Творения - "Лактанций" - Страница 39

3. 1. Философия, по — видимому, основывается на двух предметах: на знании и предположении, и ни на каком более. 2. Знание не в состоянии ни прийти от ума, ни открыться размышлением, поскольку заключать знание [как таковое] в себе самом способен не человек, но — Бог. 3. Смертная же природа не обретает знание иначе, как только извне. Потому‑то божественное мастерство одарило тело глазами, ушами и прочими органами чувств, чтобы через них был доступ знаний к разуму. 4. Ведь [человеку всегда] хочется пытаться исследовать или узнать причины естественных вещей, например, сколь велико кажется Солнце или насколько оно больше, чем вся эта Земля, а также круглая ли Луна или изогнутая [в полумесяц], покоятся ли звезды на небесной тверди или свободно движутся по воздуху, какой величины и из какого вещества состоит небо, покоится ли оно или движется с невероятной скоростью, какова толщина Земли и на каких основаниях она держится. 5. Я утверждаю, что открыть это, основываясь на исследовании ил и на догадках, — то же самое, как если бы мы захотели исследовать то, о чем мы только предполагаем, например, рассуждать о городе какого‑то отдаленного народа, который мы никогда не видели и лишь слышали его имя. 6. Если мы присваиваем себе знание о том предмете, который нельзя открыть, разве не кажется нам безумным тот, кто доказывает то, что мы способны опровергнуть? Насколько же более безрассудным и глупым должен считаться тот, кто считает, что он знает природные явления, которые человеком не могут быть познаны! 7. Справедливо, стало быть, Сократ и его последователи — академики отрицают знание, ибо оно постигается не исследованием, но через вдохновение. 8. Получается, что в философии есть только воображение: ведь там, где отсутствует знание, все заполняет воображение. Потому что всякий то, что не знает, воображает. Те же, кто спорят о природных вещах, представляют, что всякое дело обстоит именно так, как они себе воображают.[299] Стало быть, они не ведают истины, поскольку лишь знания обладают определенностью, воображение же — неопределенностью. 9. Вернемся к вышеприведенному примеру. Итак, вообразим себе город, о котором известно нам только имя. Вероятно, он расположен на равнине, у него каменные стены, он богат высокими зданиями, многочисленными улицами, величественными и пышно украшенными храмами. Если угодно, мы опишем нравы и внешность его жителей. 10. Но пока мы это говорим, другой представит город иначе и, когда скажет об этом, в разговор вступит третий, а за ним и другие, и они изобразят город так, как мы [его себе] не представляли. 11. Но все, что говорилось, свойственно природе города, так что обязательно кто‑то из них был прав. 12. Но не известно, кто именно говорил правду. Может статься так, что в некоторой степени все заблуждались, а в чем‑то все были близки к истине. Стало быть, глупцы мы, когда ищем ответы подобным образом: ведь может появиться тот, кто высмеет наши предположения и сочтет нас за душевнобольных, поскольку мы вздумали размышлять о том, чего не ведаем. 13. Но не нужно искать далеко расположенный город, откуда, по всей видимости, никто не придет нас опровергать. 14. Давайте предположим, что теперь происходит на форуме или в курии. Это также далеко. Тогда поговорим о том, что происходит за стеной. Никто этого не сможет узнать, если не увидит или услышит. Стало быть, никто не осмелится говорить об этом, поскольку тут же будет опровергнут не словами, но самим происходящим. 15. Однако так поступают философы, которые рассуждают о том, что творится на небе, и полагают, что делают это без ущерба для себя, поскольку нет никого, кто бы опроверг их заблуждения. 16. Если бы они знали кого‑нибудь, кто бы стал утверждать, что они говорят вздор или лгут, они никогда бы не стали рассуждать о вещах, о которых не дано знать. Все же не следует считать их бесстыдство или дерзость неколебимыми на том основании, что никто их не опровергает: ибо их опровергает Бог, Которому только и известна истина, и пусть Он, по — видимому, пока не обращает на них внимания, все же ту мудрость людей считает высшей глупостью.[300]

4. 1. Правильно, стало быть, Зенон и стоики отвергают воображение [как способ познания]. Ибо считать, что ты знаешь, чего не ведаешь, присуще не мудрецам, но скорее людям безрассудным и глупым. 2. Следовательно, если нельзя знать всего, как учит Сократ, и если не следует прибегать к воображению, как полагает Зенон, то вся философия оказывается ниспровергнутой. Однако это [т. е. философия] ниспровергается не только этими двумя, первыми в философии, но и всеми философами, так что кажется, что она уже давно была повержена своим же оружием. 3. Философия разделилась на множество школ, и все [за истину] считают разное. В какой же мы найдем истину? Безусловно, во всех найти нельзя. 4. Пусть даже мы найдем одну: во всех же остальных [школах] мудрость будет, без сомнения, отсутствовать. Давайте рассмотрим все до единой: что бы мы ни дали одной, то же самое мы отнимем у остальных. Ведь каждая из школ опровергает все прочие, чтобы укрепить себя, и других не считает разумными, и себя не мыслит безрассудной, но насколько она опровергает других, настолько же и сама всеми другими опровергается. 5. Тем не менее, философами считаются те, кто порицает противника в скудоумии. Какую бы тот не прославлял школу и не считал господствующей, философами она будет порицаться как ложная. 6. Так верить ли нам одной, прославляющей себя и свое учение, или многим, обличающим неведение каждой в отдельности? Более верным, наверное, является то, что считают многие, а не то, что думает один. 7. Ведь никто не может правильно судить о себе, что подтверждает знаменитый поэт:

Иль от природы люди так устроены,

Что могут лучше о чужих делах судить,

Чужое много лучше видеть, чем свое?[301]

8. Итак, поскольку все эти школы ненадежны, или им всем следует верить, или не следует верить ни одной. Если не верить ни одной, стало быть, философы не обладают мудростью, так как поодиночке каждый считает себя мудрецом; если же верить всем, то они также не обладают мудростью, так как каждый из них не признается мудрецом всеми остальными. 9. Таким образом, гибнут все они и, словно те самые Спарты у поэтов, так разят друг друга, что скоро никого из них не останется.[302] Именно так и будет, ибо мечи они имеют, но не имеют щитов. 10. Итак, если каждая школа в отдельности обличается всеми другими в скудоумии, стало быть, все они являются пустыми и бесплодными. Так философия сама себя и истребляет, и уничтожает. 11. Когда это осознал Аркесилай,[303] основатель Академии, он собрал все взаимные опровержения и обвинения знаменитых философов в незнании и вооружил этим себя против всех. Так он создал новую философию — нефилософствования. 12. И вот от этого автора пошли два рода философии. Один — старый, который претендует на обладание знанием, другой — новый, опровергающий, который низвергает это знание. В этих двух видах [философии] я вижу раздор и как бы гражданскую войну. 13. В какой из частей мы поместим мудрость, которая не может быть разорвана на части? Если природа вещей может быть познана, то погибнет этот отряд новичков. Если не может быть познана, падут ветераны. Если [силы] будут равны между собой, все равно погибнет предводитель и тех, и других — сама философия, так как будет растерзана. Ведь ничто не может бороться с собой, не претерпев разрушения. 14. Если же, как я указывал,[304] в человеке вследствие бренности человеческой участи не может быть внутреннего и собственного знания, победителем является отряд Аркесилая. Но и он сам не устоит, ибо невозможно, чтобы ничего нельзя было познать.

5. 1. Ведь есть много того, что нас заставляет узнавать сама природа, повседневная деятельность и жизненная необходимость. Ведь неизбежно погибнешь, если не узнаешь того, что было бы полезно для жизни, чтобы к этому стремиться, [так же как если не узнаешь того], что опасно [для жизни], чтобы этого избегать и уклоняться от этого. 2. Кроме того, есть много того, что постигается с опытом. Так, было обнаружено движение Солнца и Луны, перемещение звезд, счет времен, врачами были открыты природа тел и свойства растений, земледельцами обнаружены свойства земли, а также признаки приближающегося дождя и непогоды. Наконец, нет ни одного ремесла, которое бы не строилось на знании. 3. Стало быть, Аркесилай должен был, если хоть что‑то понимает, отделить то, что можно познать, от того, что познать нельзя. Но если бы он сделал это, то низвел бы себя до народа. 4. Ведь народ подчас знает больше, так как знает столько, сколько необходимо. Поэтому, если ты спросишь, знает ли он что‑нибудь или не знает ничего, он скажет, что знает то, что нужно знать, и не знает того, что знать не нужно. 5. Следовательно, Аркесилай правильно опроверг учения других, но неверно сформулировал свое. Ведь незнание всех вещей не может быть мудростью, сущность которой в знании. Итак, когда он атаковал философов и учил, что они ничего не знают, также и сам утратил имя философа, так как учение его состоит в том, что ничего нельзя познать. 6. Ведь кто уличает других в том, что они не знают, сам должен быть знающим. Если же он ничего не знает, какая испорченность или какое высокомерие в том, что он сам считает себя философом на основании того, из‑за чего других лишает этого имени! 7. Ведь они могут ответить так: «Если ты показываешь, что мы ничего не знаем и потому мы не мудры, что ничего нам не известно, стало быть, и сам ты не мудр, так как сам признаешь, что и ты ничего не знаешь». 8. Чего, стало быть, достиг Аркесилай, кроме того, что, поразив всех философов, себя самого также пронзил тем же самым клинком?