Выбери любимый жанр

Рыцарь Бодуэн и его семья. Книга 1 (СИ) - Дубинин Антон - Страница 17


Изменить размер шрифта:

17
* * *

Весною того самого года, как слуги Раймона, графа Тулузского, убили папского легата отца Пьера, я впервые побывал на ярмарке.

Ни о каких легатах, ни даже о мятежном тулузском графе я тогда знать не знал — тому, кому плохо в собственном доме, нет дела до проблем urbi et orbi[7]! Знал только, что в начале ярмарки святого Кириака к нам в Провен тоже приезжали вербовщики, говорили о крестовом походе, и что отец, наслушавшись их завлекательных речей, уехал ко двору герцога Бургундии — на военные сборы, где рыцарей распределят по отрядам и занесут в единую книгу записей, чтобы их имущество оставалось на время похода под охраной церкви и сеньора-короля. Отца почему-то несказанно радовала перспектива предстоящего похода, он даже, можно сказать, стал весел, шутил с матушкой и с Рено. Жаль только, в Шампани сейчас, после смерти графа Тибо, к сожаленью, нет сильного правителя, который сам повел бы соплеменников, собрав отдельный отряд. А герцог Бургундский — человек щедрый и в остальном недурной, до наживы падкий, но своих не обделит. И страх как рад любому прибавлению в войске, как собственным вассалам, обязанным ему карантеном сорок дней в году, так и наемным рыцарям за сходное жалование плюс часть добычи. И все для того, чтобы численно восторжествовать над своим вечным недругом, графом Неверским Пьером, с которым они, как известно, друг друга ненавидят до смерти, и который тоже соберет в поход немалое войско. Но лучше уж под началом бургундца драться, чем под неверским графом — бургундцы шампанцам родня, можно сказать, почти шампанцы, а Пьер де Куртене — тот совсем чужой, не лучше бретонцев или пикардийцев. Нужно быть готовым, в случае чего, доказать, что он герцогу Одону и в подметки не годится!

Мне же для радости доставало простого знания, что мессир Эд уехал. В Бургундию скататься — это тебе не в Провен и не в Мо, откуда можно и на следующий день вернуться при желании. Значит, минимум несколько дней полной свободы! Может, и несколько недель! Благослови Бог герцога бургундского и короля французского, затеявших эту войну, может ли быть для меня лучший подарок на Пасху? Прекрасный месяц май — время сеньоровых поездок, охоты или военных походов; виноград уже вскопан и подвязан, а до сенокоса еще долго. А то, даст Господь, мессир Эд скоро уедет — надолго, на несколько лет, навсегда, а может, его там в походе и вовсе… На этом мысль моя благочестиво останавливалась; даже считаючи себя Йонеком, я не позволял своей греховной натуре желать смерти собственного отца.

Мне недавно пошел тринадцатый год; этой прекрасной весной меня беспокоило только одно — как бы не взял отец с собою в поход и моего брата в качестве оруженосца, в каковом имел большую нужду. Сам-то Эд был не против; он в свои шестнадцать стал уже вполне взрослым и зрелым дамуазо и желал настоящей мужской жизни, военных успехов, больших заработков и славы человека твердого и мужественного. Но я, признаться, очень боялся его потерять тем или иным образом — что он погибнет или затеряется в далекой земле, в чужих горах, казавшихся мне вследствие своей чуждости непременно холодными и бесприютными (хотя разумом я знал, что на юге, ближе к морю, куда жарче, чем у нас.) Насколько желанна мне ни казалась пропажа мессира Эда, мысль о том, что вместе с ним может пропасть и его оруженосец, меня пугала — известно, что жадная человеческая натура хочет сразу всех благ, даже несовместимых.

Брат побывал у нас на новый год, был добр и весел в преддверии грядущего крестового предприятия и подарил мне подарок — в кои-то веки настоящие деньги, несколько новеньких серебряных денье из собственной суммы, пожалованной к Пасхе отцом. Впервые у меня на руках появились звонкие монеты. Из опасения, что отец найдет их и отнимет (обоснованного только потусторонним чувством, что мессир Эд рад будет отнять что угодно, мне дорогое) я запрятал деньги в тайничке в матушкиной комнате, где между бревнами за линялым гобеленом была широкая щель, забитая паклей, и мысленно перевел их в разряд «запаса на черный день».

Весна выдалась прекрасная — веселый месяц май в веселой Шампани стал еще веселее вследствие отъезда моего тирана. Виноградники наши, о которых заботились меньше, чем на землях черного аббатства, были разбиты на землях, изначально для этого вовсе не подходивших, но господин Амелен прикупил к Пасхе пару бочонков дешевого бургундского по 13 денье, которым мы с Рено изредка втихую наливались почти допьяна — потихоньку вынося его из погреба в маленьком кувшине и блаженно распивая на солнышке. Пасхалия была чудесная, птицы пели без умолку, трава пестрела цветами, и даже Рено казался отличным парнем, веселым и понимающим. Еще одна радость весны 1208 года — я получил на именины свои первые штаны, не бесформенные мужицкие кальсоны на веревочке, а настоящие облегающие толстые шоссы с поясом и завязками, и к ним — крепкие брэ.

Как раз во время такой вот попойки Рено — он здорово вытянулся за зиму, догнав и едва ли не перегнав в росте моего брата, уступая ему только в крепости сложения — предложил мне занимательный план. Молодой дамуазо в расцвете сил (даже прыщи у него прошли, как он и предсказывал, только зубы не отросли заново), несомненно скучал, проводя самые веселые денечки в году в такой глуши, почти что в одиночестве, потягивая дешевое вино за сараями в компании двух провинциальных отроков вроде нас с тобой, возлюбленная. Со своей Аликс он рассорился насовсем — в деревне поговаривали, после того, как она от него забрюхатела; но сам Рено на эту тему отказывался разговаривать, я знал только, что отец как-то вечером, после посещения пары мужиков, без конца кланявшихся и заикавшихся от смущенья, взял Рено за плечо, отвел его на конюшню и там отделал вожжами не хуже, чем порою меня. Бедный дамуазо проболел после этого целый день, я носил ему за пазухой кусочки печенья со стола и искренне ему сочувствовал, потому что хорошо знал подобные злосчастья. После этого мы с Рено даже как будто сблизились — он стал разговаривать со мной, почти как с равным, а я из благодарности не лез к нему в душу, когда он видимо тосковал, взглядывая в сторону деревни.

Рено было скучно — вовсе неудивительно! Даже я, разморившись на солнышке, мечтал о веселых развлечениях. Но если у меня таковая потребность исчерпывалась тем, чтобы выпить еще кувшин вина и съездить верхом посмотреть, как мужики строят новый мост через речку, или, проскакав по мелководью, посмеяться над визгом обрызганных прачек из деревни — Рено, видевший в жизни куда больше интересного, подобными провинциальными радостями удоволиться не мог.

Ярмарка святого Кириака сейчас идет, говорил он мечтательно, почесывая под мышкою. Вместе с нами за сараями валялись разомлевшие псы, высунув красные языки до земли и улыбаясь по-собачьи. Порою они выкусывали блох, смешно задирая носы над зубами, и я на них радовался.

Ярмарка святого Кириака — одна из самых веселых! А знаешь ли ты, почему? — спрашивал Рено, давя в волосах злобную вошь с ловкостью не хуже собачьей.

Нет, отвечал я, не знаю — откуда мне знать? Я ж на ярмарке ни разу не бывал.

Так и не побываешь, если всю жизнь за сараями прятаться, хмурил Рено черную бровь. Ярмарка, брат, это чертовски весело. И не слушай ни разу, что там отец Фернанд за ерунду говорит — никакого в ней нет греха! Подумаешь, веселятся люди да торгуют. С чего это кюре взяли, что все торговцы в ад попадают? Монахи вон тоже торгуют, знаешь, кому половина торговых путей по Сене и Марне принадлежит? Аббату Сен-Жермен-де-Пре, который доброе винишко до самой Нормандии сплавляет, и не бесплатно! А бургундские монахи из Беза и Сен-Дени сами ярмарки устраивают, и весьма веселые. А веселиться после Пасхи людям сам Бог велел!

Доводы Рено казались очень убедительны. Я кивал и внимательно слушал.

— У Святого Кириака самая веселая ярмарка, потому что в нее часто Пасхалия попадает, — втолковывал мне приятель. — В Пасхалию даже монахи все пьяны до сложения риз, а о мирянах говорить нечего. Знаешь, как в Провене сейчас хорошо! Кто торгует — пьет, кто деньги спускает — тоже пьет, на площадях хороводы водят, на паперти Сен-Тибо каноники бесплатно сидр раздают — такой уж у них богоугодный обычай: в Пасхальную неделю поить всех подряд. Девчонки городские все разряженные, как королевы, и не подумаешь, что простолюдинки; бани открыты… А в банях-то уж как весело, можно такую красотку за пару денье заполучить…

17
Перейти на страницу:
Мир литературы