Поводырь крокодила - Анчаров Михаил Леонидович - Страница 9

• Предыдущая
• 9/19
• Следующая

– Не умею, – сказала она, гремя посудой.

– Это может означать только одно – кто-то меня здесь здорово ждет.

Это он сказал громко. И все кафе уставилось на него. Жара спала, и много народу сидело за столиками. Прошел слух о разговорчивом посетителе, и столики заполнились.

И тут он увидел проходившего дворника. Того самого, с которым болтал во сне.

– Дворник! – возопил он.

– Да, – сказал дворник.

– Дво-о-орник!

– Да-да… Ну в чем дело?

– А-а… привет!

– Привет, – равнодушно сказал дворник.

– Ты меня не узнаешь?

– Первый раз вижу, – сказал дворник.

– Что значит первый раз?! Ты же крокодил?

– А ты фулюган, – сказал дворник. – Сам ты крокодил.

– Ничего не понимаю, – сказал приезжий. – Ты мне снишься или нет?

– Это, наверно, ты мне снишься, – сказал дворник и покрутил пальцем у виска. – Я вот участковому скажу, он тебя сразу разбудит.

Он пошел прочь, а приезжий ошалело смотрел ему вслед.

Проходя мимо крайних столиков, дворник кивнул на приезжего и еще раз покрутил пальцем у виска, ожидая одобрения и моральной поддержки. Но одобрения не получил. Столики молчали.

– Нет-нет, – сказал мужчина за крайним столиком. – Я думаю, здесь не в этом дело.

Он и еще двое с портфелями разом поднялись и подошли к столу приезжего. Это были сотрудники ученого. Из его лаборатории.

– Складывается впечатление, что вы имеете отношение к этому делу, – сказал один.

– К какому делу? – спросил приезжий. Они переглянулись, ничего не ответили и присели за его столик.

– Вот мне сегодня сон снился, – сказал приезжий, что Адам и Ева – это первые биокиберы, дьявол – безответственный экспериментатор, пустивший в ход неуправляемый процесс, ад – это свалка неудачных вариантов, чистилище…

– Чистилище – ремонтные мастерские! – подхватил первый.

– А рай – сонмище самосовершенствующихся вечноживущих индивидуумов, – сказал второй.

– А почему вы говорите, что это ваш сон? – спросил третий.

– А чей?

Все трое оглянулись в сторону буфета, и все посетители стали смотреть в сторону буфета, потом кто-то засмеялся, потом еще кто-то засмеялся, а потом все стали хохотать радостно и язвительно. Только трое с портфелями не смеялись.

– Чего это они ржут? – спросил приезжий.

– Так, – нехотя сказал один, стараясь не глядеть на приезжего. – Глупость получилась. Извините. Тут одна девушка есть. Грубое существо.

– Официантка Семина? – спросил приезжий.

– Можете не объяснять, откуда вы ее знаете. Да, именно она. Малограмотный, злой человек. Так вот она предложила именно этот вариант происхождения человека.

– И именно в тех же словах, – сказал второй. – Все были поражены. А третий сказал:

– Все подумали, что уже началось… И осекся.

– Что началось? – спросил приезжий. Но ему не ответили. Вокруг хохотали и веселились вовсю. Трое хмуро складывали свои портфельчики.

Приезжему надоело все это. Он засунул два пальца в рот и свистнул так громко, как смог. От него шарахнулись, затыкая уши, а потом уставились на него. Хохот умолк.

– Ну чего вы смеетесь? – сказал приезжий. – Хохот – это освобождение от авторитета чьей-то глупости. Значит, надо быть уверенным, что ты сам умник. Обрадовались… смеетесь над Семиной… Смотрите, что с девкой сделали.

Все оглянулись на буфет. А там у стойки, забившись в угол, стояла официантка Семина. Она стояла вытянувшись, прикусив губу. Глаза у нее были закрыты, а опущенные руки сжаты в кулаки.

– Какой-то памятник, а не официантка, – сказал приезжий. – Обрадовались… Решили, что она услышала от меня об этой идее и выдала за свою… Глупо… Я с вами и дела иметь не желаю… – он вытащил свой сидор и затягивал лямки.

– Напрасно вы это, – сказал один из трех. – Истина дороже всего. Если бы вы знали, чего все ждут, как здесь важна точность, вы бы не стали…

– А разве я сказал, что это моя версия, моя?

– Нет, не говорили… – нерешительно промямлил третий.

– Так что же вы судилище устраиваете? Я это от нее услышал! Понятно? Я услышал от нее! Она мне рассказала, поэтому мне и приснилось.

В полной тишине он пошел прочь.

Все слушали, как он топает вниз по лестнице.

– Мы, кажется, потеряли нужного человека, – сказал первый с портфелем. – Товарищ Семина, извините.

– Товарищ Семина, извините нас, – второй с портфелем поднялся и оглядел кафе. – Надо кого-то послать за ним и попытаться удержать…

И тут словно какой-то вихрь промчался по площадке. Так быстро пробежала Семина.

…А потом он шел по дороге, н она плелась за ним.

– Ну что тебе надо? – спросил приезжий.

– Ничего. Опять бредут.

– А что ты плетешься? – спросил приезжий.

– Ничего.

Шествие продолжается.

– Я не хочу, чтобы вы уходили, – сказала официантка Семина.

– Ну мало ли чего ты не хочешь, – сказал приезжий.

Они дошли до перекрестка.

– Ты неискреннее, лживое существо, – сказал он. – Я таких не люблю.

– А каких вы любите? – спросила она.

– Совсем не таких.

– А каких?

– Других.

– А каких других?

– Вот это уж тебя не касается.

– Вы любите таких, как Валентина Николаевна? Он ничего не ответил.

– Это вы – неискреннее, лживое существо, – сказала она. – Зачем вы соврали, что слышали эту историю от меня?

– А разве не так было?

– Вы соврали. Ни о чем я вам не рассказывала!

– Но ты же на самом деле всю эту историю придумала сама, так?

– Нет! – закричала она.

– Да!

– Ну и что? – сказала она. – Начиталась фантастики и придумала.

– Ну вот… – сказал он. – Теперь можно возвращаться. Значит, действительно скоро начнется.

Когда он вернулся, его ожидали сотрудники лаборатории и ученый.

– Нам кажется, вы тот человек, который нам нужен, – сказали сотрудники.

– А вот я еще не понял… вы-то сами те люди, которых я ищу? – ответил приезжий.

Туман, туман, туман.

Кончилась пьеса. Толпа вываливает из театра «Глобус».

Пьяный граф Ретланд сказал:

– Он всегда прав, этот Вилли… Он умник… Скажи, Вилли, а зачем ты вообще пишешь пьесы?… Ну, понимаю. Тебе за них платят деньги… Но разве эти деньги вернут тебе ту жизнь, которую ты истратил, чтобы эти деньги получить? Значит, ты работаешь бесплатно… Стоит ли вообще работать? Может быть, лучше пить? А? Бери пример с меня. Вот я не работаю, а пью.

– И это вас радует, сэр? – спросил Вильям.

– Ты бесстыдник… Разве можно так спрашивать? И кого? Графа Ретланда?… Да. Можно… Отвечу… Меня это радует…

Когда я пьян, я не замечаю, как моя жена старается сделать из меня умника. Какая логика! А? Вы не находите? – Нервничаешь, – сказал рыжебородый граф Эссекс и оглянулся на женщину в маске.

Она все время стояла молча. Но все понимали: многое говорилось ради нее. Распускались павлиньи перья в ее присутствии. Она никогда этого не добивалась. Но тут уж ничего не поделаешь.

– Ты тоже прав, Эссекс, – сказал пьяный. – Вы все правы… Я потрачу вторую половину жизни, чтобы изучить ошибки первой половины.

– Если так пить, можно не прожить вторую половину, – сказал Вильям.

Волосы у него были жидкие и бесцветные, и он сильно проигрывал рядом с этими ребятами.

– …Умники – слабость моей жены, – сказал Ретланд.

– Пора уходить, господа, – сказал Эссекс и повел Ретланда к выходу.

Все последовали за ним, кроме женщины в маске, которая дожидалась, пока стихнут шаги на деревянной галерее.

– Вильям… Вильям, – сказала она, кинулась к Шекспиру и схватила его за плечи. – Я не смею хвалить тебя, не смею заступиться, если тебя ругают… и так всю жизнь… и перемена невозможна. Вилли, что мне делать?! Ретланд пьет… Вся Англия пьяна… Как будто бы разлучена с любимым… Свободы нет на этом свете…

Вильям обнял ее и сказал:

– Ты моя песня…

И тогда сказала женщина:

• Предыдущая
• 9/19
• Следующая