Собачий принц - Эллиот Кейт - Страница 40
- Предыдущая
- 40/125
- Следующая
Я знаю, что я вижу в своих снах, подумал Алан, но промолчал. Отец запретил говорить о снах. Он склонил голову, выражая уважение ее мудрости: конечно, она была еще очень молода, но женщина — подобие Владычицы, управляющей Очагом Жизни. Мужчины созданы для более грубой работы. Хотя они физически сильнее женщин и более искусны в бою, с чем соглашаются и матери Церкви, однако потенциал женщин в отношении умственной работы и искусств гораздо выше. Эти качества, как и способность к деторождению, дарованы им милостью нашей Владычицы, Матери Жизни.
— Мы мало знаем об Эйка, — не спорил Лавастин. — Но пока позволяет погода, мы будем патрулировать берег. Посмотрим, что происходит возле пролива Осны. Последний раз Эйка появлялись там две весны назад, если вы помните.
— Э-э, — лорд Джефри подался немного вперед, — там ведь есть деревня у пролива. Вы не там воспитывались, лорд Алан? Я помню, как вы прибыли в Лавас с другими работниками.
— У вас удивительная память. — Алан выразил искреннее восхищение.
Но Джефри быстро опустил глаза: граф пристально смотрел на своего кузена.
Меджинер хмыкнул и вернулся к своему кубку. Вошли слуги, сгибаясь под тяжестью зажаренного кабана и нескольких оленьих окороков, посыпанных красным стручковым перцем. Алан невольно вспомнил о Лаклинге, который всю свою жизнь ел жидкую кашицу, приправленную, если повезет, несколькими бобами или репой. Он, как и Алан, был незаконнорожденным. Он никогда не ел досыта, довольствуясь объедками, да и то если их успевал схватить, прежде чем они отправлялись свиньям.
— В этом нет ничего удивительного, Алан, — начал Лавастин, протягивая виночерпию опустевшую чашу. — Любой человек сразу запомнил бы тебя, ибо было предопределено, что ты займешь достойное место среди облеченных властью. Ты уже дважды доказал это в бою. — Граф говорил твердо и четко, чтобы все слышали. — Разве не так, капитан? — обратился он к одному из своих воинов.
Капитан поднялся. Четыре дня назад, он, как и другие, преклонил колено перед Аланом.
— Я сражаюсь за графов Лаваса с юношеского возраста, но ничего подобного еще не видел. Я восхищался им, когда он убил гивра в битве под Касселем, а сейчас надо было видеть, как он раздавал удары направо и налево, без страха и смущения, с такой силой и яростью, что, казалось, от него исходил свет, как будто его вел сам Бог. Эйка падали вокруг него. Я понял, что он рожден быть воином.
Остальные солдаты Лавастина, принимавшие участие в битве, выразили шумное одобрение. Алан вскочил:
— Это была рука Властительницы Битв, а не моя собственная. Это она убила Эйка.
— Сядь, — мягко сказал отец. Алан послушался. Воспользовавшись всеобщим замешательством, леди Альдегунда перевела разговор на менее щекотливые темы: урожай этого года, новый колесный плуг и предстоящий сбор налогов.
Внесли очередное блюдо: говядина и баранина с перцем, тмином и другими специями. Поэт, обученный в придворной часовне королей Салии, затянул гимн в честь императора Салии Тайлефера. Алан сосредоточился на еде.
И поставил я парус, пустился я в море — испытать себя штормами, испытать силу членов моих и крепость моей ладьи, побороться с бурей. Устремил я свой взор к маяку, что сияет нам морем. Этот свет нам несет имя Тайлефера. Глянь! Даже солнце не в силах затмить его славу. Любовью безмерной обнимает он землю и мудростью непревзойденной.
Поэт пел, превознося добродетели давно почившего императора, а Алан тем временем с удивлением наблюдал, как благородные лорды и леди поглощают огромное количество пищи. Конечно, ему, как и многим, приходилось испытывать чувство голода. Однако он никогда не страдал от недоедания. У тети Бел всегда находились припасы в случае неурожая. Но он встречал бедняков, которые никогда не наедались досыта. Он видел просящих милостыню детей, с тоненькими как спички руками и ногами, с бледными, исхудалыми лицами. В урожайные годы такие люди находили работу и как-то сводили концы с концами, но в голодное время даже зажиточный люд иной раз затягивал пояса потуже.
Солнце знает затмения, двенадцать часов еженощно оно отдыхает, император же Тайлефер, как звезды, сияет над нами без отдыха, без перерыва. Он ступает, всем путь расчищая, мы следовать можем за ним. Тяжкой цепью смиряет он несправедливость, гордыню ломает. Суровой рукою нечестивых он учит смиряться пред именем Бога.
Еще одно блюдо. Прозрачный бульон с тающим на языке белым хлебом, нарезанным тончайшими ломтиками.
Тайлефер — светоч милости и чести. Подвиги его славны во всех четырех четвертях суши. Император щедр, благоразумен, справедлив, благочестив и набожен, вежлив, любезен, собою прекрасен. Как он владеет оружием, сколь мудр в совете! Он сострадателен к бедным, к слабым сочувствие проявляет. Столь красноречивому оратору никто ранее не внимал, сладкоречивостью Марцию Туллию он превосходит — дарийскую древнюю жрицу. Знания тайные тропы он одолел, постиг все тайны природы, тайны Вселенной открыты ему Богом. Известны ему все секреты математики, судьбы звезд и пути их влияния на человека. Как кормчий не знает он равных.
После супа подали сласти — пирожные, груши в меду, сладкий крем. Смесь молока, меда и яиц таяла на языке. Алан подумал, что вытерпел бы еще одну поэму, восхваляющую добродетели покойного императора, если бы только можно было освободить место в желудке для еще одной порции крема. Впрочем, ему хотелось спать. Было уже за полночь, и факелы освещали сидящих за столами. Люди постоянно переходили с места на место. Некоторые солдаты, утомленные длинной и скучной поэмой, потребовали стансов и «Золота Хевелли». Вместо этого поэт запел о воздвижении Тайлефером нового дворца в городе Отуне, где император часто останавливался со своим двором. В поэме подробно описывалось, как воздвигались стройные колонны, грозные форты, разыскивались горячие источники для ванн, столь любимых императором, как создавался храм, достойный святого короля.
— Они трудились, как пчелы летом. — Далее последовал гимн пчелам.
Пора бы прогуляться и Алану. Он извинился и вышел на свежий воздух. Внутри дым от камина и факелов заставлял слезиться глаза. От выпитого вина Алан почувствовал легкое головокружение. Тетя Бел никогда не подавала на стол столько вина. В доме тети Бел никогда не доводилось пробовать такого количества разнообразных блюд. Впрочем, Алан понемногу начинал привыкать к пирам.
Внезапно он ощутил вину за свое везение. Отойдя подальше, он облегчился у какого-то дерева. Прохладный воздух обострил его чувства, и он услышал, как под чьей-то ногой хрустнула ветка. Чья-то тень метнулась в его сторону. Он торопливо завязал штаны и шагнул назад, но тут же облегченно вздохнул: это была одна из служанок, которая, очевидно, тоже выбежала в кусты, а затем сбилась с дороги.
— Милорд Алан! — Она споткнулась и тихо вскрикнула. Юноша протянул руку, чтобы ее поддержать. Она упала на него. Он ощутил ее крепкие груди и выпуклости живота и бедер под длинным платьем. — Холодная ночь, милорд. На сеновале гораздо теплее, чем здесь.
Алана бросило в жар. Ее влажные губы каким-то образом оказались на его шее, а рука скользнула по спине и ягодицам. От девушки пахло сладким кремом.
— Мой отец ждет там, внутри…
— Внутри вы будете, милорд, как только пожелаете. Тело горело от ее прикосновений. Он неловко мял ее плечи.
— Вы такой симпатичный, — пробормотала девушка.
— Правда? — удивился Алан. До сих пор ни одна женщина, кроме скучающей Уиди, не проявляла к нему интереса. Правда, тогда он не был наследником графа Лавастина. Однако эти мысли тут же испарились, как только она, крепче прижавшись, положила его руки себе на бедра.
Так вот что такое похоть: сопротивляться ее власти было невозможно. И все же, целуя служанку, Алан воображал, что держит в объятиях Таллию.
- Предыдущая
- 40/125
- Следующая
