Побег куманики - Элтанг Лена - Страница 15

• Предыдущая
• 15/80
• Следующая

В письмо вложены отрывки рукописи, написанной тем же почерком, и кладоискательский рисунок.

Согласись, это чистой воды саспенс, почти как голливудском сценарии!

Текст написан на довольно хорошей латыни, и можно предположить, что адресат Иоанна (я его называю Иоанном Мальтийским), то есть парень, который заложил письмо между страниц фармацевтического справочника, работал врачом в госпитале Сакра Инфермерия.

Спешу тебе похвастаться, что сделал черновой перевод отдельных фрагментов письма. Привожу их здесь с некоторыми своими комментариями. Не могу без комментариев, ты ведь знаешь.

Какова завязка? Понятно, что Иоанн Мальтийский (звучит неплохо, верно?) принадлежал какому-то религиозному ордену или братству.

Причем в одном месте он использует слово fraternitas, то есть братство, а ниже встречается слово ordo, то есть орден.

Впрочем, это не так важно.

Витториоза — бенедиктинский монастырь, соответственно Иоанн был бенедиктинцем, а его адресат был, скорее всего, госпитальером.

Но что же это за тайный орден, членами которого могли быть и бенедиктинцы и госпитальеры? Взаимоотношения орденов в эту эпоху (упоминание в тексте имени папы римского Иннокентия XII Антонио Пиньятелли говорит о том, что текст составлен между 1691 и 1700 годами) — вещь достаточно запутанная.

Не исключаю, например, что и госпитальеры и бенедиктинцы могли одновременно принадлежать, скажем, ордену барнабитов.

С другой стороны, известны также случаи монашеского шпионажа, когда по заданию какого-то братства человек внедряется в другое братство.

Хлопотное это занятие — ловля человеков.

Барнабитов, кстати сказать, всегда интересовала чужая жизнь.

Конечно, они не были такими назойливыми, как доминиканцы, и делали все гораздо тоньше, но стремление все исправить и всех построить им тоже свойственно. Хотя, если речь идет и о каком-то другом ордене, что с того?

Но довольно об этом, ты, верно, утомилась.

Отправляюсь на Arbeitsplatz, поить своей кровью гигантского комара по имени Welcome Trust.

Не забывайся там, синьора awocata. Жаркий и мокрый климат располагает к безобразиям.

декабрь, 7

лукас! я здесь, на мальте, но прийти пока не могу

мои друзья по каюте устроили шутку в честь прибытия принцессы в порт

милые добрые игроки в трик-трак, едоки хумуса

мне пришлось уходить последнему, после всех пассажиров, есть такая повинность, выпадающая новеньким, в переводе с немецкого называется драить напоследок

на судне оставалось человек двадцать, не больше

когда я вернулся из душа, моих вещей в каюте не было: паспорт, бумаги и папка с рисунками лежали на койке, а дорожная сумка с одеждой исчезла

и синяя роба для уборки, и униформа с полосками на вешалке — все исчезло

в шкафу висело красное платье в пионах, с глубоким вырезом

под ним — растоптанные мужские сандалии, на размер меньше моего

лукас, они взяли даже трусы

когда я выходил в этом платье, столкнулся у трапа с ирландкой

don ' t you dare to come back — сказала она, улыбаясь так широко, что карие веснушки чуть не посыпались с лица на грудь

мне страшно захотелось задрать мою широкую красную юбку и показать ей свое отвращение, но я просто отвернулся и пошел вниз

пишу тебе в интернет-кафе, я все еще в порту, хозяин кафе смотрит на меня задумчиво, это первый мальтиец, которого я вижу, а я думал, что ты будешь первым

почему ты меня не встретил?

То : Liliane Edna Levah,

5, cours de la Somme, 33800 Bordeaux

From: Eugene Levah, Golden Tulip Rossini

Dragonara Road, St Julians STJ 06, Malta

9, Dйcembre

Лилиан, ты молчишь.

А я все чаще думаю о тебе, особенно когда остаюсь один, в отеле теперь тихо, мертвый сезон — все как будто затаились и ждут Рождества.

Помнишь наше последнее Рождество — в Кастелане, когда мы застряли по дороге из Лиона в Ниццу?

Ты тогда выглянула в окно гостиницы и закричала — высоко и пронзительно — точно лиса, попавшая в капкан.

Наша машина — единственная на темной вымершей стоянке — лежала на мокром снегу животом, колеса увели местные воришки, не прошло и трех часов.

Пришлось нам обойтись без зимнего моря, но я не жалел: одни в номере пустого отеля — помнишь эти крошечные закутки, которые они гордо именовали номерами? — на огромной старинной кровати с тысячью мелких подушечек из пожелтевшего кружева… мы задернули толстые бархатные шторы с кистями, заказали вина… хозяин принес нам пино гри и домашнего сыру, а потом ушел домой, оставив всю гостиницу на нас — разве такое могло случиться в Бордо или Париже?

Мы всю ночь слушали радио в темной комнате, где мигали тусклые огоньки деревянного приемника с круглыми ручками… ты сказала, что чувствуешь себя королевой в горном замке, чьи подданные ускакали на охоту, а с тобой осталась только служанка.

И эта служанка был я, Лилиан, но я не возражал. Поверишь ли, я бы и теперь не возражал, несмотря на твои выходки с Корвином и с тем русским парнем в Биарицце. Эжен Лева недостаточно хорош для тебя, он начал это понимать — от этого ему мерещатся дневные призраки, идущие за ним по пятам.

Folie a deux, где второй — одиночество. Зря я сюда уехал, я сделал это со злости, вернее — от гнева, тогда это был еще настоящий гнев!

Мне казалось, что возвращаться из галереи в пустую квартиру с видом на дурацкие ворота Кайо — черт бы побрал этого Шарля Восьмого! — закрывать жалюзи и сидеть с бутылкой Chateau La Collone — кто-то же должен выпить твой бесконечный помероль! — будет невыносимо, тем более что в галерее тоже пусто и совершенно нечем занять руки.

Да, пока не забыл: зачем тебе понадобилась моя лампа с медной инкрустацией? У Корвина что, не хватает антикварного старья? Это настоящий Альберт Данн, и это подарок моей тетушки! Мы ведь договорились, что ты забираешь все, что хочешь, из галереи, но не из дома.

Напиши мне хотя бы открытку, любовь моя.

декабрь, 15

восемь дней прошло, я ничего не писал здесь и думал, что вовсе не стану

но теперь идет дождь, третий день уже, как остров завис между черной небесной водой и красноватой уличной грязью, в кафе мне подали местный абсент — ром и кинни, это такая штука вроде холодной лимонной эссенции, от которой немеют ноги, у меня есть деньги на интернет и я соскучился по дневнику, вот уж чего не ожидал

когда я сошел с принцессы, небо было сухим и белым, я был в красном, а гавань казалась синей от рыбацких лодок — тут они все одного цвета, и у каждой на борту подмигивает амулетом дурацкий глаз озириса, всё что осталось от финикийцев, нет, пожалуй, еще заборы — бесконечные, каменные, ничего ни от кого не ограждающие

• Предыдущая
• 15/80
• Следующая