Жена бургомистра - Эберс Георг Мориц - Страница 50

• Предыдущая
• 50/74
• Следующая

— Они отрезаны, и завтра или послезавтра уже никто не проберется по ним.

— В таком случае соберитесь с духом, Хенрика, и подумаем, что еще можно сделать!

Начались вопросы и расспросы, и девушка с изумлением смотрела на молодую женщину, которая в этом семейном совете с безошибочной твердостью и верностью суждения вела все прения. Самым надежным средством было признано сегодня же отыскать и послать человека, передать через него деньги Анне д'Авила и, если возможно, перевезти ее в Голландию. Бургомистр согласился выдать из своей кассы известную сумму в счет наследства, оставленного сестре Хенрики по завещанию покойной старухи, и сердечно принял благодарность своей гостьи. Но кого можно было послать?

Хенрика подумала о музыканте Вильгельме; ведь он был другом ее сестры.

— Но ведь он на службе! — ответил бургомистр. — Я знаю его. В эти тяжелые дни он, наверное, не покинет город, даже ради собственной матери!

— Я знаю подходящего человека, — сказала Мария. — Мы пошлем юнкера Георга!

— Вот это верно! — воскликнул Питер. — Мы найдем его теперь в гостинице. Мне нужно к ван Гоуту, а юнкер живет около «Векселя». Я пришлю к вам немца. К сожалению, у меня мало времени, да и к таким господам гораздо более подходят прекрасные дамы, нежели бородатый мужчина. До свидания, дорогая госпожа, и позвольте еще раз повторить вам, что мы всей душой рады нашей милой гостье.

Когда бургомистр вышел из комнаты, Хенрика сказала:

— Как-то это вышло поспешно и совсем иначе, чем я думала. Я к вам расположена, я вам обязана, Мария! Но быть в плену, в плену!… Меня будут сжимать стены, меня будет давить потолок. Должна ли я радоваться, или приходить в отчаяние, я не знаю. Вы имеете большое влияние на юнкера: расскажите ему об Анне, троньте его сердце, а если он согласится поехать, это будет действительно самое лучшее для нас обеих.

— Говорите только о себе и о вашей сестре, — сказала Мария, останавливая ее движением руки. — Вот лампа. Когда придет юнкер, мы опять увидимся с вами.

Мария ушла в свою комнату и бросилась на диван, но скоро опять встала и начала беспокойно ходить взад и вперед по комнате. Наконец, сложив и подняв руки, она воскликнула:

— О если бы он поехал, если бы он поехал! Благий Господи! Добрый, милостивый небесный Отец, дай ему всякого счастья, всяких удач, но сохрани мой мир; заставь его ехать и уведи его далеко, далеко отсюда!

Гостиница «Вексель» расположилась на широкой улице. Это было большое здание с просторным двором, на котором стояли всевозможные повозки. Налево от въезда находилось обширное помещение, в котором не было ни одной двери и в которое входили через высокую арку. Здесь за кружкой вина и пива сидели извозчики, забавляясь тем, что хозяйские куры взлетали на лавки и иногда даже случайно на стол; здесь чистились и варились или жарились на большом очаге овощи; здесь грубоватая хозяйка не раз оказывалась вынужденной звать на помощь коренастых служанок и слугу, когда между гостями дело доходило до кулачной расправы или пьяница слишком безобразничал; здесь же практиковался и новый обычай курения табака, хотя со стороны всего нескольких матросов, служивших на испанских кораблях. Но госпожа ван Акен терпеть не могла резкого запаха табака и держала настежь окна, на которых стояли цветущая гвоздика, гибкие бальзамины и висели клетки с пестрыми щеглами. По другую сторону от входа находились две запертые комнаты. Над дверью первой красовалась тщательно вырезанная на дереве цитата из Вергилия[44]:

В эту узкую и длинную комнату допускались только немногие избранные гости. Она была сплошь обита деревянными досками, и в богатой резной раме висела странная картина, нарисованная яркими красками. Она изображала хозяина дома. Добродушный человек с гладким лицом, крепко стиснутым ртом и широчайшим носом сидел на троне, в одеянии римского полководца, а Вулкан[46], Бахус[47], Минерва и Помона[48] простирали к нему свои дары. Клаус ван Акен, или, как он любил, чтобы он его называли, Николаус Акванус, был редкий человек, получивший дары и от олимпийцев; не оставляя своих занятий, он в то же время с жаром изучал науку и искусства. Он был отличный серебряных дел мастер, искусный резчик штемпелей и гравер и при этом превосходный знаток монет, прилежный ученый и собиратель древностей. Его маленькая гостиная была в то же время и музеем; на полках, которые шли вокруг всей комнаты, стояли в большом изобилии и полном порядке всевозможного рода редкие вещички, старые кувшины и кружки, большие и маленькие монеты, драгоценные резные камеи в плотно закрытых стеклянных ящиках, старинные лампы из глины и бронзы, камни со старинными латинскими надписями, римские и греческие изделия из терракоты, шлифованные куски мрамора, найденные им в Италии среди развалин; голова Фавна, рука, нога и другие обломки, остатки языческого искусства; прекрасно эмалированный ящичек византийской работы и другой с эмалью из Лиможа. Здесь можно было также увидеть часть римского панциря и кусочек мозаики из римской бани. Между этими древностями стояли прекрасные венецианские стаканы, кедровые шишки и яйца страуса. Вряд ли в Голландии можно было найти вторую такую гостиницу, да и напиток, который наливала гостям опрятно одетая хозяйка из странного вида кувшина в бокалы прекрасной работы, отличался замечательным вкусом. В этой комнате сам господин Акванус имел обыкновение показываться гостям; в другой, напротив от входа, хозяйничала его жена.

Сегодня в «Angulus»[49], так называлась обычно эта странная комната, было еще мало народу, потому что солнце еще только зашло, но свечи уже были зажжены. Они были вставлены в высокие тройные железные подсвечники. Каждая часть их — стройный стержень и красиво изогнутые переплетавшиеся между собой ручки — была тщательно сработана собственными руками Аквануса.

Несколько пожилых господ сидели у стола за вином, за другим столом расположились капитан ван дер Лан, храбрый голландец, состоявший на английской службе и пришедший в город вместе с другими защитниками Альфена, музыкант Вильгельм, юнкер Георг и хозяин гостиницы.

— Встречаться с такими людьми, как вы, юнкер, одно удовольствие, — сказал Акванус. — Вы все подметили во время путешествия, и то, что вы рассказали про Бресчию, раззадорило мое любопытство. Хотелось бы мне очень иметь эту надпись.

— Я вам ее достану, — заверил юнкер. — Если только испанцы не пошлют меня на тот свет, я наверняка переправлюсь еще раз через Альпы. Из этих римских древностей вы нашли кое-что и в вашей стране?

— Да, сударь. У Гоомбургского канала — место древнего преториума[50], — и у Катвика. Поблизости от Воорбурга лежала, вероятно, древняя площадь времен Адриана[51]. Оттуда-то и взят панцирь, который я показывал вам.

— Ведь вот, — воскликнул Георг, — старая, позеленевшая, наполовину изъеденная коррозией вещь, а сколько воспоминаний при одном взгляде на нее! Быть может, римский кузнец сковал его для какого-нибудь странствующего римского императора? Когда я вижу этот панцирь, у меня перед глазами встают Рим и его легионы. Кто, как не вы, господин Вильгельм, мог бы поехать к Тибру, чтобы там, забыв современную суету, пережить снова несколько великих столетий?

— С вами, — ответил Вильгельм, — я охотно съездил бы еще раз в Италию.

• Предыдущая
• 50/74
• Следующая