Любовь, только любовь - Бенцони Жюльетта - Страница 34
- Предыдущая
- 34/77
- Следующая
Катрин расчесала волосы перед зеркалом и уже хотела спуститься вниз, как услышала стук копыт под окнами. Она подбежала к окну и выглянула. Улицы Дижона еще не были вымощены, и лошадь подняла густое облако пыли. Вскоре она узнала Гарэна де Брази, медленно ехавшего между рядами домов, где за окнами были видны снующие туда-сюда хозяйки. Едва она пришла в себя от удивления, как казначей посмотрел вверх и, поймав ее взгляд, степенно поклонился. Покраснев от смущения, она ответила ему и бросилась в дальний угол комнаты, не зная как расценить эту вторую встречу, последовавшую столь скоро за первой. Может, он приехал купить сукна? Но нет, стук копыт уже удалился. Смущенно расправив юбку из миндально-зеленого льна, украшенную поясом из белой ленты, она сбежала вниз к дяде.
Она нашла его в маленьком кабинете, где он держал свои счетные книги. С пером за ухом он сгорбился над черной дубовой конторкой; деловито занося цифры в огромный, обтянутый пергаментом гроссбух. За следующей дверью, в самой лавке, его помощники распаковывали большую партию товаров, прибывшую из Италии. Видя, что Матье очень занят, чтобы уделить ей внимание, она пошла помочь старому Пьеру убрать рулоны новых тканей. Здесь были парча из Милана и венецианский бархат. Катрин ничего так не любила, как перебирать эти прекрасные материи, предназначенные для знати или богатых бюргеров. Вряд ли она сможет когда-нибудь носить такие дорогие вещи. Но больше всего Катрин понравилась восхитительная бледно-розовая парча с затканным серебром узором в виде причудливых птиц.
– Правда, прекрасно? – воскликнула она, поднимая отрез перед собой. – Как бы я хотела носить это!
По мнению Пьера, ничто не могло быть достаточно хорошо для Катрин, и он посмотрел на нее со снисходительной улыбкой.
– Попроси мэтра Матье, – предложил он. – Он, может быть, и подарит его тебе. На твоем месте я бы попросил у него еще и вот это. В нем бы ты выглядела очень хорошо.
Он показал на отрез венецианского бархата с большими черными цветами на блестящем золотом поле, и Катрин только было с возгласом восхищения взяла его, как услышала ворчливый голос Матье.
– Оставь в покое товары! Они очень нежные и дорогие!
– О, я знаю, – сказала Катрин со вздохом, – но только здесь я могу потрогать такие вещи…
Она махнула рукой в сторону шкафов, полных аккуратных рулонов шелковых штофов, отрезов атласа ярких цветов и мягких бархатов. В других шкафах лежали большие штуки кружев, нежных и тонких, как паутина, вуали из Моссула, затканные цветочными узорами персидские шелка, легкая шуршащая тафта. Были там шерстяные сукна из Англии или Шампани, мягкие белые шерстяные ткани, сотканные женщинами Валансьена, тонкие флорентийские сукна, гладкие и блестящие, почти как атлас.
Матье проворно отобрал розовую парчу у племянницы и черный с золотом бархат у Пьера и сложил их на разостланный большой кусок плотной белой ткани, добавив хорошую подборку серебряного и золотого шитья и разноцветных атласов, полосатых, вышитых и гладких. Все это он отобрал из новой партии товаров.
– Все это уже продано, – пояснил он. – И должно быть отложено. Это заказ мессира де Брази, который пришлет за ним позднее. Что же касается тебя, моя девочка, иди и закончи подсчитывать недельную выручку. Я ухожу и хочу, чтобы к моему приходу все было готово. О, ты могла бы приготовить и счет для госпожи де Шатовилен, о котором она запрашивала! И проследи, чтобы отмерили бирюзовое полотно, которого ждет жена сира дю Тулонжона.
С сожалением Катрин вышла из лавки и заняла место в кабинете дяди. Эти тяжелые тома, полные римских цифр, доводили ее до слез, хотя она и находила некоторое удовольствие, читая о далеких местах, откуда поступали ткани, с их романтическими, будоражащими воображение названиями. Но после возвращения из Фландрии загорелое лицо так часто возникало перед ней, заслоняя огромные растрескавшиеся пожелтевшие страницы, что Катрин готова была расплакаться. То она думала о том, какая широкая пропасть лежит между оруженосцем дофина и племянницей дижонского суконщика, то вспоминала, как сильно Арно ненавидит и презирает ее; в довершение всего война развела их в противоположные лагери. Но в это утро Катрин не думала об Арно. Окунув перо в чернильницу, она серьезно принялась за работу. Все, о чем она размышляла в этот момент, была розовая парча, которую ей так хотелось иметь, да еще мучил вопрос, почему хранитель королевских сокровищ, который всегда одевался в черное, вдруг решил, что будет лучше выглядеть в розовом?
Несмотря на обещание скоро вернуться, дядя Матье отсутствовал весь день. Перед обедом он прислал сказать, что не сможет прийти домой, до ужина. Но подошел ужин, а он все не появлялся. Когда же он наконец вернулся, то позвал свою сестру Жанетт. Они ушли в большую комнату с высоким потолком и в течение часа просидели там запершись, никому ничего не объясняя.
Когда на следующий день Катрин открыла глаза, то увидела сидящую рядом Сару, которая ожидала ее пробуждения. Это ее очень удивило. Обычно ее будила Лоиз, бесцеремонно расталкивая, чтобы поднять к ранней утренней службе. Но сейчас ее не было видно, а солнце стояло высоко в небе.
– Сегодня очень важный день, моя козочка, – сказала цыганка, протягивая ей сорочку. – Ты должна быстро встать и одеться. Дядя и мать хотят поговорить с тобой.
– О чем? Ты знаешь?
– Да, я знаю, но обещала не говорить тебе. Катрин была заинтригована. Но она хорошо знала о еврей власти над старой подругой. Она начала обхаживать ее, чтобы выведать правду.
– Это что-нибудь приятное? Но ты же можешь мне сказать, понравится мне это или нет….
– Право, я не знаю. Это может бить и так и эдак. Почему бы не встать и не узнать самой?
Сара засуетилась, плеснула воды в таз для умывания и положила чистую салфетку. Катрин, пренебрегая сорочкой, которую ей протягивала Сара, соскочила с кровати в чем мать родила. В те времена люди спали раздетыми. Она не стыдилась Сары, которая была ей как вторая мать.
Статная цыганка нисколько не изменилась за прошедшие годы. Она была все еще хороша и смугла как прежде. Хоть ей было около сорока, в ее густых черных косах не было ни одного седого волоса. Она только чуточку пополнела – легкая жизнь в доме дяди Матье позволила ее гибкой, ладной фигуре обрасти небольшим слоем жирка. Но ее душа была свободна как всегда и так же независима. Иногда она исчезала на два-три дня, и никто, кроме, пожалуй, Барнаби, не мог догадаться, куда она уходила… Но он умел хранить тайну. А в том опасном и бурном мире, который он выбрал, пренебрегая просьбами Катрин, любой знал, как надо уметь держать язык за зубами.
Одеваясь и приводя себя в порядок с необычной поспешностью, Катрин, любившая обычно полежать и потянуть время, заметила, что Сара смотрит на нее задумчиво.
– В чем дело? Я плохо выгляжу?
– Плохо? Ты, наверное, напрашиваешься на комплимент! Ты прекрасно знаешь, что не можешь выглядеть плохо. Возможно, было бы лучше для тебя, если бы это было так. Не всегда хорошо для девушки быть такой красавицей. Я думала, что не многие мужчины, однажды увидев тебя, способны устоять перед тобой. Это так. И все же тот, кто создан для любви, может принести смерть и страдания…
– Что ты имеешь в виду?
Сара часто делала странные замечания и частенько отказывалась объяснить свои слова. Она просто негромко разговаривала сама с собой. Это и произошло сейчас.
– Ничего, – резко сказала она, подавая девушке зеленое платье, которое было на ней накануне. – Одевайся и ступай вниз.
Когда Сара вышла из комнаты, Катрин поспешно закончила умываться и одеваться, завязала косы лентой, подобранной к ее платью, и спустилась вниз, в большую комнату, где, как сказала Сара, дядя и мать собирались с ней поговорить.
Матье сидел на своем стуле серьезный и озабоченный. Жакетт, перебирая четки, сидела на скамейке напротив него. Оба молчали.
– Вот и я, – сказала Катрин. – Что случилось?
Оба посмотрели на нее так внимательно, как будто видели ее впервые.
- Предыдущая
- 34/77
- Следующая
