Сурикэ - Эмар Густав - Страница 20

• Предыдущая
• 20/99
• Следующая

— То же самое, что и вы.

— Это весьма вероятно, — сказал бригадир, улыбаясь, — но я был бы весьма рад, если бы вы высказались с вашей обычной прямотою и откровенно признались, какое впечатление вы вынесли из этого продолжительного разговора.

— Вы наступаете на меня, дело щекотливое.

— Что же такое? Вы знаете, что разговор наш останется между нами, я и г-н Лебо люди надежные.

— Конечно; поэтому я и не стараюсь обмануть вас. Дорель был прав: маркиз ведет двойную игру; Дорель его хорошо знает; Водрейлю хотелось бы, чтоб и волки были сыты, и овцы целы; он до смерти боится Биго и его товарищей, которыми он окружен; он на все мои просьбы отвечал решительностью, почти оскорбительной для меня; в этом я вижу дело рук Биго.

— А! Следовательно, я был прав!

— Совершенно правы во всем.

— Не случись чуда, эти негодяи будут причиной потери колонии.

— Версальское правительство давно извещено о происходящем: министр прекрасно знает положение дел. Но маркиза Помпадур ослеплена взятками — надо называть вещи их настоящими именами, — которые Биго пересылает ей через своего проклятого Витре. Разве вам неизвестна эта постыдная система?

— В Версале мне говорили об этом кое-что шепотом — никому не желательно попасть в Бастилию, — но я и не подозревал того, что увидел здесь собственными глазами.

— А что касается маркиза де Водрейля, какого вы мнения о нем лично?

— Водрейль играет значительную роль во всех этих неблаговидных историях; губернатор и tutti guanti — пираты, грабители, у которых нет ни чести, ни патриотизма; они погубили свою страну — вот мое откровенное мнение; что касается Водрейля, он боится, потому что не обманывается касательно положения дел; он пробовал заставить меня говорить и сам попался самым жестоким образом; теперь он меня боится, потому что далеко не глуп; через две недели он будет моим смертельным врагом, так как знает, что я никогда не сделаюсь его сообщником и что я во что бы то ни стало исполню свой долг до конца.

— В добрый час! Я ожидал от вас этого, генерал; у нас есть еще несколько офицеров, преданных своему отечеству, и мы сумеем сделать все. Если мы падем, то падем с честью.

— Я еще не знаю, как они намереваются действовать; но что бы ни случилось, наша военная честь должна остаться неприкосновенной и без малейшего пятна.

— Мы будем помогать вам во всем, чтобы достигнуть этого. Верьте в меня так же, как я верю в вас, и все пойдет хорошо.

В эту минуту дверь столовой отворилась и вошел Бесследный.

Главнокомандующий вскрикнул от радости, увидев его.

— Наконец-то вы явились! — сказал он канадцу. — Что вы делали все это время?

— Очень многое, генерал, — невозмутимо отвечал охотник, — вы, конечно, помните, что мы с Тареа опоздали почти на целые сутки по причине нападения ирокезов на Бельвю.

— Я знаю о случившемся; вы и в этом случае, как всегда, впрочем, показали себя храбрецом. Мне остается только похвалить вас… Когда вы явились в нашу страну?

— Сию минуту, генерал; я предполагал, что вы желаете поскорее узнать новости, и прямо пришел в Квебек.

— Отлично. Садитесь. Ивон, дай прибор.

— Благодарю вас, вы оказываете мне много чести; мне ничего не надо, я недавно перекусил и, если позволите, попрошу стакан вина, чтобы выпить его за ваше здоровье.

— Как хотите. Ивон, вина!

Генерал знал умеренность охотников; они довольствовались весьма малым и не умели церемониться; когда они бывали голодны или хотели пить, они принимали все, что им предлагали. Поэтому Монкальм не счел нужным настаивать и только велел пододвинуть бутылку поближе к охотнику.

По окончании обеда Ивон подал кофе, и Бесследный взял также чашку; затем были положены на стол трубки и табак. Кофе уже давно был во всеобщем употреблении в Америке, так что даже самые бедные пили его ежедневно, между тем как в Европе он считался еще роскошью.

Краснокожие и охотники никогда не рассуждают о важных делах, не закурив трубки; главнокомандующий курил не столько по привычке, сколько по необходимости и из нежелания нарушить привычки канадцев; благодаря подобной уступке обычаям страны индейцы и охотники обожали Монкальма.

— Значит, есть что-нибудь новенькое, друг Бесследный? — спросил генерал, когда трубки были закурены и гости почти исчезли в густых облаках дыма.

— Да, очень много.

— Сообщите же мне, что знаете, мы здесь собрались на совет и готовы выслушать вас.

— К вашим услугам, генерал. — И, поднимая свой стакан, полный до краев, он продолжал: — Имею честь выпить за ваше здоровье, генерал! — Он осушил стакан одним залпом и опрокинул его, чтобы показать, что в нем нет ничего.

— За ваше здоровье, Бесследный.

Охотник поклонился, затянулся несколько раз и начал:

— Все ваши приказания выполнены, и наш успех был полный; присоединившись к отряду, ожидавшему нас, мы — Тареа со своими краснокожими и я со своими охотниками — разделились на две части и, после совета, на котором условились обо всем, оба отряда устремились с двух различных мест в Новую Англию; произошла страшная резня; более тысячи английских переселенцев были убиты и скальпированы; наше вторжение было так неожиданно, что англичане, растерявшись от страха, бросили все: мебель, скот — и сами ушли миль за сорок; они бежали массами и спасались в больших приморских городах.

— Этот успех с избытком вознаградил нас за поражение Диеско у форта Вильяма-Генриха! — воскликнул Монкальм.

— Да, генерал, несмотря на свою победу, англичане не осмелились идти на форт Фредерик. Они оставили гарнизон в форте Эдуард и вернулись в Новую Англию.

— Вы уверены в этом?

— Я шел по их следу до английской границы.

— Слава Богу! Вот богатые новости!

— Нигамон послужил приманной птицей в охоте на его друзей: Тареа пошел за ними и преследовал их в самую глубь Виргинии и Каролины.

— А где были вы?

— Я был с Тареа в сорока милях от Нью-Йорка.

— Так близко от виргинской столицы?

— Да, генерал.

— Это неблагоразумно, мой друг!

— Я не спорю, но что же делать? Мне хотелось доставить вам положительные известия. Я уже так близко подошел к столице, что пожелал наверное знать, чего мне держаться.

— Вы были в Нью-Йорке?

— Да, прожил там пять дней.

— Это непростительное неблагоразумие.

— Я очень хорошо знаю это; но, не рискуя, ничего не достигнешь.

— А если б вас открыли?

— Да кто меня знает там? Вы послушайте! Я говорю на собачьем наречии этих еретиков, как будто родился в их стране, да к тому же меня никто не знает; они привыкли к охотникам, никто не обращал на меня внимания.

— По крайней мере, вы узнали что-нибудь интересное?

— Как же! Послушайте, что я узнал, и увидите, стоило ли из-за этого рисковать. Английский главнокомандующий по имени граф Лондона решился принять план 1755 года; главные силы армии будут направлены в форт Сен-Фредерик, чтобы, заняв эту позицию, открыть себе путь на Монреаль через озеро Чамплен; второй корпус направится к Ниагаре, чтобы прервать сношения с долиной Огио; третий должен действовать против форта Дюкена; наконец, последний корпус должен действовать против Квебека; он отправится по рекам Кеннебек и Шодиер и совершит диверсию в этой стороне.

— Черт возьми! Громадный замысел, но, по-моему, трудно выполнимый, — сказал Монкальм, улыбаясь. — От кого вы добыли эти драгоценные сведения?

— Об этом говорят вслух в Нью-Йорке. Город переполнен войсками; нет других разговоров; я получил подтверждение собранных мною слухов от одного охотника, пробравшегося в город с таким же намерением, как я; следовательно, сомневаться невозможно.

— Я и не сомневаюсь в вашей правдивости; вы, конечно, хорошо знакомы с этим охотником?

— Вовсе нет; я часто встречал его, как и в этот раз, но никогда не разговаривал с ним; он вышел из Нью-Йорка вместе со мной; я прибавлю, что даже старался избегнуть его.

— Почему же? — спросил генерал. — Разве это ненадежный человек?

• Предыдущая
• 20/99
• Следующая