Королевский дракон - Эллиот Кейт - Страница 90
- Предыдущая
- 90/113
- Следующая
«Спаси всех, кого можешь», — вспоминала она слова Сангланта. И отчаянный крик, донесшийся только что с улицы: «"Драконы" разбиты!..»
Она совершенно не помнила, где гробница святой Кристины. Казалось, все изменилось. Подземная зала расстилалась перед ней, не желая делиться тайнами. В отчаянии Лиат опустилась на колени там, где совсем недавно — так недавно! — стояли они рядом с принцем. Она огляделась, и там… в двух шагах заметила кровавые следы. Она пошла и увидела проход вниз. Подземелье быстро наполнялось людьми. Диаконисы, испуганные, переговаривались между собой. Заплакал ребенок. Его не успокоили.
Сверху не доносилось ни звука. Что происходило в городе? Жив ли Санглант? Что с Манфредом и Вулфером? Хорошо хоть Ханна не осталась в городе… А ведь тогда, когда они расставались, думалось, что подруга окажется в более опасном положении…
Она не могла медлить. Что лежало в той тьме, под землей? Что бы ни было, оно менее страшно, чем судьба плененных эйкийцами. Лиат собрала все свое мужество и шагнула по ступеням, ведущим вниз. Она шла осторожно и в то же время торопилась, с тем, чтобы ее не затоптали идущие следом. Девушка не оглядывалась. Она насчитала восемьдесят девять ступеней — счет вслух почему-то прибавлял смелости, и тьма казалась не такой страшной.
Воздух в тоннеле был спертым, пахло землей и плесенью. Один или два раза, ощупывая руками стену, Лиат почувствовала, что касается червей или какой-то другой живности, живущей только в подземной тьме. Было не до брезгливости. Она шла вперед и вперед.
Ступени кончились, и тоннель стал шире и выше. На секунду она остановилась. Свет факела освещал шершавые каменные стены и потолок. Пол был выложен каменными плитками и булыжником. Было сухо и чисто, будто кто-то постоянно поддерживал коридор в порядке.
Впереди видно было лишь на несколько шагов. И чувствовался запах — запах, без привкуса пожара и крови. Действительно, пахло цветущим лугом. Это придавало силы. Диаконисы напирали сзади со своим тяжелым деревянным ларцом, наполненным реликвиями. Ребенок звал тоненьким голоском: «Тут так темно. Где же мамочка?»
Лиат шла дальше. Она вела их вперед, считая шаги до тех пор, пока не сбилась на второй или третьей тысяче. Прямой коридор напоминал стрелу, направленную в грудь врагу.
Лиат шла и плакала, плакала, облегчая душу слезами. Нельзя было плакать громко или поддаваться отчаянию. Позади она слышала всхлипывания маленьких детей, их жалобы, жалобы маленьких существ, не понимающих того, что происходит с ними. Диаконисы тихими голосами, в такт собственной походке, пели псалмы:
Ибо послала Она ангелов своих
Охранять тебя, верящий, куда бы ни пошел ты,
Держа тебя в руке Своей.
Лиат шла дальше, ведя всех за собой. Вперед, дальше от гибнущего Гента. Мало кто выживет в городе.
«Мы задержим их так долго, как сможем», — последнее, что сказал ей Санглант. Конечно, она не слишком его интересовала. Да и с ее стороны это была детская игра, а не любовь. Любовь рождается на узах крови, в общих делах, в долгах отношениях — а не в мимолетном взгляде. Она не может быть плодом глупой, навязчивой страсти. Принц не вспомнил бы о ней, даже если б остался жив. Не только из-за разницы в происхождении, она верила в отцовские слова о том, что их род может преклонить колени лишь перед королем. Их род был достойным — вот и все, что ей необходимо знать. Их род владел собственными землями, неподвластными никому из принцев, только королю. Но дело было не в этом.
«Будь связана, как и я, судьбой, что другие уготовили для тебя». Так сказал ей Санглант. Разве смерть за своего короля не обязанность командира «королевских драконов»? И разве не обязана она жить, чтобы служить своему королю? Разве она не привязана к жизни своей собственной тайной — тайной гибели отца, смертью матери за восемь лет до того, тайной сокровищницы своего разума, тайной, которую она несла в своей суме и, конечно, в собственной голове? Она стала рабыней из-за того, что другой человек хотел обладать ее сущностью. Она навеки запятнана рабством, как запятнана смертью отца. Глуха к магии или защищена от нее, но так или иначе привязана к ней… От судьбы нельзя уйти.
Так шли они, оставив гибнущий город далеко позади. Лиат совершенно ничего не чувствовала. Она не позволяла тоске овладеть собой, за долгие месяцы рядом с Хью она научилась этому. Научилась бороться с чувствами, укрываясь от них за воротами города памяти.
Но она плакала. Она плакала о Сангланте и о том, что могло бы быть между ними. Плакала об отце, о матери, о Вулфере и о Манфреде, о мертвом «орле», чей значок теперь на ее груди. Плакала о людях, о епископе Гента, о храбрецах, что умрут, задерживая варваров. Лиат вспомнила чародея — Кровавое Сердце. Она не верила в то, что он сохранит святость перед алтарем. С чего бы? Он убил графиню Хильдегарду и воспользовался ее знаменем для своей коварной уловки. Ему для чего-то нужен был Санглант. Для чего?
Она держала горящий факел перед собой — единственный, оставшийся у нее источник света. Хотя что же она? Можно было верить в то, что Ханна жива. Она найдет ее. И еще — были «орлы». Теперь она действительно одна из них.
Лиат шла вперед по тоннелю. Она не знала, отстали идущие за ней или нет. Просто шла вперед, не оглядываясь.
Эйкийцы ворвались в Гент на рассвете. В полдень Лиат, изможденная и усталая, моргая и щурясь от света, выбралась из подземелья навстречу ясному весеннему дню. Следом выбирались уцелевшие гентийцы. Тоннель был длинным, и постоянный страх прибавлял усталости. Лиат боялась, что сотня ступеней, ведущих вверх, послужит неодолимым препятствием для несчастных беглецов.
Они поднимались медленно. Первыми за ней поднялись диаконисы с реликвиями. Потянулась долгая вереница детей и женщин. И остальные: кузнец с молотом и инструментами, мастерство этого человека было слишком драгоценным, чтобы жертвовать им в безнадежном сражении; две долговязые акробатки, выступавшие на ночных пирах бургомистра; старый бард, исполнявший там «Элениаду» и сочинявший собственные стихи на даррийском…
Слишком медленно. На какое-то время людской поток иссяк. Лиат молилась, чтобы эти люди не были последними. Появились остальные — спотыкаясь, хромая, в синяках. Когда они выбрались, поток возобновился. Спасенные в изнеможении падали на землю и тупо смотрели в ясное весеннее небо.
Лиат не могла разделить их скорбь, хватало своей. Она отошла подальше от тоннеля, едва видного за кустами и деревьями, росшими у основания холма. Как и сказал Санглант, вокруг расстилалось поле, засеянное овсом.
Кое-где поднимались огромные невыкорчеванные пни от вырубленных деревьев, а за ними виднелся настоящий дикий лес. У опушки стояли две хижины. Она увидела, как из ближайшей вышел человек и уставился на невесть откуда взявшихся людей. Он замахал руками, побежал к отдыхавшим диаконисам и о чем-то с ними заговорил. Лиат осторожно приблизилась к ним, не сразу сообразив, что как «королевский орел» она может слушать все беспрепятственно.
— Но… это же чудо… — человек кричал, ломая руки. — Подземный ход сужается и заканчивается тупиком в нескольких десятках шагов от своего начала. Мы частенько прятались там, когда приближались эйкийские разъезды. Еще пять дней назад в нем прятался отряд «драконов». Но я никогда не видел ступеней или хода, ведущего к востоку.
В небе ясно послышались приглушенные раскаты грома. Лиат поднялась на вершину холма, в основании которого был выход из тоннеля. На восток тянулись ровные, без единой возвышенности, поля. Солнце, сиявшее в лазурной выси, заливало землю добрым и живительным светом. Отсюда город Гент казался изящной детской игрушкой. Зданий она различить не могла. Город Арнульфа Старшего, город, где великий король связал своих детей кровными узами с последними наследниками королевства Варре… Гент горел. День был почти безветренным, и дым от пожарищ поднимался вертикально к небесам. Вокруг города копошилось что-то черное — это огромные массы эйкийцев толпились под стенами, празднуя свою победу. Лиат опустила голову. Приступ отчаяния охватил ее с новой силой. И как ни старалась, она не могла от него избавиться.
- Предыдущая
- 90/113
- Следующая