Золотая лихорадка - Эмар Густав - Страница 22
- Предыдущая
- 22/77
- Следующая
Граф испытующим взором окинул пленного индейца.
Это был человек высокого роста, крепко сложенный, и еще молодой, с гордым и в то же время суровым лицом. В общем, несмотря на то, что он обладал наружностью человека скорее красивого, чем безобразного, во всех его манерах было столько низкого лукавства и свирепости, что все это не располагало в его пользу.
На нем было надето нечто вроде охотничьей блузы, без рукавов, из полосатого миткаля50 . Она была стянута у бедер широким поясом из недубленой ланьей кожи, шаровары из такой же материи, как и блуза, спускались немного ниже колен, дальше шли гетры и мокасины51 , украшенные волчьими хвостами, как знак отличия для прославившихся воинов. Его волосы, заплетенные в косички, были приподняты с обоих сторон головы, а на затылке они ниспадали до самой поясницы; на шее у него висело несколько штук медалей, из которых одна, самая большая, была украшена не особенно искусным изображением генерала Эндрью Джексона, бывшего президента североамериканских Соединенных Штатов. Лицо индейца было раскрашено синей, черной, белой и красной красками.
Подойдя к костру, возле которого сидели охотники, индеец скрестил руки на груди, гордо приподнял голову и стал спокойно ждать, пока они соблаговолят с ним заговорить.
— Кто ты такой? — спросил его дон Луи по-испански.
— Микскоатцин.
— Гм! — пробормотал себе под нос Валентин. — У этого негодяя кличка-то как раз по шерстке52 , никогда еще в жизни не видал я такой отвратительной физиономии.
— Зачем пришел Микскоатцин в мой лагерь? — продолжал спрашивать Луи.
— Разве йори53 этого не знает? — отвечал невозмутимый индеец. — Микскоатцин считается вождем яки.
— Ты хотел украсть моих быков, да?
— Яки не воры. Все, что находится на их земле, принадлежит им. Бледнолицые могут отправляться к себе по ту сторону великого соленого озера.
— Если я приговорю тебя к смерти, что ты на это скажешь?
— Ничего, это закон войны. Бледнолицый увидит, как вождь яки будет переносить пытки.
— Значит, ты сознаешься, что заслуживаешь смерти?
— Нет. Бледнолицый сильнее меня, и потому он может меня убить.
— А если я тебя отпущу, что ты будешь думать обо мне? Индеец пожал плечами.
— Бледнолицый не сумасшедший, — отвечал он.
— Ну, а если я все-таки поступлю таким образом?
— Я тогда скажу, что бледнолицый боится.
— Боюсь? Чего же я могу бояться?
— Мести воинов моего племени.
Теперь настала очередь дона Луи пожать плечами.
— Итак, — продолжал он спрашивать, — если я прикажу возвратить тебе свободу, ты даже и не поблагодаришь меня за это?
— А за что же мне благодарить? Воин должен убивать своего врага, когда тот попадается ему в руки. Если же он этого не делает, значит, он трус.
Охотники не могли сдержать невольного удивления, услышав такое странное мнение. Дон Луи встал.
— Послушай, — сказал он пленнику, — я тебя не боюсь и сейчас покажу тебе это.
Быстрым, как молния, движением он схватил длинную прядь волос, висевшую за спиной вождя, и перерезал ее своим ножом.
— Теперь, — добавил он, ударяя его по лицу только что отрезанными волосами, — можешь уходить, негодяй. Ты свободен! Я слишком тебя презираю, чтобы подвергнуть другому наказанию, кроме того, которое ты получил сейчас… Отправляйся к твоему племени и расскажи своим друзьям, как белые мстят таким презренным врагам как ты.
При этом смертельном оскорблении черты лица индейца, искривившиеся от ярости, стали просто отвратительны. На минуту он точно окаменел от стыда и гнева, но сверхъестественным усилием поборол волнение и, схватив дона Луи за руку, приблизил свое лицо к его лицу, глухим голосом прошептал:
— Микскоатцин — знаменитый вождь. Пусть йори хорошенько запомнит его имя, потому что скоро он опять с ним свидится.
И, подпрыгнув, как тигр, он в одно мгновение скрылся из глаз.
— Стойте! — крикнул Луи своим друзьям, бросившимся было в погоню за индейцем. — Пускай он бежит… Что мне за дело до ненависти этого негодяя! Он ничего не сможет сделать.
Охотники неохотно вернулись назад и снова заняли свои места у огня.
— Гм! — добавил Луи после минутного молчания. — Я, может быть, сделал большую глупость.
Валентин посмотрел на него.
— Больше чем глупость, брат, — сказал он. — Ты поступил очень неблагоразумно… Берегись этого человека и помни, что в один «прекрасный» день он жестоко отомстит тебе.
— Ну, это еще вопрос, — беспечно проговорил граф. — С каких это пор ты стал так бояться индейцев, брат?
— С тех пор, как поближе их узнал, — холодно отвечал охотник. — Ты нанес этому человеку одно из тех оскорблений, которые требуют кровавой мести, и можешь быть уверен, что он сумеет заставить тебя об этом пожалеть.
— Э-э! Бог милостив! Пускай себе мстит сколько угодно!.. На этом разговор окончился, и охотники улеглись спать. С восходом солнца тронулись в путь и вечером, после крайне утомительного перехода по бесплодным пескам прерии, они достигли, наконец, пуэбло Сан-Хосе. Жители встретили их громкими криками радости, так как были убеждены, что чужестранцы не покинут их без того, чтобы не снабдить кое-какими предметами первой необходимости, которых они не имели возможности раздобыть иначе.
Пуэбло Сан-Хосе представляет собой перевалочный пункт для караванов, направляющихся из прерий в Сан-Франциско. Путешественники преодолели около ста восьмидесяти миль меньше чем в три недели, — с такой быстротой до сих пор не удавалось совершить путешествие еще ни одному каравану.
- Предыдущая
- 22/77
- Следующая
