Содержательное единство 2001-2006 - Кургинян Сергей Ервандович - Страница 75

Если избавиться от лжи, от упоительного барахтания в потоке регресса, от всех этих двусмысленных "да, но…", от невозможных сшибок между "папы и дедушки творили великую историю великой страны" и "история была мерзость и преступления, а СССР – монстр"… Если избавиться от всего этого и строить новое на каких-то пусть элементарных, но честных и внятных проектных основаниях, то социальную борьбу, борьбу за общество выиграть можно.

Многие и в стане наших врагов, и у нас в России уже поверили, что нас сломали. А нам предстоит (и, боюсь, что очень скоро) "проверка на вшивость". Она предстоит всем – нашей власти, нашей бюрократии, нашему народу. И нам самим, здесь собравшимся. Вот в чем главный и концентрированный стратегический урок и вызов Украины.

А как именно мы будем его воспринимать и что можем, должны и будем делать в ответ на вызов, обсудим позже и отдельно.

Спасибо.

С.Е. Кургинян

На это раз я не хотел бы далеко отходить от заявленной темы, и сейчас я бы её сформулировал еще отчетливее: "Станет ли Братислава новой Мальтой?" (я имею в виду переговоры Горбачева и Буша на Мальте).

В любом случае я хотел бы обратить внимание всех собравшихся на то, что Братислава не будет проходным эпизодом в международных отношениях, ибо по своему масштабу это – событие невероятной значимости.

Во внешней политике ему предшествовало несколько очень крупных событий, которые в совокупности привели к новой конфигурации и расстановке сил в мире, крайне неблагоприятных для нас. В этом смысле все последние годы можно считать временем упущенных возможностей.

В этой новой ситуации нам предстоят совершенно другие риски при том, что наша готовность избегать этих рисков, наше видение ситуации и инструменты нашего маневрирования заставляют желать чего-то лучшего, чем то, что сейчас имеется.

Если характеризовать всё, что связано с США, то для меня суть ситуации заключается в следующем. В США всегда существовало два лица во внешней политике, в том числе и в отношении к России. Традиционно они связаны с демократической и республиканской партиями, хотя на самом деле – все намного глубже.

Демократическая партия всегда придавала больше значения ходу демократического процесса внутри нашей страны, правам человека и всяким прочим крайне небезопасным для нас вещам: идеологии, степени когерентности совпадений нашей политической системы и тем, что ей кажется универсальным во всем мире. И в этом смысле позиция демократической партии была для нас более неудобна, чем республиканской.

Республиканцы плевали на то, как мы в эпоху СССР нарушали права человека. Им нужен был некоторый паритет, некое решение абсолютно прагматических вопросов. При этом и республиканцы, и демократы ненавидели нас примерно одинаково, ни о какой любви говорить не приходилось.

"Kill commi for mommi" ("Убей коммуниста за маму!") – было общим и лозунгом, и, так сказать, двухпартийным консенсусом, но дальше начинались довольно серьезные расхождения по вопросу о том, как к чему относиться.

Кроме того, демократы были более настороженны ко всему, что касалось каких-то консервативных антикоммунистических движений: всемирных антибольшевистских лиг, радикально-националистических или околонацистских антикоммунистических движений и т.п.

У республиканцев степень отторжения всего этого была гораздо ниже, чем у демократов, но их консервативная ориентация все время говорила о том, они должны поддерживать консерваторов, ультраконсерваторов. И довольно трудно было определить, в чем, в сущности, разница между "Heritage Foundation" и Фондом наследия и какими-нибудь ультраправыми организациями, сотрудничающими с нацистами. Там все переходы были фактически непрерывными.

Так дело обстояло по отношению к СССР, и есть огромный соблазн экстраполировать время советской политики на время политики, происходящей в Российской Федерации.

При всем том я должен сказать, что если отношения к нам можно условно назвать "линия Киссинджера" и "линия Бжезинского", то одна линия все время была последовательно направлена на глубокий развал всего, что касается России и всех ее составляющих, – называется ли эта Россия СССР, отделяется ли от нее какая-нибудь большая часть, и она начинает называться РФ – в любом виде это всё должно было подвергаться довольно глубокой деструкции. И это была "линия Бжезинского".

"Линия Киссинджера" все время предполагала некий усеченный кондаминимум, попытку осуществить совместное управление миром, поделить сферы влияния, как-то использовать советскую мощь в американских интересах. Не надо питать никаких иллюзий по поводу того, что это происходило очень для нас удобным образом, всегда внутри всего этого присутствовало желание сократить наши геополитические возможности. Киссинджер показал свое лицо, когда он сказал: "Предпочитаю любой хаос, любой распад и любую гражданскую войну на этой территории созданию нового мощного государства".

При всем при том разница в подходах демократов и консерваторов была, и особенно ее суть прояснялась, когда разговор касался судьбы остатка СССР под называнием "Российская Федерация".

Огромные упования русского националистического движения – в его проамериканской части, к которой я абсолютно отношу, например, Дмитрия Рогозина и окружающие его группы, заключалась в том, что республиканские круги в США обязательно поддержат нашу короткую судорогу демократии, а в дальнейшем – сворачивание ее в духе той или иной русско-национальной, русско-националистической или консервативно полунационалистической идеи, "цивилизационной", как одно время несла чушь г-жа Нарочницкая (не буду здесь ничего определять до конца).

Во всей этой базе было огромное желание что-нибудь здесь выторговать – на развалинах СССР. Предполагался примерно следующий сценарий: демократы приходят к власти, быстро устраивают здесь хаос и глубокое социальное недовольство. На фоне этого хаоса и социального недовольства возникает нестабильность, неуправляемая ситуация.

И в интересах стабилизации приходит какой-нибудь политик, как тогда говорили "центристской" или полунационалистической ориентации. Этот политик, наконец, стабилизирует пространство. И возникает нормальный российско-консервативный режим (никакой не шовинистический, упаси Бог). Довольно твердый режим.

Называлось это всё (для тех, кто знает, я не открываю никакой Америки) Гарвардский проект, вторая фаза. Все обсуждали Гарвардский проект первую фазу, но никто не говорил о второй, а она всегда была в этом проекте. И всегда считалось, что после того, как демократы взбаламутят всё и Россия разочаруется в демократии (а она обязательно разочаруется), придет какой-то околопиночетовский герой, какой-то русский Пиночет. Он будет немного националист, немного центрист, немного "сапоги всмятку": чуть-чуть интеллектуал, чуть-чуть держиморда.

Он придет и всё это успокоит, и будет консервативно-декоративная, но довольно сильная Россия. И мускулы у нее будут хорошие, и пространство будет довольно крепкое. Русский народ, испуганный демократами, угомонится под умеренно консервативно русско-республиканским контролем. И заживем мы все хорошо. Долгое время такова была линия отца нынешнего президента Джорджа Буша старшего. И в соответствии с этой линией разворачивались все события в России.

Вы можете говорить о том, насколько это наивно, о том, что люди, которые могли на это ориентироваться, были не до конца адекватными. Это ваше право. Вы мне поверьте только в одном: это были люди, которые реально рулили процессом. Они выдвигали фишки, они переставляли приоритеты, их иллюзии определяли гримасы патриотического движения, их неадекватности создавали судороги, их психопатия толкала людей, которых вы знаете, на те или иные шаги. Они находились внутри этого процесса, они им рулили.