Арканзасские трапперы - Эмар Густав - Страница 15

• Предыдущая
• 15/68
• Следующая

Таким образом, читателю приходится познакомиться с Люцией в то время, как она была счастливым ребенком и жила день за днем, вполне довольная своим настоящим, без всякой мысли о будущем.

В палатку вошел капитан Агвилар, а за ним Юпитер с тарелками и блюдами.

Фебея уже успела накрыть на стол.

Ужин состоял из консервов и жареной ноги лани. За стол сели четверо: генерал, Люция, капитан и доктор.

Юпитер и Фебея прислуживали.

Сначала все молчали и были заняты только едой. Люция заговорила первая и обратилась к доктору, которого очень любила дразнить.

— Ну что же? Много сокровищ набрали вы сегодня, доктор? — спросила она.

— Не особенно много, сеньорита, — отвечал тот.

— Отчего же так? — улыбаясь, сказала она. — На дороге то и дело попадаются камни. Вам не трудно было бы набрать их столько, что не мог бы снести и мул.

— Вы, должно быть, довольны путешествием, доктор? — спросил генерал. — Теперь вы свободно можете заниматься составлением коллекций.

— Не могу сказать, чтобы я был очень доволен, — отвечал доктор. — Я ждал от прерий гораздо большего. Если бы меня не поддерживала надежда отыскать одно редкое растение и принести, таким образом, пользу науке, я, пожалуй, даже пожалел бы, что покинул свой домик в Гваделупе, где вел такую тихую, однообразную жизнь.

— Не забывайте, что мы еще только вошли в прерии, — сказал капитан. — Когда мы пройдем подальше вглубь, вы даже не в состоянии будете собрать все редкости, которые начнут попадаться вам на пути.

— Очень бы желал, чтобы ваше предсказание исполнилось, капитан, — отвечал, вздохнув, ученый. — Если бы я нашел то растение, о котором говорил, это вполне удовлетворило бы меня.

— Значит, оно очень драгоценно? — спросила Люция.

— Еще бы, сеньорита! — горячо воскликнул доктор. — Его описал и классифицировал Линней, и с тех пор никому не удавалось найти его. Если я отыщу это сокровище, я составлю себе имя. А вы еще спрашиваете, драгоценно ли оно?

— Для чего же служит это растение? — с любопытством спросила молодая девушка.

— Для чего?

— Ну да.

— Ни для чего, — наивно отвечал ученый.

Люция рассмеялась звонким серебристым смехом.

— И вы все-таки называете его драгоценным? — сказала она.

— Да, именно потому, что оно очень редко.

— Надеюсь, что вам удастся найти его, доктор, — сказал примирительным тоном генерал. — Юпитер, позови сюда начальника проводников.

Негр вышел и через минуту вернулся в сопровождении главного проводника.

Это был высокий, широкоплечий человек лет сорока, с низким лбом, курчавыми волосами, медным цветом кожи и впалыми глазами, горевшими каким-то диким блеском. Его лицо нельзя было назвать особенно некрасивым, но в нем было что-то неприятное и отталкивающее. В высшей степени холодный и даже бесстрастный, он был далеко не разговорчив, а между тем ему дали прозвище «Болтун». Должно быть, индейцы или товарищи прозвали его так в шутку.

— Выпейте-ка этот стаканчик, любезный, — сказал генерал, протягивая ему большой стакан с вином.

Болтун поклонился и, сразу осушив стакан, в котором помещалось около литра, вытер рукавом усы.

— Мне бы хотелось, — начал генерал, — остановиться на несколько дней в таком месте, где бы можно было без опасения произвести кое-какие розыски. Годится для этого наша стоянка?

— Нет, — лаконично ответил Болтун.

— Почему же?

— Много индейцев и диких зверей.

— А не знаете ли вы какого-нибудь подходящего места?

— Знаю.

— Далеко отсюда?

— Нет.

— А как велико расстояние?

— Сорок миль.

— За сколько дней можем мы дойти туда?

— За три.

— Отлично. Отведите нас в это место. Мы выедем завтра рано утром.

— Все? — спросил Болтун.

— Все, — отвечал генерал.

— Спокойной ночи!

И проводник ушел.

— У Болтуна есть одна хорошая черта, — сказал, улыбаясь, генерал. — Его разговор не надоедлив.

— А мне было бы гораздо приятнее, если бы он говорил побольше, — возразил, покачав головой, доктор. — Мне всегда подозрительны такие молчаливые люди: кажется, как будто у них есть какие-то тайны, и они боятся проговориться.

Выйдя из палатки, Болтун присоединился к своим товарищам и некоторое время о чем-то горячо перешептывался с ними.

Была чудная ночь. Путешественники закурили сигары и уселись около палатки.

Люция запела прелестную, нежную креольскую песню.

Вдруг красноватый свет показался у самого горизонта. С каждой минутой становился он все больше и ярче, а потом послышался какой-то глухой шум, похожий на отдаленные раскаты грома.

— Что это такое? — спросил генерал, вскакивая с места.

— Пожар в прерии, — спокойно отвечал Болтун.

При этом ужасном известии весь лагерь заволновался.

Нужно было бежать как можно скорее, чтобы не сгореть заживо.

А во время суматохи один из проводников многозначительно переглянулся с Болтуном и, проскользнув между тюками, скрылся в прерии.

Чистое Сердце и Весельчак, скрывшись в ветвях пробкового дуба, наблюдали за команчами.

Индейцы — их было человек двадцать пять — спокойно сидели и лежали около костров; одни из них ели, другие курили. Они вполне надеялись на бдительность своих караульных, и им не могло прийти в голову, что врагам удалось подкрасться к ним. На команчах была их обычная одежда из бизоньих шкур, а странная, причудливая татуировка их отличалась необыкновенным разнообразием. У иных все лицо было выкрашено киноварью, у других — черной краской, с длинной белой полосой на каждой щеке. Ружья лежали около них, а за плечами висели щиты, луки и стрелы.

По множеству волчьих хвостов, привязанных к их мокасинам, видно было, что это лучшие воины, составляющие гордость и славу своего племени.

В нескольких шагах от них стоял, прислонившись к дереву, Орлиная Голова. Скрестив руки на груди и слегка наклонившись вперед, он, казалось, прислушивался к каким-то звукам, которых не слышал ни один из его товарищей.

Орлиная Голова происходил из племени озагов. Когда он был юношей, команчи усыновили его, но он до сих пор придерживался обычаев и костюма своего народа. Это был очень высокий, богатырски сложенный человек лет двадцати восьми. Грудь и руки его были обнажены; одежда состояла из куска материи, обернутой кругом бедер; обувь — из мокасин, сделанных из недубленой кожи лани. Они поднимались выше колен и были украшены множеством волчьих хвостов.

• Предыдущая
• 15/68
• Следующая