Ловушка для Катрин - Бенцони Жюльетта - Страница 55
- Предыдущая
- 55/59
- Следующая
Однако, казалось, она все забыла: презрение, оскорбления, жестокость. Неужели это и есть любовь – эта пытка, это сумасшествие, эта горячка?
– Госпожа, – прошептал он, нагибаясь к ней, – неужели вы еще можете любить его после… всего, что он сделал?
Катрин посмотрела на Готье растерянно.
– Любить?.. Я не знаю… Но я знаю, что сердце мое разбито, что мое плечо горит… что голова в аду… Я знаю, что умираю.
С помощью двух длинных щитов солдаты соорудили носилки, на которые положили недвижное тело, и понесли.
С криком раненого животного Катрин бросилась к носилкам.
– Арно! Подожди меня…
Готье взял ее под руки и силой поставил на ноги, потом побежал к Роберту де Сарбрюку.
– Не уносите его в церковь, – сказал он. – Положите его в доме, там, где можно будет его лечить.
Дворянчик поднял брови:
– Его лечить? Ты бредишь, друг. Он умирает…
– Я знаю, но я все же хочу бороться до конца… ради нее.
– Зачем? Он уже без сознания. Лечить его – значит мучить понапрасну. Дайте ему, по крайней мере, умереть без лишних страданий.
– Он этого не заслужил, – проворчал Готье. – Он заслужил тысячу смертных мук, и он их вытерпит, если есть только один шанс, один-единственный, вернуть его этой бедной женщине.
Дворянчик пожал плечами, но тем не менее приказал своим людям отнести раненого в дом, где разместились они с Монсальви. Он сделал это с видимой неохотой. Ухаживать за человеком, который был тяжело ранен, было потерянным временем и почти грехом, оскорблением неба, решившего, что настал его час. Но эта высокомерная женщина, какой она была еще совсем недавно, вдруг преобразилась прямо на его глазах, предстала в страдальческом образе Скорбящей Девы. Это произвело на него впечатление… Кроме того, она подала ему одну мысль…
Когда они пришли в дом, Арно еще дышал.
Солдаты положили его на большой кухонный стол. В Катрин все еще теплилась надежда, которую дал Готье, сказав, что сделает все для спасения ее супруга.
Пока с помощью Буате, предложившего свои услуги, Готье снимал с Арно доспехи и с тысячью предосторожностей снимал кольчугу, стараясь не задеть стрелу, Катрин принесла воду из колодца и поставила ее кипятить в большом котелке. Она вытащила из сундука белье, которое когда-то составляло гордость жены нотариуса, затем нашла вино и масло. Ее руки быстро работали, и она испытывала облегчение от этой активности, которая возвращала ее в мир живых. Ее беспокойный взгляд беспрестанно обращался к столу, где Готье осторожно ощупывал голову раненого, пытаясь обнаружить, нет ли переломов.
– Это невероятно, – сказал он через минуту, – но похоже, что переломов нет. У него крепкий череп. Но я не могу вынуть стрелу, наверное, она застряла в кости.
– Если ты не можешь ее вынуть, – сказал Дворянчик, который мрачно наблюдал за ним, поставив ногу на табурет и скрестив руки, – не пройдет и часа, как он умрет. Никто не может жить с арбалетным наконечником в лице, и это чудо, что он еще дышит.
Пот стекал крупными каплями по худым щекам юноши.
– Я не могу, – жалобно сказал он. – Мне нужно было… – Внезапно он оставил раненого и повернулся к Дворянчику: – Ведь у вас здесь есть кузница! Скажите, чтобы мне побыстрее принесли щипцы, самые длинные, какие только найдутся.
– Щипцы? – переспросил Буате и поспешно вышел.
Он вернулся через несколько минут со щипцами в руках. Готье осмотрел их оценивающим взглядом и вытер тряпочкой.
– Помоги мне! – приказал он Буате. – Надо его положить на пол. Молитесь! Я тащу… – От усилия на висках молодого человека вздулись вены. – Пошло! – выдохнул Готье.
Смертельное оружие вышло вместе со струей крови. Готье бросился на колени, чтобы послушать биение сердца.
– Сердце бьется, – воскликнул он, просветлев от радости.
– Ты ловкий хирург, парень, – сказал Дворянчик. – Отныне ты на моей службе.
– Я на службе у госпожи де Монсальви!
Красавец Роберт улыбнулся своей убийственной улыбкой.
– У тебя нет выбора. Твоя госпожа больше не будет в тебе нуждаться!
– Что вы хотите сказать?
– Ничего существенного! Продолжай. Теперь ты сделаешь прижигание, я полагаю?
– Нет. Он не вынесет ожога. Я сделал все, что было возможно. Но его жизнь все еще держится на волоске. Я только сделаю ему перевязку с маслом и зверобоем, пузырек с которым есть в багаже у госпожи Катрин, а потом наложу шины на сломанную ногу… Затем нужен хороший уход, чтобы поддержать его жизнь. Если Богу угодно, он будет спасен… но только если Богу угодно!
Они перенесли раненого на стол, где студент принялся перевязывать рану. Его ловкие руки летали легко и нежно вокруг истерзанного тела, почти бездыханного.
Катрин села на край скамьи возле неподвижной головы супруга и осторожно гладила короткие черные пряди, выбивавшиеся из-под белой повязки.
Счастье для Катрин воплощалось в образе мужчины, полного сил, с развевающимися по ветру волосами, смеющегося над усилиями маленького Мишеля, который, сморщив от напряжения нос, пытается взобраться на серого ослика. И вот теперь тот же самый человек терял последние жизненные силы.
Как верить в то, что небо над Монсальви будет таким же синим, весна такой же торжествующей, когда его хозяин будет только тенью?
Со вздохом Готье кончил свою работу.
– Унесите его! – вздохнул он, отступая. – Уложите в кровать, если это возможно.
Когда подняли раненого, чтобы отнести его наверх в комнату, Катрин встала и направилась следом. Но Дворянчик остановил ее.
– Останьтесь, мадам! Нам надо поговорить.
– Мне нечего вам сказать, и я хочу остаться возле моего сеньора.
– Он в вас больше не нуждается. Этот юноша, который постарался его починить, будет дежурить с ним ночью. К тому же ваш муж вряд ли переживет ночь.
– Тем более мне необходимо быть там…
Он преградил ей путь. Она попыталась вырваться. Вокруг нее стояли люди Дворянчика. Она чувствовала угрозу, исходившую от них.
– Чего вы хотите?
– Только напомнить вам, что эта драма заставила вас забыть другую. Где же эта страшная спешка, с которой вы пытались увидеть вашу умирающую мать?
Катрин ответила не сразу. Этот человек был прав: вид умирающего сеньора заставил ее забыть о бедной матери, но она уже сама отказалась от мысли войти в ворота Шатовиллена, когда появились плащи с гербами Бургундии.
– Я не могу туда идти, – сказала она наконец. – Арно был прав, и вы тоже, господин граф: действительно, может так случиться, что герцог Филипп здесь. Этого достаточно, чтобы я могла отказаться от своих планов. Я закажу для нее мессу в нашем аббатстве в Монсальви.
Он покачал головой, и Катрин подумала, что он согласен. Он на мгновение удалился и вернулся с куском пергамента, пером и чернильницей, которые он поставил на стол перед молодой женщиной.
– Пишите! – сказал он, разглаживая лист ладонью.
– Писать? Но кому?
– Вашей подруге, госпоже де Шатовиллен. Вы ей скажете, что только что прибыли в ее деревню и были удивлены приемом, который вам оказали, когда вы направились к замку. Скажите также, что вы путешествуете вместе с вашим оруженосцем и капелланом… и что вы просите открыть вам ворота…
– Я вам сказала, что не хочу туда идти! Что все это значит? Мой оруженосец, мой капеллан? Вы же не думаете, что…
Она внезапно умолкла. Катрин поняла его хитрый план: оруженосцем и капелланом будут его люди, которых она сама проведет в замок.
Впрочем, он сам подтвердил это с насмешливой улыбкой.
– Именно так. Когда дьявол показывает мне ключ от этого замка, вы не думайте, что я его отвергну. Пишите, милая дама, а потом мы подумаем, как доставить ваше послание.
– Никогда!
Она резко встала, оттолкнула пергамент, но Дворянчик схватил ее за руку.
– Я сказал – пишите!
– А я сказала: никогда! Бесчестный вор! Вы думаете, что я из того же теста, что и вы? Вы хотите, чтобы я передала в ваши руки дом моей подруги, место, где умирает моя мать? Вам удалось заставить опуститься моего сеньора до вашего уровня, но никогда он не воспользовался бы таким подлым и гнусным средством, чтобы добраться до врага.
- Предыдущая
- 55/59
- Следующая
