Ожерелье для дьявола - Бенцони Жюльетта - Страница 61

• Предыдущая
• 61/92
• Следующая

– Вы можете сказать, кто эти люди?

– Никакого представления. Я могу сказать, что у их предводителя блестели глаза через отверстия в маске и у него был вид дворянина! Это был человек высокого роста, с металлом в голосе, и у него был южный акцент. У меня было слишком мало времени, чтобы все рассмотреть.

– Должно быть, вы были сильно напуганы. Я так огорчен.

Но она рассмеялась и лукаво посмотрела на него из-под кружевного чепца.

– Не стоит огорчаться. Мне было страшно лишь какое-то мгновение. Видите ли, я не переношу запаха пороха и запаха табака. Я подчинилась им и пошла к себе по внутренней лестнице, а по пути предупредила Понго. Должна сказать, что у него была довольно интересная реакция.

– Что же это была за реакция?

– Он разделся. Очень быстро. У меня перед глазами появился настоящий предводитель индейцев, ну разве что без перьев.

– Одежда – это неудобно, чтобы тихо прятаться в листве. Понго легко вышел через окно на кухне, спустился в кустарник и вышел из сада, никем не замеченный.

– Он никогда не должен бы одеваться, как все, – заметил Ульрих-Август со смехом. – Костюм Адама подходит ему лучше всего. Когда он в таком виде явился передо мной, я единственно о чем пожалел, что не было красок либо пера.

– Он пришел к тебе, чтобы тебя предупредить.

– Ну конечно же. Я только что возвратился.

Я взял свою шпагу, Николаус – кухонный нож и пистолет.

– А затем, – снова заговорила мадемуазель Маржон, не желающая уступать первой роли, – господин барон и его слуга пошли к постоялому двору, где ужинали его сослуживцы-швейцарцы.

– И с вами был голый Понго? Вы, должно быть, имели большой успех.

– Я одолжил ему штаны, – добродетельно уточнил Винклерид. – Возвратились с подкреплением, и в минуту сад был очищен. Нападавшие в панике бежали, унося с собой свой позор и двух раненых, которые едва передвигали ноги.

Ульрих-Август сердечно поблагодарил своих товарищей, мадемуазель Маржон предложила им щедрые дозы настойки из айвы, а Турнемин по-прежнему не возвращался. Тогда они начали держать военный совет. Постановили поставить охрану до возвращения Жиля. Но ночь прошла, а его все не было.

Поначалу друзья были не особенно встревожены. То, что удалось прогнать засаду, вселяло в них уверенность. Но день проходил, а никаких известий не было. Получалось, что Турнемин после выхода из трактира исчез. А к вечеру одна мадемуазель Маржон отправилась спать, трое же остальных решили продолжать охрану дома. Но на этот раз никто и ничто не потревожило спокойствия.

Взволнованный проявлением такой дружбы, которая, оказывается, была бдительной даже у старой девы, хотя они были знакомы всего лишь в течение нескольких недель. Жиль попытался уверить своих друзей, что здесь причина – всего лишь женщина. А нападающими руководил конечно же ревнивый муж. Но это ему явно не удалось.

– Черт возьми! – проворчала мадемуазель Маржон. – Двадцать человек, и всего лишь из-за пары рогов! Ваш ревнивец, должно быть, по крайней мере герцог и пэр, и в этом примите мои самые искренние поздравления.

Она пошла к себе, а по пути заметила, что для большей безопасности купит самую крупную собаку, какую лишь можно найти.

И только когда дверь закрылась, Жиль рассказал Винклериду всю правду о своих приключениях.

– Совершенно очевидно, что этой ночью граф Прованский решил меня уничтожить или похитить.

– Я склоняюсь скорее к первому. А что бы он с тобой делал? Надо остерегаться. Он теперь более разозлен.

– Я думаю, что у него нет времени. Если все будет хорошо, то надеюсь, что через некоторое время я буду женат, попрошу отпуск и увезу свою жену в Бретань.

На этом заседание было прервано появлением молодого солдата. Он принес письмо, адресованное Турнемину.

Письмо было от Калиостро, судя по краткому тексту и витиеватой букве «К» вместо подписи.

«Шевалье, вы совершили большую ошибку в том, что не последовали моему совету. Теперь уже бесполезно возвращаться в известное Вам место. В ту минуту, когда Вы будете читать это письмо, интересующая Вас персона будет уже далеко. Я увожу ее в безопасное место. Не ищите ее и предоставьте возможность людям трудиться спокойно.»

Под заинтересованным взглядом Ульриха-Августа Жиль, взбешенный и раздосадованный тем, что его любимая еще раз ускользнула от него, смял письмо в комок и отбросил его в угол. Затем он рухнул в кресло, подпер руками голову.

– Уехала! Она уехала! Этот проклятый итальянец опять ее увез. Этот демон так ее любит. Но я все равно ее отыщу, и тогда мы посчитаемся с этим шарлатаном.

Винклерид подобрал смятое письмо, расправил его, прочитал.

– Я очень бы хотел встретиться с этим Калиостро. Просто, чтобы испытать, как он переносит пулю или шпагу.

– Пули попадут в тебя, твоя шпага сломается.

Этот человек настоящий дьявол. А впрочем, дьявол или нет, мне надо когда-то его убить, – выпалил Жиль с бешенством.

В среду, одиннадцатого августа, король отдал приказ, чтобы игра состоялась вечером.

Начиная с семи часов, шесть салонов, соединенные анфиладой и составляющие королевские апартаменты, были иллюминированы. Хотя ночь еще не наступила, многоцветный мрамор, позолоченная бронза, порфир, золотое шитье, ковры – все блестело при свете сотен ароматизированных свечей, горевших в массивных серебряных люстрах, в подсвечниках из горного хрусталя. Такая иллюминация усиливала жару, настежь открытые окна выходили на прямые аллеи и ковровые газоны северной стороны. Двор медленно заполнялся сказочными украшениями, принесенными сюда еще два века назад.

Обитатели двора, впрочем, тоже собирались в полном составе, включая королеву и ее постоянное окружение в Трианоне. Они поостереглись отсутствовать сегодня, поскольку сегодняшняя игра была проявлением дурного настроения, малопривычного для доброго короля Людовика XVI.

Но король этим полднем оказался жертвой шутки, отдающей дурным вкусом, изобретенной веселыми друзьями его жены. Разрешив себе небольшую послеобеденную сиесту на одной из скамеек Трианона, король при своем пробуждении нашел, что книга об охоте, которую он читал, заменена книгой Аретена с такими неприличными гравюрами, что король, ненавидевший всякое распутство, пришел в неописуемый гнев. Слышали, как он громко объявил королеве:

– Поскольку у вас неспособны уважать короля, вы позволите мне удалиться, сударыня. Ваш брат император Иосиф говорил мне, что вы умеете окружать себя исключительно шлюхами и бродягами. Я не знаю здесь никого, кроме работника фермы Вали, кого бы можно было уважать.

Проследите-ка, чтобы мне вернули книгу. Я ею дорожу.

И, отбросив далеко от себя неприличную книгу, он большими шагами пошел в сторону Версаля, не желая больше ничего выслушивать.

Атмосфера вечера обещала быть еще более угрожающей. Вокруг столиков, расставленных в очаровательном салоне Меркурия, к сожалению, лишенном сказочной мебели из массивного серебра, когда-то заказанного Людовиком XIV, под приглушенный шепот окружения заняли места члены королевской семьи, чтобы отдаться целомудренным радостям игры в лото.

Это была единственная игра, которую любил король и получал от нее большое удовольствие.

Он не переносил игру фараон, столь любимую королевой, за которой она проводила бессонные ночи, так опасно подрывая свои финансы, что Людовик XVI запретил эту игру и весь этот затхлый запах игорного дома. Мария-Антуанетта, ужасно скучавшая за лото, сейчас против всякого своего желания делала хорошую мину при плохой игре.

Впрочем, это не доставляло ей особого труда. Будучи отличной хозяйкой дома, она естественно умела блистать всей своей грацией и расточать улыбки. Однако это не мешало ей время от времени бросать украдкой взгляды на хмурое лицо супруга.

– В семье разлад, – прошептал Жилю Винклерид, несший службу у дверей апартаментов, когда тот проходил мимо него.

Шевалье же, стоявший за креслом короля по его настоянию, не обращал на это никакого внимания и довольствовался тем, что вкушал удовольствие от столь неожиданной для него монаршей милости, проявленной в присутствии всего двора.

• Предыдущая
• 61/92
• Следующая