Мера любви - Бенцони Жюльетта - Страница 34

• Предыдущая
• 34/70
• Следующая

— Мои люди будут сопровождать меня и подождут окончания аудиенции, чтобы проводить меня туда, куда я направлюсь.

— Я тоже поеду с вами! — воскликнул Ван Эйк.

— Лучше не надо. Поезжайте к Симоне и узнайте у нее, сможет ли она принять нас на эту ночь. Итак, мессир, вы мне так и не ответили, могут ли меня сопровождать конюх и паж?

Курсель скорее нетерпеливо, чем любезно, пожал плечами.

— Мне об этом ничего не было сказано, но правила, существующие при дворе, вам это разрешают, а я тоже ничего не имею против.

— В таком случае поехали! До скорой встречи, мессир Ян, — добавила Катрин, подчеркнув слово «скорой». Затем, зажав руки, как она делала всегда перед каким-либо сражением или просто в сложной ситуации, госпожа де Монсальви повернула лошадь по направлению к дворцу, и, не ожидая бегущего за ней Роберта де Курселя, направилась к дому своего бывшего любовника с твердой решимостью выйти из этой схватки с честью.

—Так это была ты! Я не ошибся…

Курсель оставил Катрин в узкой маленькой галерее, освещенной теплым мерцанием свечей. Вошел Филипп Бургундский, и время отступило: герцог не изменился, все тот же голос и обращение на «ты». Прошло семь лет со дня их последней трагической встречи при Компьене, где Катрин пыталась освободить Жанну д'Арк. Филипп был все такой же стройный, светловолосый, с благородной осанкой.

Может быть, лишь несколько небольших морщинок добавилось вокруг рта. Он не изменился и, казалось, думал, что между ними будет все по-прежнему. Катрин, соблюдая дистанцию, поприветствовала герцога, опустившись на колено, и прошептала: «Монсеньер!»

Пренебрегая церемониалом, герцог подбежал к ней и поднял с колен. Он удерживал ее на расстоянии вытянутой руки, чтобы лучше рассмотреть. Она удивилась происшедшей в нем перемене. Еще недавно холодный и надменный принц исчез, и перед ней оказался счастливый мужчина.

— Так чудеса существуют? — горячо воскликнул он. — Катрин, уже столько лет я молю Бога послать тебя мне! Когда я тебя заметил, я понял, что он услышал мои молитвы.

— Он вас не услышал, монсеньер: я к вам не возвращаюсь.

Филипп нахмурился:

— Нет? Что в таком случае делает во Фландрии госпожа де Монсальви, да еще в мужском одеянии?

— Я уже давно использую для путешествий этот костюм, который во время верховой езды намного удобнее платья со шлейфом. Впрочем, вы об этом знаете…

— Хорошо! Но это не объясняет ваш приезд в мои владения, поскольку даже из уважения вы не подумали нанести мне визит. Признайтесь откровенно: если бы я за вами не послал, вы бы не пришли?

— Нет, монсеньер. Я остановилась в Лилле всего на одну ночь.

Она почувствовала, как Филипп удаляется от нее. Он снова стал величественным и недоверчивым герцогом Бургундским.

Это так же не устраивало Катрин, как и его недавний порыв. Как объяснить ему цель своего путешествия? Следует ли поведать ему всю правду, еще раз рассказать об ужасах на Мельнице-Пепелище, снова гореть от стыда, признаться, что она едет в Брюгге к повитухе, чтобы освободиться от проклятого бремени? Вдруг она улыбнулась, вспомнив действие этого «оружия» на Филиппа. Ей в голову пришла мысль…

— Я просто хотела повидать свою подругу! ответила она так естественно, что герцог не заметил ее нерешительности.

— Как ее имя?

— Госпожа де Морель-Совгрен, этой осенью я у нее останавливалась ненадолго в Дижоне!

— Посмотри-ка! Я и не подозревал о такой крепкой дружбе, способной выманить графиню де Монсальви из овернских гор, со двора короля Карла, из объятий любимого супруга, любимого так, как никто еще не был любим под этим солнцем. Возможно, что эта дружба — лишь прикрытие известного любопытства…

Улыбка исчезла с лица Катрин. Гордо вскинув голову, она прямо посмотрела в холодные глаза принца.

— Позвольте вас перебить, монсеньер! Сейчас ваше высочество назовет меня шпионкой.

— Признаюсь, что это слово пришло мне в голову, усмехнувшись, ответил он. — Вы ведь душой и телом преданы моему врагу?

— Врагу? Герцог Бургундский, кажется, лишь выиграл от этого Аррасского мира, такого жестокого для каждого верноподданного короля Карла! Я слышала, что помыслы врагов вашего высочества теперь направлены на другой берег Ла-Манша и что лилии Франции и Бургундии отныне растут вместе. Может быть, я ошибаюсь?

— Нет! Договор слишком выгоден, чтобы я им пренебрегал.

— Ну и прекрасно!

Тон Катрин был таким напряженным, что Филипп невольно рассмеялся:

— Графиня, кажется, вы совсем не изменились. Вы по-прежнему в совершенстве владеете женским искусством ставить все с ног на голову и обвинять, чтобы самой избежать обвинения. Но на этот раз вы так легко не отделаетесь. Я хочу знать, зачем вы были в Дижоне, а теперь едете сюда к Симоне.

— Разве мессир де Руссе, сопровождавший короля Сицилийского, ничего не рассказал вам о том, что произошло однажды вечером несколько недель назад в Новой башне? Он не говорил о покушении на королевскую персону?

— Да, я знаю. Именно поэтому его и перевезли сюда. Опасность была слишком велика, а в случае удачи последствия были бы драматичны. Но откуда вы об этом знаете?

— В этот вечер я была во дворце. Высокочтимая госпожа Иоланда, герцогиня Анжу, мать короля Рене, придворной дамой которой я являюсь, поручила мне убедиться в том, что с ее сыном хорошо обращаются и что он страдает лишь от отсутствия свободы. Я как раз направлялась в Бургунднию к постели ушфашфеи матери. Провидение распорядилось так, что я оказалась во дворце как раз вовремя…

— Почему же он от меня это утаил?

— Я его об этом попросила. Мы — старые друзья, монсеньер, вы же это знаете. Я не хотела пробуждать некоторые воспоминания у вашего высочества при упоминании обо мне, не ведая, как вы теперь ко мне относитесь. Ян повел себя как достойный слуга своего герцога и как верный друг.

— Ваша мать умерла? Я этого не знал.

— Она покоится в Шатовилене, у госпожи Эрменгарды, которая по-дружески приняла ее.

Катрин умолкла. Наступила тишина, нарушаемая только шагами Филиппа. Заложив руки за спину, герцог медленно прохаживался по галерее. Через несколько минут, показавшихся Катрин вечностью, он прошептал:

— Это еще один из ваших талантов: во всех испытаниях приобретать друзей! Как вам это удается?

— Рецепт прост, монсеньер, — надо любить…

— Громко сказано.

— Почему же? Я всегда считала, что дружба — это любовь, лишенная крыльев, обычная любовь, тихая, преданная, освобожденная от плоти и ее безумств, она никогда не обманет и не поранит!

— Вы об этом говорите, как жрица о своем боге, — несколько раздраженно возразил он. — Даю слово — это культ, и этот культ бросил вас на непроходимые зимние тропы, и все для того, чтобы провести одну ночь у подруги? Признаюсь, мне трудно в это поверит».

— Но это естественно. Должна добавить, что, направляясь к Симоне, я рассчитывала соединить приятное с полезным. Перед тем как вернуться к близким, я хотела убедиться, что могу считать свою миссию выполненной и что король Рене получил у своего кузена Великого Герцога Запада достойный прием и ему не грозит никакая опасность.

Апломб и спокойствие, с которыми она солгала, удивили ее самое. Это было слишком хорошо придумано, и она испугалась, что сказанное очень похоже на выученный урок. Филипп этого не заметил.

— Прием, оказанный кузену? Эта болтушка принимает меня за лавочника? Госпожа де Монсальви, не думаете ли вы, что герцогу Бургундскому нужен совет о том, как кого принимать?

— Я не то имела в виду.

— Нет? Так что же? Вы хотели удостовериться, что я вызвал вашего драгоценнейшего короля для того, чтобы задушить его где-нибудь в лесу или насыпать яда в его вино? И почему вы так заботитесь о нем? Может быть, вы его любите?

Лицо Филиппа приняло до смешного обиженное выражение. Катрин позволила себе улыбнуться:

—  — Я его люблю? Это мой друг!

• Предыдущая
• 34/70
• Следующая