Любовь, только любовь - Бенцони Жюльетта - Страница 40

• Предыдущая
• 40/77
• Следующая

– Кланяйтесь, рабы, вот и ее высочество, могущественная госпожа де Брази соизволила покинуть покои, чтобы полюбоваться своими судомойками.

– Попридержи язык, Лоиз, – холодно сказала Жакетт. – Оставь сестру в покое.

Но этого было мало, чтобы заставить Лоиз замолчать, если она решила высказаться. Отложив веретено, она вскочила и остановилась, уперев руки в бока, перед сестрой. Ее губы неприятно скривились.

– Мы слишком горды, чтобы подниматься на заре, ? Домашняя работа, утренняя месса – для бедных людей, вроде меня и матери. А ты корчишь из себя принцессу, воображая, что уже вышла замуж за своего одноглазого казначея.

Жакетт сердито бросила утюг на подставку. Она покраснела до корней все еще белокурых волос. Но Катрин вмешалась до того, как та включилась в перебранку.

– Я плохо спала, – сказала она, пожимая плечами. – Просто я немного дольше поспала, вот и все. Это не преступление. Я поработаю подольше сегодня вечером, чтобы успеть все сделать.

Повернувшись спиной к Лоиз, свирепое лицо которой расстроило ее, Катрин обняла мать и наклонилась поднять утюг, который та бросила. Она уже собиралась наполнить его углями, как Жакетт заговорила:

– Нет, Катиш… ты не будешь больше делать черную работу. Твой жених этого не желает. Ты должна учиться, как вести себя в твоем новом положении, и на это осталось мало времени.

Катрин мгновенно вспылила:

– Что ты имеешь в виду? Мой жених? Я еще не приняла его предложения. Более того, если он так хочет жениться на мне, он должен принимать меня такой, какая я есть.

У тебя нет выбора, моя дорогая. Сегодня утром приходил паж от вдовствующей герцогини. Ты должна покинуть наш дом до свадьбы и перейти жить к госпоже де Шандивер, которая замужем за герцогским камергером. Она подготовит тебя, чтобы ты могла занять свое место при дворе, обучит хорошим манерам и дворцовым обычаям.

По мере того как говорила мать, в Катрин росла злость. Покрасневшие глаза Жакетт выдавали ее горе, а решительный тон только подливал масла в огонь.

– Ни слова больше, мама. Если мессир де Брази хочет жениться на мне, я не могу помешать ему, так как это приказ монсеньора Филиппа. Но никто не заставит меня покинуть мою семью и жить с чужими людьми в чужом мне доме, где на меня будут смотреть свысока. Я категорически отказываюсь.

Ехидная усмешка Лоиз оказалась последней каплей для Катрин. В ярости она повернулась к ней.

– Перестань смеяться, как идиотка. Если хочешь знать, сама мысль о замужестве мне отвратительна, и единственная причина, по которой я принимаю предложение, – это необходимость избежать последствий отказа. Если бы я думала только о себе, я бы уже давно пересекла границу Бургундии и отправилась в Париж… в наш дом.

Отпор сестре грозил перейти в рукопашную, так как Лоиз продолжала противно смеяться, если бы Сара не встала между ними. Она обняла Катрин за плечи и увела от сестры.

– Успокойся! Послушайся матери, дитя. Она совершенно права. Таким поведением ты еще больше ее расстраиваешь.

Жакетт, припав к очагу, рыдала, закрыв голову передником. Катрин не могла вынести слез матери и подбежала к ней.

– Не плачь, пожалуйста, мама. Я сделаю, как ты захочешь. Но ты не можешь заставить меня уйти из дома и поселиться с незнакомыми людьми…

Последние слова прозвучали как мольба и вопрос. Крупные слезы покатились по щекам Катрин, и она прижалась лицом к шее матери. Жакетт вытерла ей глаза и нежно погладила золотистые косы младшей дочери.

– Ты пойдешь к госпоже де Шандивер ради меня, Катрин. Видишь ли, как только будет сделано оглашение, мессир де Брази захочет навещать тебя каждый день, ухаживать за тобой, как положено. Он не сможет приходить сюда. Дом не достоин его. Это будет его смущать.

– Надо же, – горько сказала Катрин. – Он всегда может остаться дома.

– Ну, ну, перестань!.. Это будет его смущать, как я тебе сказала, а меня еще больше! Госпожа де Шандивер, я слышала, пожилая и добрая женщина, тебе будет хорошо с ней. Ты научишься подобающим манерам. И, кроме того, – добавила Жакетт печально, с вымученной улыбкой, – ты все равно скоро покинешь этот дом и перейдешь к мужу. Это будет как бы промежуточная ступень, и ты уже не будешь теряться в доме Гарэна де Брази. В любом случае, ничто не помешает тебе приходить сюда, когда захочешь.

Катрин слушала в отчаянии, как мать повторяет это, словно заученный урок. Наверно, дядюшка Матье часами убеждал ее, чтобы довести до состояния такой безнадежной покорности. Бесполезно было спорить с Жакетт, когда она находилась в таком состоянии. И если бы Барнаби помог ей, как она надеялась, все скоро стало бы дурным сном. Она отступила.

– Ну, хорошо, я пойду к госпоже де Шандивер. При одном условии…

– При каком? – спросила Жакетт, не зная, радоваться или печалиться по поводу того, что дочь так быстро сдалась..

– Со мной пойдет Сара.

Когда, наконец, вечером Катрин осталась наедине с Сарой, то решила от слов перейти к делу. Времени для секретов и недомолвок больше не оставалось, так как на следующий день они должны были переехать в прекрасный особняк, где жила их будущая хозяйка.

Не теряя времени, Катрин рассказала Саре о путешествии прошлой ночью. Сара и бровью не повела, узнав о том, что раскрыт секрет ее исчезновений. Она даже слегка улыбнулась, так как по голосу девушки поняла, что та не только не обвиняет ее, но даже сочувствует.

– Почему ты говоришь мне об этом сегодня? – спросила она.

– Я хочу, чтобы ты сходила к Жако и отнесла письмо Барнаби.

Сара была не из тех, кто спорит или удивляется. Она просто достала из сундука темный плащ и накинула на себя.

– Dame!3 воскликнула она.

Катрин торопливо набросала несколько слов, внимательно их перечитала и посыпала песком чернила.

«Поторопись, – написала она Барнаби. – Ты единственный, кто может мне помочь, и ты знаешь, как я ненавижу того, о ком мы говорили…»

Довольная запиской, она протянула сложенную бумажку Саре.

– Вот, – произнесла она. – Поспеши.

– Барнаби получит твое письмо через четверть часа.

Оставь дверь открытой.

Сара бесшумно, как тень, выскользнула из комнаты, и как ни прислушивалась Катрин, она не могла услышать ни ее шагов, ни стука двери. Цыганка как будто растворилась в воздухе.

Гедеон сидел на жердочке, спрятав голову на груди, и дремал, закрыв один глаз. Он следил за хозяйкой, занятой своими делами в столь непривычное для этого время. Она вытаскивала платья из сундуков, прикидывала их на себя, бросая одни на пол, а другие откладывая на кровать.

Эта непривычная суета настроила птицу на ее обычные трюки, так как по всему было видно, что спать еще рано. Гедеон встрепенулся, распушил сверкающее оперенье, вытянул шею и прокричал:

– Храни Господь герцога!

Но повторить свой крик он не смог – одно из платьев, брошенное Катрин, ослепив, накрыло его.

– Пусть герцог убирается к черту, и ты вместе с ним! – закричала девушка сердито.

Сара вернулась около полуночи. Катрин, ожидая ее, сидела на кровати, потушив все свечи.

– Ну? – только и спросила она.

– Барнаби говорит, что все идет хорошо. Он даст тебе знать, когда ты будешь жить у госпожи де Шандивер, как решил поступить… и что тебе нужно будет сделать.

Красный луч солнечного света, испещренный золотом, струился из высокого оконного витража с изображением святой Цецилии с арфой и падал на Катрин, неподвижно стоявшую посреди огромной комнаты. У ее ног, держа во рту булавки, присела портниха. Свет едва освещал темные одежды пожилой дамы, одетой, несмотря на жару, в коричневый бархат, отделанный мехом сурка. Она сидела очень прямо на дубовом стуле с высокой спинкой, наблюдая примерку. У Мари де Шандивер было доброе лицо с тонкими чертами и бледно-голубыми глазами, которое очаровательно оттенял головной убор из дорогого фламандского кружева. Поражала глубокая печаль, которая, казалось, противоречила ее мягкой улыбке. В Мари де Шандивер чувствовалась женщина, терзаемая тайным горем.

• Предыдущая
• 40/77
• Следующая