Дамочка с фантазией - Арсеньева Елена - Страница 14
- Предыдущая
- 14/80
- Следующая
– Может, я и ревнивец, – рявкнул муж откровенно зло, – а ты… я вообще не знаю, кто ты. У человека жуткая трагедия, у него сын погиб страшной смертью, да на фиг ему это надо – слышать твой прочувствованный голос?! Уже месяц прошел или даже больше, у него только-только начала рана затягиваться, а тут ты влезешь невесть откуда. Тем паче – в такое время, когда все нормальные люди спят или пытаются уснуть. И вообще, я тебе удивляюсь, золотко. На твоих глазах сегодня девку молодую убили, жестоко убили – беременную, твою пациентку, тебе этот ненормальный опер чуть ли не уголовщину шьет, а ты хоть бы хны, девчонку даже не вспоминаешь, хотя у тебя вон на шубе и рукавичках кровь ее, я же видел. А ты вдруг вцепилась в воспоминания столетней давности, хочешь тряхнуть стариной – не знаю зачем. Не нужны Пластову ни соболезнования твои, ни мемуары, понимаешь ты это или нет?
Валентина сидела, не поднимая головы, покорно слушая отповедь мужа и вяло перебирая фотографии. Вот точно такая же фотка, как та, что напечатана в газете. Она ее сразу узнала. Сделана фотография именно что сто лет назад… вернее, шестнадцать – на дне рождения Олега, который они отмечали в татарской деревне Пильно, куда Валя Залесская (нет, в ту пору еще Кукушкина!) приехала на практику после мединститута. Она была просто счастлива увидеть Олега Пластова, который кончал лечфак двумя годами раньше. Они были мельком знакомы в институте, но тут, в этой богом забытой татарской глуши, встретились как самые родные и близкие люди. Для Валентины Олег был и наставником, и гидом, и переводчиком, он да его первая жена Роза Шарафутдинова, которую он в Пильно нашел – там и потерял: Роза умерла от родов. Валентина тогда лежала со сломанной ногой на вытяжке. Сорок пять суток пяткой к потолку, в гипсе! Врагу не пожелаешь. Роды у Розочки принимал совсем молодой врач, неопытный… Его вины в смерти Розы и ребенка не было, но долгие годы потом Валентину не оставляла мысль, что, окажись она на месте этого неловкого мальчишки, Розу удалось бы спасти. Они были такими друзьями в те годы! Казалось, их невозможно разлучить. А смерть разлучила… После отработки Валентина вернулась в Нижний совсем другая – с седой челкой (кроме смерти Розы, многое там еще произошло, что хотелось забыть и не вспоминать) и такая худая, что юбку вокруг себя можно было обернуть дважды, только на булавках и держалась. А потом долгие годы ей снился один и тот же сон: как она, только что приехавшая докторша, ничего не знающая, ничего еще не понимающая, идет по деревне от больницы к почте. На крыльце почты стоят татарки в своих ярких платках и мягких чувяках, которые Валентине сначала казались ужасно странными, и только потом она расчухала, какая же это удобная обувь! Стоят, значит, татарки и смотрят на Валентину, бормоча между собой: «Маэм, маэм…» Валентина ничего не понимает, но улыбается им во весь рот. А сама думает: ну что я улыбаюсь, как дура, может, они меня костерят на все лады! И вдруг раздается ласковый, чуточку усталый голос Розы: «Дурочка, да они же тебя хвалят, нравишься ты им, понимаешь?» Почему-то этот простой, даже очень милый сон доводил ее до таких слез, что с трудом удавалось успокоиться.
Валентина только-только вышла из больницы, еще с палочкой передвигалась, когда Олег уехал из Пильно. Отвел сороковины по жене и вернулся в Нижний. Краем уха от общих знакомых Валентина изредка слышала, что Олег живет нормально, снова женился – на женщине с ребенком. Рассказывали, что приемный сын у него – очень толковый парнишка, а жена вроде больная, но живут они дружно… Они больше не виделись все эти годы, да, по сути дела, Валентина почти не вспоминала старого друга, но сейчас казалось – спать не сможет, если не поговорит с ним, если не скажет, до чего же потрясена случившимся!
А может быть, Валька-зануда прав? И нужны эти выражения соболезнования только ей? А Олегу они вообще ни к чему? Может, Валентинин звонок его вовсе не утешит, а только напомнит о старой боли – неведомо, утихшей или нет, потому что он очень сильно Розу любил, безумно, и горевал так, что едва не погиб от тоски по ней. И надо же было случиться, чтобы в квартире его приемного сына, ставшей могилой молодого парня, уцелела именно эта старая фотография! Роза давно в могиле; Олег вторично похоронил родного человека… Ничего себе! «Будем надеяться, что хотя бы эти красивые девушки избежали в своей жизни бед и потрясений, которые не обошли стороной ни самого Олега Пластова, ни его семью!» – так написано в газете. Очень страшно, между прочим, написано… По сути дела, только она, Валя Кукушкина-Залесская, одна из всех троих пока что обходилась в жизни без серьезных бед и потрясений. Но разве не потрясение: наткнуться на эту статью, на эту фотографию в кабинете опера, который допрашивал ее по поводу жестокого убийства молоденькой девушки!
Неужели Валька не понимает, как задело жену сегодняшнее смешение этих трагедий?
Ой, ладно придираться к хорошему человеку. Валентин и так чуть жив, бедняга. Совсем отупел от происшествий, которые на него обрушились. Небось всерьез трясся, что товарищ Комзаев вдруг возьмет да и отправит его любимую женушку на нары!
– Ладно, солнышко, – пробормотала Валентина со всей возможной в такое время суток, после таких пертурбаций, супружеской нежностью. – Ты прав – пора спать, родной мой. Иди ты первый в ванную, а я тут все пока соберу, ладно?
Потрясенный ее покладистостью, Залесский замер было, потом сверкнул на Валентину, можно спорить, повлажневшими от умиления глазами и на рысях, пока своенравная дама не передумала, понесся включать газовую колонку.
Да что уж тут думать-передумывать! Некогда уже. Завтра к восьми на работу. Если сегодня Валентина работала в вечернюю смену, то завтра придется выходить в утреннюю. И первые больные, конечно, припрутся ровнехонько к восьми, и с первых минут рассядется по стульчикам-диванчикам в коридоре длиннющая очередь, и никто даже знать не захочет о том, какие потрясения пережила накануне доктор Залесская.
Сколько там, на часах? Мама дорогая! Три! Хоть бы немножечко поспать перед тем, как снова полдня смотреть в телевизор!
Пардон, конечно. Кто-то не знает? Гинекологи называют «телевизором» смотровое кресло. Они ведь все жуткие циники, гинекологи, – что женщины, что мужчины. Особенно женщины! На эту тему Олег Пластов когда-то острил, насчет полного отсутствия романтики у Валентины, и радовался, что Розочка у него педиатр, то есть еще сохранила какие-то детские, романтические иллюзии насчет отношений полов…
Зазвонил телефон.
Мгновение Валентина тупо на него смотрела, недоумевая, кто может возникнуть среди ночи, потом схватила трубку:
– Алло?
– Валентина? Это ты? – спросил мужской голос.
И она, дура, была до такой степени зациклена на мыслях об Олеге Пластове, на воспоминаниях о нем, что заорала как ненормальная:
– Олег! Это ты, Олег?
Воцарилось затяжное молчание, потом чрезвычайно вежливый голос растерянно проговорил:
– Ради бога, извините за такой поздний звонок. Я, видимо, номером ошибся. Спокойной ночи, извините меня еще раз, пожалуйста.
Послышались гудки.
– Бли-ин… – протянула Валентина, несколько раз не сильно, но все же чувствительно ударяя себя по голове. – Ну не блин ли, а? Это ж Володька Долохов звонил! Наверное, приехал домой, увидел со двора, что у нас свет горит, и решил отметиться. Что он обо мне подумает, интересно знать?!
Да, интересно… Небось Долохов решит, что ненароком проник в тайну ветреного девичьего сердца своей соседки, и будет мучиться вопросом, как с этой тайной стыкуется существование Вальки Залесского, его наипершего и наилепшего корефана.
И Валентина поспешно принялась накручивать номер долоховского квартирного телефона, чтобы как можно скорей загладить дурацкое недоразумение. Однако в ответ услышала череду бесконечных гудков: к телефону никто не подходил. Зато в трубке как минимум дважды раздались характерные щелчки, означающие, что кто-то пытается прозвониться на их номер по межгороду. И тут наконец-то до Валентины доехало: так ведь Долохов небось не абы куда подался, а в командировку отбыл. И сейчас звонит оттуда друзьям и соседям по какому-то, надо полагать, неотложному делу.
- Предыдущая
- 14/80
- Следующая
