Любовь, только любовь - Бенцони Жюльетта - Страница 44
- Предыдущая
- 44/77
- Следующая
– Останьтесь ненадолго, мой дорогой друг, поскольку вас так мило просят! Ваш дом близко. И я не думаю, что вы боитесь грабителей!
Улыбаясь невесте, Гарэн снова сел. Катрин с облегчением вздохнула, но не осмелилась посмотреть на человека, которого предавала таким образом. Она презирала себя за то, что вынуждена играть эту постыдную роль, но любовь была сильнее угрызений совести. Что угодно, но только не принадлежать никому, кроме Арно!
Когда, наконец, час спустя и добрых три четверти часа позже вечернего звона Гарэн распрощался с Катрин и хозяевами дома, была уже кромешная тьма. Катрин смотрела с каменным лицом, как он ускакал в ночь, навстречу смерти. Но мятежная совесть не позволила ей сомкнуть глаза всю ночь.
– Гарэн де Брази только слегка ранен, а Барнаби арестован.
Голос Сары вывел Катрин из полузабытья, в которое она впала на рассвете. Она увидела цыганку, стоящую около нее с пепельно-серым лицом, тусклыми глазами и трясущимися руками. Сначала она даже не уловила значения ее слов. Казалось, она говорила Нечто абсурдное и невероятное… Но Сара повторила Катрин, взиравшей на нее с ужасом, страшное известие. Гарэн де Брази жив? Почему-то теперь это не казалось ей таким уж существенным, и Катрин даже почувствовала облегчение. Но Барнаби арестован?
– Кто тебе это сказал? – спросила она слабым голосом.
– Жеан-Толстосум. Он заходил сюда сегодня утром с сумкой и посохом просить подаяния. Он не мог рассказать мне больше ничего, потому что как раз в это время вышла повариха послушать, о чем мы говорим. Это все, что я знаю.
– Помоги мне одеться!
Катрин только что вспомнила совет, который дал ей нищий: если он когда-нибудь понадобится, его можно найти у входа в церковь Святого Бенина. Это был как раз тот случай. В один миг она оделась и уложила волосы. Поскольку весь дом ходил ходуном, она решила выйти без особого предлога. Новость, что Гарэн стал жертвой нападения, распространилась по городу с необычайной быстротой, и, рассказывая об этом, каждый добавлял что-то свое. Катрин стоило только сказать, что она собирается в город, в церковь вознести благодарность Господу за то, что он пощадил жизнь ее жениха, как Мари де Шандивер позволила ей выйти в сопровождении Сары.
Когда они шли через Бург, то видели, как домохозяйки перекликаются из окон через улицу или собираются небольшими группками в тени разрисованных металлических вывесок, чтобы обсудить последние слухи. Казалось, новость никого не удивила. Приход государственного казначея к достатку и власти был слишком стремителен, а его любовь к показной роскоши слишком очевидна, чтобы не нажить себе множество врагов. Но Катрин и Сара не остановились, чтобы послушать сплетни. Они спешили к городскому крепостному валу и великолепным зданиям, которые входили в аббатство Сен-Бенин, одно из самых крупных во Франции. Катрин ни о чем не могла думать, кроме того, о чем собиралась узнать у Жеана-Толстосума. У нее ныло сердце.
На площади у церкви и у ворот аббатства народа было мало. Несколько человек входило в церковь. В высоких восьмиугольных башнях, сложенных из нового камня цвета густых сливок, колокола отбивали похоронный звон. Обе женщины должны были подождать, пока похоронная процессия медленно пересечет площадь и войдет в церковь. Монахи в черных шерстяных рясах несли носилки, на которых лежал покойник с непокрытым лицом. Члены семьи и плакальщики следовали за ними: совсем немного народа, так как это были похороны невысокого разряда.
– Я не вижу Жеана, – прошептала Катрин из-под вуали. – А, вот он! У входа… тот монах в коричневой рясе…
На бродяге было коричневое одеяние монаха нищенствующего ордена: с сумой через плечо и посохом в руках он просил гнусавым, монотонным голосом милостыню для своего монастыря. По пристальному взгляду, который он кинул на нее из-под пыльного капюшона, Катрин поняла, что Жеан узнал ее. Подойдя ближе, она положила монетку в протянутую руку и быстро пробормотала:
– Я должна поговорить с вами сейчас же!
– Как только эти крикуны войдут в церковь, – не изменив голоса, ответил ей «монах». – Из глубины взываю к тебе, Господи!
Когда похоронная процессия вошла в церковь, он провел женщин в тень большого портика.
– Что вы хотите знать? – спросил он.
– Что случилось?
– Все довольно просто! Барнаби хотел один сделать дело… «Это личное дело, – сказал он, – и слишком рискованно вовлекать кого-либо еще из парней». Дело не в том, что нам не стоило рисковать, если учесть, сколько драгоценностей бывает обычно при себе у казначея! Но вы же знаете Барнаби! Все, что он разрешил мне сделать, это присматривать за ним. Я пытался уговорить его взять с собой на всякий случай Мясника, понимаете? Брази еще молодой человек, а Барнаби уже стареет. Но с таким же успехом можно вразумить каменную стену! Он так же упрям, как мул епископа. Поэтому мы сделали так, как он хотел. Я следил, не идет ли кто со стороны Бурга, а он прятался за фонтаном на углу улицы. Я увидел, что кто-то приближается, а за ним следует грум. Я свистнул, чтобы предупредить Барнаби, и спрятался. Как только казначей подъехал к фонтану, Барнаби прыгнул на него с такой силой, что сбросил с лошади. Они боролись на земле, а я присматривал за грумом. Но тот оказался не из храброго десятка. Жалкий трус, вот он кто. Он сразу же пустился наутек, моля о пощаде!.. Потом я вроде бы увидел Барнаби и хотел подойти к нему помочь сбросить тело в Ош. Я даже набрал больших камней – и вдруг увидел, что это вовсе не Барнаби, а тот, другой… Гарэн… А Барнаби лежал на земле и стонал, как женщина при родах.
– Уж если и был момент прийти ему на помощь, так это именно тогда, – отрезала Катрин сухо.
– Я как раз и собирался, будьте уверены! Но только я вынул нож, чтобы сразиться с Гарэном, как с улицы Тотпур появилась стража. Брази закричал, и они бросились к нам. У меня времени хватило только на то, чтобы улизнуть. Их было слишком много на одного бедного одинокого нищего, чтобы померяться силами, – закончил он, сокрушенно улыбаясь.
– Что они сделали с Барнаби?
– Я видел, как двое стражников подхватили его и потащили, не слишком церемонясь. Он был тих и спокоен, как мертвый боров, но он был жив… Я слышал, он дышит! Офицер стражи велел забрать его в тюрьму. Там он сейчас находится… в замке, где казарма кавалеристов. Вы знаете, о чем я говорю?
Катрин кивнула. Она нервно теребила пальцами уголок часослова в бархатном переплете, лихорадочно соображая, что нужно сделать, чтобы вызволить старого друга из тюрьмы.
– Мы должны вытащить его оттуда! – сказала она. – Его надо как-то освободить.
Грустная улыбка появилась в уголках кривого рта Жеана. Он протянул деревянную миску трем хозяйкам, проходившим мимо. В чепцах и передниках они походили на торговок с рыночной площади на Бурге, пришедших помолиться в перерыве между торговлей.
– Конечно, он выберется оттуда, но совсем не так, как вы думаете! Его пригласят прогуляться на Маримон, чтобы приятно поболтать с главным «мясником» монсеньора.
Жест, которым он сопроводил это замечание, был недвусмысленным. Указательным пальцем Жеан провел по горлу, как бы рассекая его. Катрин побледнела.
– Если кто-то и виноват, так это я, – сказала она решительно. – Я не могу позволить, чтобы Барнаби умер такой смертью из-за меня! Есть ли какой-нибудь способ помочь ему убежать… может, деньги? Много денег?
Она подумала о драгоценностях, подаренных ей Гарэном, и которые она бы с радостью отдала. Слово «деньги» возымело мгновенное действие на Жеана. Его глаза заблестели, как огоньки.
– Это может подействовать! Только я не думаю, что Жако де ла-Мер поможет вам, прекрасная Катрин. Сейчас вы не пользуетесь у него успехом. Говорят, что это вы втравили одного из его лучших людей в беду, и все из-за глупого женского сумасбродства! Другими словами, я предлагаю вам какое-то время держаться от него подальше. Никто не будет слушать ваши объяснения, а вы можете пострадать. Жако не из самых великодушных людей, когда его гладят против шерсти!
- Предыдущая
- 44/77
- Следующая
