Заживо погребенная - Эмар Густав - Страница 19

• Предыдущая
• 19/66
• Следующая

— Ну что, решились вы наконец мне отвечать?

— Да, — ответил отец по-испански, — если вы будете со мною говорить на испанском языке, которым вы не хуже меня владеете и который здесь всем знаком.

— Вы индеец и я с вами говорю на вашем наречии, — ответил презрительно Майор.

— Нет, хотя я индеец, но мой природный язык испанский. Я — царского происхождения, мои предки властвовали над Мексикой, я потомок древних инков! После завоевания Мексики Фернандом Кортесом мои предки приняли христианство, признали испанское владычество и подчинились всем обычаям европейцев. Я сам состою алькад-майором Тубакского президентства. Вы все это отлично сами знаете, хотя почему-то притворяетесь игнорирующим мое общественное положение. Берегитесь, я может быть, не так беззащитен, как вы думаете!

В эту минуту оба охотника раздвинули разбойников, за которыми стояли, и стали решительно между Майором и его пленниками, хозяин гостиницы стал с ними рядом.

Не давая Майору времени ответить, Темное Сердце почтительно склонился перед индейцем и сказал ему:

— Я вижу, что я кстати догадался сюда прийти вас ждать с моими товарищами, сеньор Кристобаль Мицлиде Карденас. Я только на час опоздал на наше свидание у Пасо-дель-Лобо; 2 но благодаря Богу, я вас здесь опередил и надеюсь, что все устроится полюбовно.

Услыхав эти слова, Майор несмотря на свою обычную наглость, видимо, смутился; однако он овладел собой и крикнул:

— Что вы! Насмехаться, что ли, надо мною тут вздумали? Взгляните вокруг себя. Прежде, чем вы успеете сделать движение, я вас убью, как собак!

И он выхватил револьвер из-за пояса.

— Калаверас! — крикнул он опять на том же незнакомом языке. — Схвати этого мерзавца.

— Подождите минуточку, — сказал охотник, насмешливо употребляя то же неизвестное наречие, — не торопитесь, господин Фелиц Оианди!

И с быстротою молнии схватил Майора, несмотря на большую силу разбойника, поднял его в воздух и с такой мощью бросил об пол, что тот лишился чувств.

Со своей стороны, Железная Рука сделал то же с Калаверасом, заметив при этом с насмешкой:

— Примите это от меня.

Если бы гром разразился над головами этих двух злодеев, они бы менее испугались, чем, услыхав вдруг звуки языка басков, который считали неизвестным в прериях. Поэтому-то охотники так легко с ними справились — те защищались как-то вяло и бессознательно. В одну секунду они были обезоружены и их оружие было передано освобожденным пленникам.

Таким образом, мгновенно оказались перед изумленными разбойниками пять человек, вооруженных и готовых за себя постоять.

Все, что мы рассказали, произошло так быстро, что мексиканцы, испуганные поражением своего предводителя, стояли, как одуревшие, ничего не предпринимая.

Храбрость мексиканских метисов доходит иногда до исступления в рукопашном бою, но они испытывают бессознательный страх перед огнестрельным оружием, они боятся выстрела и раны от пули более всего на свете.

Их было тридцать человек, вооруженных с ног до головы, а перед ними стояли только пять. Но пять человек неустрашимых, направивших на них револьверы и готовых выпустить в общей сложности до шестидесяти зарядов, и — они боялись! Надо сказать, в их оправдание, что они лишились своих главарей, и, кроме того, могли думать, что сыновья хозяина и товарищи охотников спрятаны в гостинице.

Темное Сердце хорошо знал нравы этих людей, поэтому, не дав им времени опомниться, он подошел и крикнул громовым голосом:

— Долой оружие, господа! Не на вашей стороне сила, не дожидайтесь, пока мы вам представим документы.

— Если мы сдадимся, то позволите ли нам уйти, куда захотим? — спросил один разбойник от имени всех.

— Да, потому что вы здесь еще не успели никого убить и ничего не украли. Вам оставят ваших лошадей, сбрую, реаты 3, лассо и мешки с припасами, ваши ножи тоже останутся при вас, но все остальное вооружение, как-то: ружья, винтовки, пистолеты, револьверы, пики, все должно быть здесь оставлено. Вам дается пять минут на размышление.

— Пять минут совсем не нужны, — сказал тот же разбойник и бросил свое оружие. Все остальные последовали его примеру, и, десять минут спустя, конский топот возвестил об отъезде всей шайки.

Мексиканцы уехали, даже не вспомнив о своих двух предводителях, которые, связанные, оставались во власти охотников.

Темное Сердце подошел к Майору, который пришел в себя в то время как его товарищи постыдно удалялись.

— Кабальеро, — сказал он ему, — через час вы будете свободны; но я вас знаю — вы захотите мстить, поэтому я вперед постараюсь сделать вас безопасными.

— Убейте меня, я в вашей власти, — ответил разбойник, стискивая зубы.

— Нет, — ответил Темное Сердце, — я наказываю, но не мщу. Наказание, к которому я вас приговорил, ужаснее смерти, но вам при нем остается незначительный луч надежды. Я вас предоставлю высшему правосудию. Вас отведут в пустыню с завязанными глазами, для того, чтобы вы не могли запомнить дороги. Там вы будете предоставлены самому себе, без оружия, без пищи и без кремня и огнива. Если Богу, в Его неисповедимой Премудрости, заблагорассудится вас еще оставить на земле, то Он вас спасет.

— Вы беспощадны, — сказал злодей, скрежеща зубами, — но если я спасусь, то берегитесь!

По данному приказанию, Майору закутали голову в одеяло, очистили тщательно все карманы, и, привязав его крепко к седлу лошади, Железная Рука увез его в пустыню.

Алькад-майор удалился с своим семейством в смежную комнату, они все изнемогали от перенесенных мук, когда были во власти Майора; в зале остались только Темное Сердце и связанный Калаверас.

— Что же, вы долго намерены меня держать связанного, как барана? — спросил Калаверас вызывающим тоном.

— А вы разве человек? — удивился охотник. — Нет, вы чудовище, вы во сто раз хуже самого Майора. Он по крайней мере отъявленный разбойник и не надевает на себя никакой иной личины; а вы, принадлежа к французской армии, занимая почетную должность в главном интендантстве, во зло употребили святые правила гостеприимства и выдали с головой ваших гостей разбойнику; вместе с ним подвергали их пыткам, с целью присвоить себе их богатство, и затем намеревались лишить их жизни. Я вас передам в руки начальников этой армии, которую вы обесславили; они решат вашу участь.

— Кто же вы такой? — вскричал Калаверас с испугом. — Как можете вы знать, кто я?

— Вы когда-нибудь это узнаете… А теперь, Фелиц Оианди, да будет вам известно, что я вас знаю и что вы от меня пощады ждать не можете.

И, оставив его лежать на полу крепко связанным, охотник уселся за столом и, отвернувшись в сторону, опустил голову на грудь и углубился в размышления.

Калаверас, или Фелиц Оианди, лежал неподвижно — уснул ли он, или только притворился спящим? Никто бы не мог этого сказать.

Лампы давно уже погасли, огонь в камине тоже потухал и изредка только искры пробегали по почерневшим угольям. Сквозь щели ставней едва пробивался голубой свет холодной зари.

В гостинице и в окрестностях царствовала мертвая тишина. Вдруг ужасающий крик раздался посреди этой тишины, затем последовали глухие стоны, едва напоминавшие человеческий голос.

Темное Сердце — он было уснул — вскочил, держа в каждой руке по револьверу. В эту минуту в дверях показались Ляфрамбуаз с зажженной лампой и дон Кристобаль де Карденас с сыном, оба вооруженные.

Посреди комнаты стоял Калаверас; веревки, опутывавшие его, были перерезаны, и он с отчаянием боролся против Бонома и Сахуры, двух собак трактирщика. На окрики хозяина собаки нехотя оставили свою жертву, которая упала на землю, обливаясь кровью.

Вот, что произошло.

Калаверас, заметив, что карауливший его охотник наконец уснул, задумал избавиться от связывавших его веревок и бежать. Собаки лежали смирно за конторкой, и он не знал об их присутствии.

• Предыдущая
• 19/66
• Следующая