Американский психопат - Эллис Брет Истон - Страница 6
- Предыдущая
- 6/106
- Следующая
— Во-первых, он — человек хороший и очень порядочный, — бросается Эвелин на его защиту.
— И он попросил шербет с шоколадными чипсами, — насмешливо подвывает Прайс. — О чем тут вообще говорить?!
Не обращая внимания на его слова, Эвелин снимает сережки Tina Chow.
— Он — скульптор, — говорит она сухо.
— Чушь собачья, — отвечает Тимоти. — Я помню наш разговор в «Одеоне». — Он опять поворачивается ко мне. — Как раз тогда, когда он заказал тунца каппуччино, и я уверен, что если бы его не поправили, он заказал бы еще и лосося au lait, — так вот, он сказал мне тогда, что устраивает вечеринки, стало быть, он… не знаю, поправь меня, Эвелин, если я ошибаюсь… обслуга. Он — обслуга! — Прайс буквально кричит. — А не ебаный скульптор!
— Да успокойся ты наконец, — говорит Эвелин, снова намазывая лицо кремом.
— Все равно, что сказать, что ты — поэтесса. — Тимоти пьян, и я уже жду-не дождусь, когда он освободит помещение.
— Знаешь, — начинает Эвелин, — я, вообще-то, когда-то…
— Ты, блядь, у нас текстовой процессор! — Тима и вправду уже заносит. Он подходит к Эвелин и склоняется над ней, глядя на свое отражение в зеркале.
— Ты, кажется, потолстел, Тим? — задумчиво спрашивает Эвелин. Изучив отражение Тима в зеркале, она заключает: — Как-то лицо у тебя… округлилось.
Тимоти, в отместку, нюхает шею Эвелин и спрашивает:
— Что это за восхитительное… благоухание?
— Obsession, — кокетливо улыбаясь, Эвелин мягко отталкивает Тимоти. — Obsession. Патрик, убери от меня своего приятеля.
— Нет, нет, подожди, — Тимоти громко втягивает носом воздух. — Это не Obsession. Это… это… — его лицо искажается в притворном ужасе. — Боже мой… это крем для искусственного загара Q.T.Instatan!
Эвелин медлит, пытаясь придумать достойный ответ. Она снова внимательно смотрит на Тима:
— Ты не лысеешь?
— Эвелин, — отвечает Тим. — Не уходи от темы, хотя… — он уже искренне встревожен. — Раз ты сказала… что, много геля? — он озабоченно проводит рукой по волосам.
— Может быть, — говорит Эвелин. — Теперь, будь любезен, сядь.
— По крайней мере, волосы у меня не зеленые, и я не пытался подстричься масляным ножом, — говорит Тим, намекая на цвет волос Вэнден и плохую, дешевую стрижку Сташа. Стрижка плохая именно потому, что дешевая.
— Так ты потолстел? — на этот раз голос Эвелин звучит серьезно.
— Господи, — Тим, похоже, обиделся, — нет, Эвелин.
— Лицо у тебя определенно округлилось, — говорит Эвелин, — уже не такое… точеное.
— Не верю, — говорит Тим.
Он еще пристальнее всматривается в зеркало. Эвелин продолжает расчесывать волосы, но уже не так энергично, потому что теперь она смотрит на Тима. Заметив это, он нюхает ее шею и ухмыляется. Мне показалось, что он успел ее лизнуть.
— Ну что, Q.T.? — говорит он. — Ладно, мне-то можешь признаться. Я чувствую, что это оно.
— Нет, -отвечает Эвелин без улыбки. — Это ты им пользуешься.
— Нет. Я-то как раз не пользуюсь. Я хожу в солярий. И не стыжусь в этом признаться, -говорит он. — А вот ты пользуешься Q.T.
— По-моему, ты бредишь, — неубедительно защищается Эвелин.
— Я тебе говорю, я хожу в солярий. Конечно, я знаю, как это дорого, но… — Прайс бледнеет. — И все-таки, это Q.T.?
— Какое нужно иметь мужество, чтобы признаться, что ходишь в солярий, — язвит Эвелин.
— Q.T., — Тимоти хихикает.
— Не знаю, о чем ты, — говорит Эвелин и вновь принимается расчесывать волосы. — Патрик, пожалуйста, проводи своего друга к выходу.
Прайс встает на колени. Он втягивает носом воздух, нюхает голые ноги Эвелин, она смеется. Я внутренне напрягаюсь.
— Господи, — громко стонет она. — Убирайся отсюда.
— Ты — апельсинчик, — смеется он, уткнувшись головой ей в колени. — Потому что ты вся — оранжевая.
— Я не оранжевая, — возражает она, и ее голос — как низкий протяжный стон наслаждения и боли. — Придурок.
Я лежу на кровати и наблюдаю за ними. Тимоти пытается пропихнуть голову под халатик от Rаlph Lauren. Эвелин от удовольствия запрокинула голову, она пытается отпихнуть Прайса, но не всерьез. Она легонько бьет его по спине щеткой для волос Jan Hove. Я почти не сомневаюсь, что у Тимоти роман с Эвелин. Тимоти — единственный интересный человек из всех моих знакомых.
— Тебе пора идти, — говорит Эвелин, тяжело дыша. Она больше не бьет его щеткой.
Он глядит на нее снизу вверх, сверкая великолепной белозубой улыбкой, и говорит:
— Как даме будет угодно.
— Большое спасибо, — отвечает она, как мне кажется, несколько разочарованно. Он поднимается.
— Может, поужинаем вместе? Как насчет завтра?
— Мне надо спросить своего бойфренда, — говорит она, улыбаясь мне в зеркале.
— Наденешь то черное сексуальное платье от Anne Klein? — положив руки ей на плечи, шепчет он ей на ухо. — Кстати, Бэйтмен, тебя никто не приглашает.
Добродушно хихикая, я поднимаюсь с кровати — проводить его к двери.
— Погоди! Мой эспрессо! — кричит он.
Эвелин смеется и хлопает в ладоши, как будто ей нравится, что Тимоти никак не уходит.
— Давай, дружок, — я бесцеремонно выталкиваю его из спальни. — Пора баиньки.
Уже на пороге Прайс посылает Эвелин воздушный поцелуй. Выходя на улицу, он не произносит ни звука.
Выпроводив его, я наливаю себе бренди в итальянский пузатый стаканчик. Когда я возвращаюсь в спальню, Эвелин уже лежит в постели и смотрит «Магазин на диване». Я ложусь рядом и распускаю узел галстука от Armani. Я спрашиваю Эвелин:
— Почему бы тебе не сойтись с Прайсом?
— Господи, Патрик, — произносит она, зажмурив глаза, — Ну при чем тут Прайс? Прайс! — судя по ее тону, она точно с ним спала.
— Он богат, — говорю я.
— Все богаты, — говорит она, уткнувшись в экран телевизора.
— Он хорошо выглядит, — замечаю я.
— Все хорошо выглядят, Патрик, — тихо произносит она.
— У него отличная фигура, — продолжаю я.
— Сейчас у всех отличная фигура, — отвечает она.
Я ставлю стакан на столик и перекатываюсь на нее. Пока я целую и облизываю ее шею, она бесстрастно глядит на широкий экран телевизора Panasonic и приглушает звук с пульта дистанционного управления. Я снимаю рубашку от Armani и кладу руку Эвелин себе на живот, чтобы она ощутила, какой он крепкий. Как камень. Я напрягаю мышцы, — к счастью, в комнате горит свет и ей видно, какой загорелый и подтянутый у меня брюшной пресс.
— Знаешь, — говорит она вдруг. — У Сташа положительный анализ на СПИД. А… — она умолкает; что-то на экране привлекает ее внимание; она слегка прибавляет звук, потом опять делает тише. — А… Я думаю, что сегодня он будет спать с Вэнден.
— Хорошо, — говорю я, легонько кусаю ее за шею и кладу одну руку на ее упругую, холодную грудь.
— Ты злой, — говорит она и, слегка возбужденная, проводит руками по моим широким, крепким плечам.
— Нет, — говорю. — Я не злой. Просто я твой жених.
Примерно пятнадцать минут я пытаюсь трахнуть ее, но потом прекращаю попытки. Она говорит:
— Ничего страшного, в другой раз будешь в лучшей форме.
Я тянусь к стаканчику с коньяком. Допиваю его. Эвелин, как всегда, принимает парнат, это антидепрессант. Я лежу рядом с ней и смотрю «Магазин на диване»: стеклянные куклы, вышитые подушечки, лампы в форме футбольных мячей. Эвелин начинает засыпать.
— Ты миноксидилом не пользуешься? — спрашивает она через некоторое время.
— Нет, не пользуюсь, — говорю я. — Зачем он мне?
— По-моему, у тебя волосы редеют, — бормочет она.
— Не редеют, — отвечаю я в полусне. Сложно сказать. У меня очень густые волосы, так что почти невозможно заметить, редеют они или нет. Но я думаю, что все-таки нет.
Я возвращаюсь домой пешком, говорю «Спокойной ночи!» швейцару, которого не узнаю (он может оказаться кем угодно), поднимаюсь к себе и растворяюсь в своей гостиной, высоко над городом. В углу мягко светится CD-проигрыватель Wurlitzer 1015 (который не так хорош, как Wurlitzer 850, но тот нигде не найдешь), играет Tokens «The Lion Sleeps Tonight». Я онанирую, представляя сначала Эвелин, потом Кортни, потом Вэнден, снова Эвелин, и уже под конец, перед слабеньким оргазмом, — почти обнаженную модель в короткой маечке на завязках, которую я видел сегодня в рекламе Calvin Klein.
- Предыдущая
- 6/106
- Следующая
