Ловушка для Катрин - Бенцони Жюльетта - Страница 57
- Предыдущая
- 57/59
- Следующая
– Я думаю, что она так никогда и не смогла оправиться после его смерти, – прошептала Катрин. – В течение очень долгого времени я не отдавала себе в этом отчета, так как об этом никогда не думала, ведь речь идет о родителях… На них смотришь как бы со стороны… Я думаю, они любили друг друга.
Катрин принялась молиться. Она молилась за ту, которой больше не было, но мысли ее были и о том, кто скоро должен отправиться той же неведомой дорогой, и о себе. Любовь была соткана из контрастов: драма и счастье, неистовство и нежность, радость и страдание, но госпожа де Монсальви знала уже, что, как только ее сеньора больше не станет, ее собственная жизнь будет похожа на жизнь ее матери, на жизнь Изабеллы де Монсальви, ее свекрови, и на жизнь всех женщин, кого возлюбленный муж оставляет на земле: на долгое одиночество-ожидание, непрерывное продвижение к черной двери, которая открывает вечность света…
Ландри, пока она молилась, кончил свои приготовления, надел на свое одеяние шелковую епитрахиль.
– Кто этот человек? – спросил он тихо.
Катрин вздрогнула, только теперь поняв, что он не мог знать.
Она взяла лежащую на одеяле руку. Рука была горячей от жара.
– Это мой сеньор, – вздохнула она. – Граф де Монсальви…
– Ты мне расскажешь позже! – прошептал он. – У нас еще будет время.
Все опустились на колени в благоговейном молчании. Только голос Ландри, сильный и скорбный, нарушал тишину.
Когда затихли последние слова молитвы, Катрин открыла узкое окно. Ночь опустилась на землю, но в комнате было жарко.
В комнату ворвался шум с маленькой площади. На башнях замка горели горшки с огнем, освещая дозорные галереи, не оставляя ни одного места в тени. Во мраке ночи замок казался огненной короной…
– Теперь скажи мне все, – прошептал Ландри.
– Что ты хочешь знать?
– То, что от меня ускользает. Почему ты так долго не отвечала на зов госпожи Эрменгарды, почему я нахожу тебя здесь, рядом с тяжело раненным мужем? На вас напали эти бродяги? Мне говорили о раненом по имени…
– Гром! Ты прав. Ты должен знать. Действительно, если бы я сама все это не пережила, то, наверное, с трудом бы поверила.
Рассказ о том, что произошло в Монсальви, потом в Париже, в Шиноне и в Туре, оказался кратким. О жизни молодой женщины Ландри знал от Эрменгарды. Мучительней была часть, когда надо было переходить к событиям вчерашней ночи.
– Я знаю, как это происходит, – перебил Катрин монах. – К сожалению, для меня это зрелище не новое, и уже много раз я чудом оставался жив в подобных случаях. Это и есть война! Продолжай, прошу тебя…
Не решаясь поднять глаза на Ландри, она описала ужасы своего плена, человека под пыткой, изнасилованную женщину и потом, закрыв лицо руками, произнесла:
– И тогда я увидела того, кто командовал… капитана Грома, моего супруга! Арно!
В комнате повисла тишина. Ландри не говорил ничего. Готье и Беранже отошли в дальний конец комнаты.
– Ужас охватил меня, когда я узнала Арно, – продолжала Катрин. – Это чудовищно, ты понимаешь… То же я чувствовала в тот вечер, когда Кабош убил Мишеля перед нашим домом. Ты видел, что толпа с ним сделала, когда Легуа нанес последний удар? Это было кровавое месиво. Так вот, когда я вчера увидела Арно, я снова испытала тот же ужас. Мы спорили, называли друг друга страшными словами, мы были чужими, врагами. Я не могла понять, что сделало моего Арно таким жестоким. Я ничего не могла ему объяснить. Он был глух и злобен. В нем словно жила чья-то чужая воля, враждебная сила. Арно не доверял мне.
– А раньше ты не чувствовала этого? Ты поняла это только сейчас?!
Она мгновение подумала и честно подтвердила:
– Ты прав. Сначала я была для него девицей Легуа, и этого было достаточно, чтобы я внушала ему ужас. Затем были мои… отношения с герцогом Филиппом, которого он всегда считал своим главным врагом.
– Все те, кто служит королю Карлу, думают так, – заметил Ландри. – Только в твоем супруге его ненависть усиливалась ревностью. Это злая сила, ты и сама это хорошо знаешь. Не думаешь ли ты, что она зовется ревностью?
– Это из ревности он поджег деревню, насиловал женщину, пытал мужчину?
– Ты тоже ревнива. Менее всего ты можешь простить ему восхищение авантюристкой из Сен-Привея, девицей, которая выдает себя за Деву, и насилие над женщиной! Женщиной, которая тоже была блондинкой, как ты!
Ландри устремил глаза на раненого и мгновение внимательно его разглядывал.
– Я бы предпочел, чтобы он не прошел через исповедь, – вздохнул он. – Души подобной закалки, в которых гордость выше Бога, имеют странные тайники, темные, непредсказуемые. Бешеная ревность. Тогда потребность разрушения – только реакция, попытка утолить страдание! Я знаю примеры… Вот и Арно, я думаю, видел перед глазами только одну невыносимую картину: ты, его жена, переходишь за стены замка и встречаешь там раскрытые объятия человека, которого он ненавидел больше всех на свете, твоего бывшего любовника. Он видел только это. И он продолжал это видеть в тот момент, когда безрассудно бросился навстречу смерти…
– Ты хочешь сказать… он ее искал?
– Нет! Он был, как ты говорила, за пределами разумного. Видишь ли, я пытаюсь тебе помочь, объяснить. Я вынужден копаться в человеческих душах, и я узнал о многих противоречивых вещах. Давая Арно отпущение грехов, я хочу разобраться и в тебе и помочь в меру моих скромных сил. Мысль о том, что в замке ты можешь встретить Филиппа Бургундского, влияла как-то на твое желание попасть в Шатовиллен?
Краска медленно залила лицо молодой женщины, когда она осознала смысл слов Ландри. Но она не отвела глаз.
– Ты хочешь знать, испытывала ли я… какую-нибудь радость при мысли увидеть герцога? Нет, Ландри, никакой! Клянусь моим вечным спасением! Я хотела только обнять мою мать… и протестовать против причиненного мне насилия. Я ненавижу притеснения, и Арно не имел никакого права…
– Напротив! У него были все права! – сказал твердо Ландри. – И ты это прекрасно знаешь! Даже запретить тебе входить в замок, даже применить силу, чтобы заставить подчиниться. Он твой супруг перед Богом и людьми!
– Я знаю это, – ответила с горечью Катрин. – Мужчины имеют все права и оставляют нам только одно: право безоговорочного подчинения. Я не прощу Арно!
– Даже теперь?
– Теперь?
Глаза Катрин наполнились слезами, которые выплеснулись наружу одновременно с болью.
– Для меня больше нет «теперь». Как могу я не простить ему в тот час, когда я теряю его навсегда? Это я, может быть, нуждаюсь в прощении, если мой бунт явился причиной его смерти… Я его люблю, Ландри, все равно люблю, как прежде, даже если и боюсь теперь, и эта любовь – вся моя жизнь. Разве жизнь кончается, когда обрывается сон?
Монах встал, подошел к кровати, наклонился над раненым, взял его руку, внимательно и долго на него смотрел с нахмуренными бровями, очевидно, пытаясь понять что-то. Потом покачал головой.
– Он у врат смерти, – сказал Ландри, – но… если бы он вернулся?
– Что ты говоришь?
– Это лишь предположение. Этот человек, этот умирающий, которому ты прощаешь в его последний час, простишь ли ты ему, если Бог решит, что этот час еще не будет последним?
– Если я буду знать, что он жив, я готова согласиться на что угодно… даже на разлуку, даже на немое повиновение.
– Ты его до такой степени любишь?
– Я никогда никого, кроме него, не любила, – подтвердила она. – Я тебя заклинаю, если есть надежда, шанс, даже самый маленький, даже один на миллион, что Бог мне его оставит, скажи мне это!
Улыбка монаха была полна грусти и сострадания.
– Ты говоришь так, как если бы видела во мне посла или посредника, способного вести переговоры со Всемогущим.
– Ты только что сам это сказал: Он – Всемогущий, а ты – Его жрец.
– Но я не творю чудес. Не строй напрасных иллюзий, Катрин. Конечно, я видел однажды в монастыре Сен-Сен одного человека, который выжил от раны, похожей на эту: причиной было копье, и человек был очень крепкий. Но лечение было умелым… А в нашей бедной общине есть только один придурковатый монах, который разбирается в травах и диких цветах.
- Предыдущая
- 57/59
- Следующая
