Компромат на кардинала - Арсеньева Елена - Страница 49
- Предыдущая
- 49/83
- Следующая
– Сережка, – прошептал Петр из-за спины, и в его голосе Сергею послышалась угроза. – Сережа, ты что делаешь? Ну нельзя же так обижать хороших людей!
Ах ты сводня!.. Только теперь до него дошло, чего так суетится Петр. Решил вернуть благосклонность бывшего любовника с помощью свежей задницы? Черта с два! Да, Сергею нужны деньги, но он хочет не просто так их получить, а заработать, сохранив уважение к себе. «Стать раком перед мужиком – да это же стать ничем!» Вот именно.
– Я с удовольствием, – сказал Сергей, кивая Мисюку. – Если могу вам помочь – я с удовольствием! Давайте поговорим. Только где? Здесь шумно, и вообще…
«И вообще» – это был Петр, который ощутимо подавился, услышав, что говорит Сергей.
– Нет, здесь никакого разговора быть не может, – с ужасом огляделся вокруг Мисюк. – Вертеп разврата! Давайте ко мне поедем. Я живу на этой вашей роскошной Верхне-Волжской набережной. Когда подписывал договор с театром, одним из условий было, что они мне квартиру на набережной снимут. Единственное место, где в этом городе может жить приличный человек!
– Так это ж рядом! – Сергей откровенно обрадовался, что сможет побывать в одном из тех домов на набережной, где, как убеждены все нижегородцы от мала до велика, обитают одни только небожители. – Зачем ехать? Мы и пешком дойдем.
Мисюк усмехнулся:
– Вот еще – ноги бить. Поехали. Меня ждет машина.
Он повернул к выходу, и Сергей пошел следом, даже не оглянувшись на Петра. А тот ни следом не бросился, ни в подсобке не появился, пока Сергей торопливо переодевался в свитер и джинсы, кое-как побросав концертные костюмы и танцевальные туфли в сумку.
Может, Петруша к полу прирос? Вот и отлично. Нехай так и остается!
Глава 29
РАСКРЫТИЕ
Так я и не смог сомкнуть глаз, хотя вторую ночь провожу без сна. Все время пытался сложить обрывки, исписанные Серджио. Как я понимаю, это было письмо на трех больших листках. Первый более или менее собран, от второго и третьего только половина.
Начал читать и остановился – отчего-то страшно. Возникает ощущение, что подходишь к краю пропасти, влекомый пагубным любопытством. Страшно манит взглянуть вниз, ничего не можешь поделать с этим желанием, чудится, не удовлетворишь его – и покоя вовек знать не будешь, однако понимаешь почти доподлинно, что со скользкого края есть великий риск сорваться и тогда костей не соберешь. Это письмо с того света. Что откроет оно?
И хочется знать тайну, и стыдно. «Нет никакой надежды, что ты когда-нибудь прочтешь мое послание» . Почему он так написал? Этот вопрос не дает мне покоя. К кому бы он ни обращался – почему не отправил письмо? Не успел его закончить – или это были просто заметки, предназначенные более для себя, чем для другого человека? По себе знаю: так легче писать, когда словно бы разговариваешь с незримым собеседником. Одно могу сказать доподлинно: это не Антонелла и не отец Филиппо. Но ведь не Джироламо, в конце концов, судя по той пылкой неприязни, которую питал к нему Серджио! Конечно, я понимаю, что у бедного юноши могли быть друзья, одному из которых он оставил сие послание, однако мне они не известны. Разве что тот старик-слуга… Нет, Серджио не упоминал о нем никогда. Я знаю только одного его друга: себя самого. Ну что же, придется счесть, что именно ко мне были обращены бессвязные, разрозненные заметки, сделанные, кажется, в момент страшного душевного напряжения и полной растерянности. Чудится, мысли Серджио были разорваны в клочки еще прежде, чем убийца изорвал сами листы, на которые записаны эти мысли! Он что-то готовился совершить, какой-то поступок… еще не знаю, какой. Не знаю, совершил ли.
Я заполнил уже страницу пустыми словами, описанием пустых размышлений. Все это лишь для того, чтобы утешить свой смутный страх и отсрочить чтение. Но я должен это сделать. Вот именно: это мой долг! Вдруг имя убийцы или намек на него мелькнет среди неразборчивых строк? Надо работать вот как: прочитывая какой-то связный обрывок, сразу переписывать его в дневник, отмечая все пропуски. А то вдруг ветер разметет клочки письма, и я обречен буду собирать их снова?
Итак…
«Нет никакой надежды, что ты когда-нибудь прочтешь мое послание. Думаю, если я смогу совершить то, что намерен, я не успею отправить это письмо. Ну а если не совершу, то, значит, я последний трус и мразь, достойная всей той низости, коя со мной свершилась, а расписываться пред тобой в этом не стоит. И без того держался я с тобой последнее время так… Мне бы только хотелось, чтобы Антонелла никогда не… Но с нею мне придется проститься. Пусть даже разорвется сердце. Смогу ли? Должен. Этого они, во всяком случае, добились».
Прочитав эти слова, я невольно остановился. Что это означает: ему придется расстаться с Антонеллой?! Неужто и правда, Серджио решил пожертвовать собой ради ее брака с богатым человеком, даже и не любимым ею? Но разве он не знал, что для Антонеллы лучше жить в нищете – но в любви с ним, чем в богатстве – но в отвращении к другому, например ко мне? Потом, Серджио не был нищим! Отец Филиппо обеспечивал ему хоть небольшое, но устойчивое содержание. Неужели священник собирался лишить его этой помощи? А вот дальше упоминается это имя:
«Разговор наш начался именно так, как начинаются все погибельные разговоры: с искушений.
– Кажется, я довольно доказал, что восхищен твоим искусством, твоим талантом, что только одного и жажду, чтобы искусство это и талант развивались без помех! – сказал отец Филиппо. – Ты знаешь: я достиг много и не остановлюсь ни перед чем, чтобы подняться еще выше. Ты должен идти со мною рука об руку. Ты мог бы стать при мне тем, кем был Лоренцо Бернини в долгое двадцатилетнее правление папы Урбана VIII. Этого человека, полного молодой и кипучей энергии, папа сделал не только придворным архитектором и полновластным распорядителем римского строительства, но своим постоянным советником и доверенным другом. И Бернини под этим высоким покровительством создал колоннаду на площади Святого Петра, фонтаны на Пьяцца Навона… Он составил себе славу и как скульптор, изваяв статую Давида и группу «Аполлон и Дафна» на вилле Боргезе. А потом достойно отблагодарил своего покровителя, воздвигнув ему великолепное надгробие!
– Я надеюсь, что вы будете жить еще очень долго, – пролепетал я.
– И я надеюсь на это, – величаво кивнул мне отец Филиппо. – А еще надеюсь, что возлюбленный сын мой не покинет меня никогда.
– Как, каким образом женитьба на любимой мною девушке помешает мне оставаться вашим сыном?! – воскликнул я в отчаянии, потому что беспрестанные разговоры на эту тему …
– Любимой? Возможно. Любящей? Неужели ты до сих пор не понял, что давно уже стал не более чем ширмой, за которой спрятан твой друг?»
Так вот откуда ветер дул! И это был не легкий, безобидный venticеllo46, как мне почудилось сначала, но истинная tramontana, разрушающая человеческие жизни! Похоже, отец Филиппо не гнушался ничем, даже клеветою, только бы отвратить Серджио от мирской суеты и направить его на стезю церковного служения! А я-то возомнил, что сей человек проникся ко мне с первой же встречи симпатией такой же, какую испытывал к нему я! Значит, это была лишь светская любезность, за которой крылся холодный расчет? Уж не в тот ли самый первый день нашего знакомства он прочитал в моем сердце безнадежную любовь к Антонелле и решил воспользоваться этим, чтобы окончательно завладеть душою Серджио? Как это недостойно!
К несчастью, далее пропал довольно большой обрывок письма, поэтому мне неведомо, чем ответил Серджио. Далее, такое впечатление, что течение разговора изменилось.
46
Ветерок (ит.) .
- Предыдущая
- 49/83
- Следующая
