Недостойные знатные дамы - Бенцони Жюльетта - Страница 44

• Предыдущая
• 44/53
• Следующая

Через несколько минут Барроу простился с жизнью, а потрясенные и вконец запуганные жители Салема разошлись по домам.

Чтобы сгладить тягостное впечатление от смерти пастора, судьи поторопились казнить двух записных колдуний: Сюзанну Карьер и ее дочь Сару… восьми лет от роду! Эта казнь была объяснена тем, что обе они во всем сознались…

Тем временем в форте вместе с остальными узниками находился человек весьма примечательный: старый Джил Кори, чью жену повесили одной из первых. Это был необычайно мужественный старик. Стоя возле окна камеры, он выкрикивал оскорбления в адрес судей, а также заявлял, что если и есть в Салеме приспешники Сатаны, то их следует искать среди членов трибунала.

Возмущенный Коттон Мэзер решил умертвить его более оригинальным и более жестоким способом, нежели казнь через повешение, – в Англии этот способ именовался «суровым наказанием тяжестью»…

Джил Кори был приведен на площадь, где его уложили на землю, а затем стали класть ему на грудь одну за другой тяжелые каменные плиты. Плит было так много, что под их тяжестью он вскоре задохнулся. Признание вины могло бы облегчить участь мученика, но Кори до последнего мгновения обличал нечестивых судей и грозил им судом Всевышнего. Разъяренный Стоутон схватил трость и, подбежав к мученику, вонзил ему в рот ее острый конец…

Этот отвратительный поступок переполнил чашу всеобщего терпения. О нем было доложено губернатору, который наконец соизволил выразить свое возмущение. Более того, губернатор задумался: процесс в Салеме не только не положил конец делу о колдовстве, но, наоборот, подлил масла в огонь. То тут, то там стали объявляться ведьмы…

Случилось так, что как раз в то время в недавно основанном Гарвардском университете несколько истинно просвещенных мужей распространили протест против несправедливых гонений и призвали всех добропорядочных граждан поддержать их требования. Не желая прослыть невеждой, сэр Вильям направил в Салем весьма резкий приказ: трибунал прекращает свое существование, узники выпускаются на свободу. Возмущенные Стоутон и Мэзер восприняли это распоряжение как личное оскорбление и мгновенно покинули Салем…

Вот уж действительно бедный Салем! Половина его жителей погибла, оставшиеся попрятались по углам и зорко следили друг за другом, готовые в любую минуту донести на своего ближнего, лишь бы самому не угодить под топор палача. От былого процветания края не осталось и следа. Поля не возделывались, земля была не ухожена, зимой, принесшей с собой лютые морозы, начался голод.

Однако постепенно жители Салема начали вылезать из своих нор. Моргая, словно стряхивая с ресниц дурной сон, они оглядывались вокруг и видели собственную нищету и разорение. Надо было как можно скорее избавиться от кошмара, взяться за лопату, топор и плуг и возродить жизнь в опустошенном великим страхом селении. Сообща, приучаясь вновь глядеть друг другу в глаза, жители Салема принялись за работу – среди них было сто пятьдесят бывших узников, которых наконец выпустили из старого форта.

Четверо главных героинь этой ужасной истории остались на свободе, но судьба позаботилась о том, чтобы они искупили свои грехи. Энн Патнем сошла с ума и остаток жизни провела взаперти в сумасшедшем доме. Мэри Уолкот, мечтавшая поскорее покинуть Салем, вышла замуж за пьяницу, который увез ее на Юг; муж так часто и так сильно колотил ее, что она не выдержала побоев и умерла.

Когда совет старейшин изгнал пастора Парриса из Салема, запретив при этом взять с собой что-либо из имущества, Абигайль Вильямс и Элизабет Паррис разделили судьбу семьи и кончили дни в нищете.

С пагубным влиянием Коттона Мэзера и его подручных было покончено навсегда. Спустя два года сэр Вильям Фипс вынужден был подать в отставку. Новая Англия наконец смогла вздохнуть свободно…

В незапамятные времена неподалеку от Ренна жили трое братьев: старшего из них звали Филипп, среднего – Матюрен, а младшего – Гийом. Говорят, они родились в Бретани – или в Вандее, – в благородной семье, родового имени которой история не сохранила. Оно скрылось под именем, которое принял Филипп, когда решил резко изменить свой образ жизни; под своим новым именем Филипп и взошел на эшафот. Ну а прежнее имя исчезло вместе с отцом троих молодых людей, скончавшимся от горя в своем полуразвалившемся замке. Зато предания о его сыновьях живы до сих пор.

Семья была небогата. От прежней роскоши осталось только имя, которое в глазах мальчиков мало что значило: ведь у них не было средств, чтобы достойно его нести. Когда Филиппу исполнилось восемнадцать лет, он решил покинуть родные края и отправиться на поиски удачи. Король Генрих IV тогда собирал войско для завоевания маркизата Салюццо, принадлежащего герцогу Савойскому, и Филипп решил, что, вступив в армию, он получит шанс изменить свою судьбу.

Итак, утром 1600 года он пешком ушел из дома, так как сборщики налогов при поддержке прево соседнего городка забрали из дома последнюю лошадь. Все его имущество состояло из старой отцовской шпаги и лучшего колета во всем доме, являвшего собой прочную короткую куртку из серой шерсти, прошедшую испытания временем и непогодой. Обладая счастливым характером, молодой человек не стал огорчаться по поводу своей не слишком блистательной экипировки, а, весело напевая, отправился по дороге, ведущей в Лион.

Добравшись до Лиона, этого большого города на реке Роне, он нашел способ улучшить свое положение и раздобыл лошадь, пару пистолетов и несколько монет, благодаря которым почувствовал себя более уверенно. Возможно, способ, при помощи которого он приобрел все эти сокровища, был не слишком законным, но молодой человек исходил из принципа, что законы диктует нужда. Совесть его была спокойна: он стал солдатом удачи, а следовательно, и вел себя соответственно.

В Лионе Филипп отыскал вербовщика, собиравшего войско для командующего Крийона, и смело подошел к нему.

– Твое имя? – спросил вербовщик.

– Имя?

– Да. Как тебя зовут? Мне же надо как-то записать тебя!

Несомненно, он был прав – Филипп об этом просто не подумал. Однако, стоя перед этим солдафоном, он вдруг почувствовал, что просто не может назвать свое настоящее имя. Ведь он решил преуспеть любыми способами, включая самые неприглядные, и понимал, что, ступая на сей тернистый путь, не следует упоминать имени предков. Внезапно он вспомнил, как служанка в гостинице, которую ему удалось рассмешить, воскликнула, намекая на его небольшой рост, серый костюм и веселый нрав: «Да ты похож на воробья, путник! И чирикаешь так же хорошо… Настоящий воробышек!»

И он с улыбкой ответил офицеру:

– Меня зовут Гийери,[9] лейтенант. Филипп Гийери.

Офицер пожал плечамии и рассмеялся:

– Ты и впрямь похож на воробья. Ладно, иди, Гийери.

И новобранец с новым именем очертя голову бросился навстречу превратностям воинской судьбы. Он был отважен, ему нравилось ходить в атаку. Он проявлял чудеса храбрости, и коннетабль Ледигьер, увидев его в деле под стенами Монмельяна, доверил «капитану Гийери» командовать ротой.

Впервые в жизни Филипп увидел будущее в радужных красках. Вдохновленный первыми лаврами, он написал братьям и предложил им присоединиться к нему. Он мечтал о том, что все они отличатся на воинском поприще… но внезапно все его мечты о славе рухнули.

В тот день, когда Гийом и Матюрен прибыли в лагерь, чтобы получить свою долю риска и славы, туда же прискакал гонец и привез наихудшую новость для всякого солдата, любящего свое ремесло: противники заключили мир!

Все было кончено – герцог Савойский и король Генрих сложили оружие и приготовились подписать мир; коннетабль распускал отряды, в которых он больше не нуждался.

– Бедняги, вы прибыли слишком поздно, – сказал Филипп братьям. – Нам здесь нечего делать – мы больше не нужны…

• Предыдущая
• 44/53
• Следующая