться. И в основном на темы библейской истории: святые, святые, святые с истомленными постом лицами и худыми телами… Конечно, они тут все гораздо более религиозны, чем мы, – стоит вспомнить хотя бы собор Петра и Павла! Красотища, конечно.

• Предыдущая
• 54/83
• Следующая