Тварь. Кассеты Андерсона - Спиллейн Микки - Страница 19

— Все?

— Все, Майк. Потом я опять заснул.

Туз лежал передо мной. Лежал лицом книзу, так что я не мог сказать, красный он или черный, но это был туз. В голове у меня опять раззвонились звоночки, которые скоро загудят оглушительными колоколами. Телега стояла впереди лошади, но если я пойму, какую упряжку нужно расстегнуть, то смогу поставить их, как полагается.

— Билли, об этом никому ни слова, понял? Если местные копы будут тебя допрашивать, ничего не говори. А понадобится что-нибудь сержанту Прайсу — посылай ко мне. Если тебе дорога жизнь, держи язык за зубами, а дверь на замке.

Он вытаращил глаза.

— Черт, Майк, неужели это так важно?

Я кивнул.

— Сдается мне, Билли, что ты слышал убийцу.

— Господи! — у него перехватило горло. — Ты... ты думаешь, убийца... — он сглотнул. — Может, он и меня попробует кокнуть?

— Нет, Билли, речь не о том. Не так уж ты для него опасен. Но остерегаться нужно не только его. Мы имеем дело не с обычным убийством. Взять хотя бы похищение. Оно как-то связано со всем остальным. В общем, сиди здесь, пока я не дам о себе знать, — на пороге, уже взявшись за дверную ручку, я обернулся и вновь взглянул в его испуганные глаза. — Билли, кто такой Мэллори?

— Какой Мэллори?

— Просто Мэллори.

— Правда, не знаю.

— Ладно, малыш, спасибо.

Мэллори. С таким же успехом он мог бы назваться Смитом или Джонсоном. Слово, и больше ничего. Пробираясь в темноте обратно, я думал о нем. Мэллори, фигурирующий в похищении, Мэллори, одно имя которого заставило Йорка побледнеть и добавило новое звено в цепи преступлений. Мэллори сидит себе где-то и радуется тому, какую поганую кашу он заварил. Йорк знал, кто он, но его нет в живых. Не здесь ли причина убийства? Вполне вероятно. Странные действия Йорка косвенно указывали на то, что Майре Грэйндж тоже известен Мэллори. Но она пропала. А если это дело рук Мэллори? Вполне вероятно. Черт возьми, у меня не было ничего определенного, все держалось на одних допущениях. Что-то должно произойти, кто-нибудь захочет половить рыбку в мутной воде и сделает первый ход.

Я собрал вместе все факты, но не мог найти в них смысла. Имя, произнесенное неизвестно кем, человек — тоже неизвестный — спускавшийся ночью по лестнице и отрицающий это, поиски какой-то вещи, по-видимому украденной пропавшей женщиной.

Бормоча под нос ругательства, я пнул ногой воображаемого противника. С чего начать? Дилвик, а также Прайс, разыскивают Грэйндж. Располагая такой уймой людей, они могут работать гораздо быстрее меня. Кроме того, какое-то чувство подсказывало мне, что с ней связана лишь часть происшедшего. Она не ключевая фигура, которая поможет разъяснить загадку, а скорее свидетель, чьи показания сберегли бы массу времени и труда. Мне все-таки не верилось, что она раскроила Йорку голову, а потом покончила с собой. Если Йорк сделал ее своей соучастницей, значит она умница, а умные люди либо не идут на убийство, либо действуют по хорошо обдуманному плану. Убийство Йорка было внезапным и грубым. Такие совершаются в трущобах ради нескольких жалких долларов, или в номере отеля, когда муж застает жену с любовником. Таковы убийства из ревности, убийства из мести, дурацкие убийства ради мелочи, но подходит ли сюда хоть один из этих мотивов? Кого ревновал Йорк, и кто ревновал к нему? Рокси верно сказала, он был слишком стар. Деньги? По всей видимости, из его бумажника ничего не пропало. Да и вообще, преступления этого роди происходят на улице, в безлюдном переулке, на пустынном шоссе. Месть... месть. Грэйндж сказала, что у него нет врагов. Это теперь. А в прошлом? Если основываться на опыте, такой вариант тоже можно исключить почти наверняка. Убийства из мести обычно следуют вскоре за событием, вызвавшим желание отомстить. Когда у человека есть время подумать, мысль о наказании его останавливает. Если, конечно, сознавая грозящую опасность, жертва не пускается в бега. Тогда значение происшедшего возрастает в сознании убийцы и подстегивает его. Тоже отпадает. Йорк долгие годы был у всех на виду. Он почти двадцать лет прожил в одном доме. Лучший мотив — большие деньги. Не в них ли дело? И причем тут Грэйндж? Как завещание оказалось у нее? Такие вещи держат в банке или у адвоката. Редко случается наследнику видеть завещание своими глазами, не говоря уже о том, чтобы столько времени прятать его в своих личных вещах. Черт возьми, а Грэйндж еще хвасталась своими крупными личными доходами помимо тех денег, которые ей платил Йорк. Ей, мол, безразлично, как он распорядится своими деньгами. Очень благородно, особенно когда знаешь, кому они достанутся. Она могла себе позволить говорить со мной свысока. Я вспомнил, с каким лицом она это говорила, как равнодушно, небрежно. Зачем прикидываться, если не ради какой-то важной причины? Чего она добивалась?

Майра Грэйндж. Помимо моей воли, каждый раз все замыкалось на ней. Отсутствовала в ночь похищения. Ее видели на шоссе, но она это отрицает. Почему?

Я усмехнулся. По какой причине незамужняя женщина поедет куда-то среди ночи? Дело ясное свидание. Грэйндж ездила на свидание, а таких, как у нее, партнеров надо прятать от посторонних глаз. Вот почему ее редко видели на людях. Йорк тоже не хотел огласки, опасаясь критики, отсюда его деликатное отношение. У Грэйндж было множество причин все отрицать. Это повредило бы ей в профессиональном отношении, хуже того, она могла потерять хорошую подружку. Это были предположения, но я готов был держать пари, что они близки к истине.

Ночной воздух дохнул в лицо холодом. Я не сознавал того, что стою за порогом, пока зябкий туман не обволок меня. Я сунул руки в карманы и зашагал по аллее.

Дом смотрел мне в спину пристальными глазами окон. Если бы он умел говорить. Посыпанная гравием дорожка охватывала мрачное старое здание своими серыми руками, и я шел по ней, стараясь привести в порядок свои мысли. Дойдя до развилки, я постоял секунду, а затем, следуя за поворотом дорожки, двинулся направо.

Шагов через пятьдесят из темноты выросла смутная громада лаборатории, похожая на склеп. Это было здание из тускло-серых шлакоблоков, единственная постройка в имении, выпадавшая из общего тона. Ни одно окно не прерывало контуров двух видимых мне стен, нигде ни щелочки, через которую любопытные глаза могли бы наблюдать за происходящим внутри. В дальнем конце дома в небо торчала тощим пальцем тридцатифутовая труба, вытягиваясь выше деревьев. При ближайшем рассмотрении обнаружилась вентиляционная система под самым карнизом крыши с зарешеченными отверстиями выше уровня глаз.

Я обошел здание вокруг. Постройка насчитывала сто футов в длину и пятьдесят в ширину, но единственным входом в нее служила стальная дверь, способная выдержать ураган или осаду. Однако она оказалась бессильной против любопытства. Первая же отмычка повернулась в замке. Плевое дело, даже смешно. Двойные ригели, толщиной в большой палец, а механизм проще, чем стакан молока.

Выключатели светились в темноте зеленоватым фосфорическим светом. Я дернул шнурок одного из них, и под потолком вспыхнула стоваттная лампа, осветившая все как днем. Я осмотрел дверь и захлопнул ее, потом огляделся. В смысле архитектуры здание было образцом простоты. Во всю его длину тянулся длинный коридор. По обе стороны располагались комнаты, всего около шестнадцати. Ни пылинки на сверкающем мраморном полу, ни одного пятнышка на стенах, покрытых белой эмалевой краской. Все двери были закрыты, медь ручек блестела, деревянные части улыбались в своем лакированном аскетизме. При всей неказистости наружного вида внутри лаборатория была безупречна.

В первой комнате, оказавшейся кабинетом, стояли стол, большое кресло, несколько картотечных шкафов и охладитель для воды. Комната напротив ничем не отличалась от первой. Подставка для трубок подсказала мне, которая из них принадлежит Йорку. Пока ничего примечательного.

Дальше было что-то вроде кладовой. На стеллажах вдоль стен стояли сотни бутылочек с наклейками, содержавшими неизвестные мне химикалии. Я открыл нижнее отделение. Электрическая арматура, трубочки, непонятные медные змеевики, аккуратно расположенные на полках рядом с необычного вида деталями. На сей раз противоположная комната была совсем не такой. В одном углу припал к земле генератор, притулившись к трансформатору. В дверь вползали кабели, толщиной в запястье, проходили через оба агрегата и исчезали в стене. Похожие штучки я видел в некоторых из наших захолустных штатах, где до сих пор в ходу передвижной электрический стул. Их назначение поставило меня в тупик. Если Йорк занимался только воспитанием Растона, к чему вся эта техника? Или это было только ширмой для чего-то более важного?