Скорость, маневр, огонь - Иванов Анатолий Степанович - Страница 18
- Предыдущая
- 18/57
- Следующая
Рядом с основным летным полем на значительно меньшей площадке расположился наш полк. Не успели мы зарулить на стоянки после посадки и выйти из кабин, как к нам ликующей толпой ринулись летчики третьей эскадрильи, с которыми мы расстались еще в ноябре 1941 года на аэродроме возле станицы Крымской.
– Да ведь это наши орлы! – закричал Вася Панфилов.
– Они, ей-богу, они! – захлебываясь от радости, вторил ему Саша Алексеев.
– Вот это встреча! Слышны были радостные возгласы. Всюду – объятия, смех, крики, хлопки по плечам.
– А где же «Витязь гор»? – спросил кто-то возбужденным голосом.
– Коля Алвахашвили геройски погиб, прикрывая Картузова.
– Не вижу Павлика Ульянова! – озираясь по сторонам, вопросительно поглядывал на нас коренастый крепыш в реглане.
– Был подбит при штурмовике аэродрома Мариуполь и повторил подвиг капитана Гастелло, – приглушенным голосом сказал Сергей Азаров.
Летчики третьей эскадрильи, в свою очередь, рассказали о своих потерях и все, обнажив головы, постояли минуту в скорбном молчании.
Разместились в полуразрушенных холодных казармах, которые немцы во время оккупации Керченского полуострова приспособили под конюшни и склады. Пришлось произвести основательную приборку. Нанесли сюда соломы и накрыли ее кусками брезента. Получилось подобие жилья. Можно приступать к боевой работе.
Но южная погода не утешала. В феврале фактически здесь зимы уже не было. Моросил мелкий холодный дождь. Слякотно и грязно. С двух морей беспрестанно дули сырые пронизывающие ветры.
– Ничего, ребята, нам не привыкать! – потирает руки Панфилов.
– Тоже храбрец нашелся! – заметил Алексеев. – А сам, небось, зуб на зуб не попадешь.
– Ну, чего ты ворчишь, как теща, – прикрикнул Панфилов на Сашу. – Давайте лучше подумаем, как печку соорудить.
– Толя Иванов! У тебя тряпки не найдется?
– Зачем она тебе?
– Чудак-человек, не соображает. Тряпка нужна, чтобы печку не поцарапать руками.
Я быстро поднялся и сделал несколько резких движений.
– Ничего, скоро будет жарко, – пообещал Панфилов и прошептал на ухо о своем замысле.
Вскоре мы с Василием притащили пустую бочку, отодрали с какого-то разрушенного строения лист жести, зачерпнули в пустую консервную банку мазута, нашли пару кирпичей и всю эту «музыку» притащили в землянку.
И вот печка запылала: в бочке на кирпичах стояла консервная банка, над бочкой на проволоке, прикрепленной к потолку, висел лист жести, а под ним бушевало пламя. В землянке сразу потеплело. Правда мы плохо видели друг друга из-за дыма, но это было не страшно: лучше быть чумазым, но в тепле.
Несколько дней мы ходили, как трубочисты, а потом общими усилиями печки были усовершенствованы и получили название «КПП-1», что означало «Кафельные печи Панфилова – первого выпуска». Но Васина «фирма» не выдержала конкуренции: товарищи из батальона обслуживания где-то раздобыли печки «буржуйки».
Неважно обстояло дело и с питанием. Столовая была общая для личного состава всех видов авиации.
По рассказам летчиков из третьей эскадрильи и их командира капитана Бабеева в воздухе приходилось туго. Немцы почти в каждой встрече имели двойное, а иногда и тройное превосходство.
Парни из нашей группы, хотя были и молоды, однако уже нюхали пороху над Ростовом и Ейском, имели достаточный опыт воздушных боев, знали многие коварные приемы фашистских летчиков и умели противопоставить им свою боевую смекалку.
В это же время на пополнение полка из Закавказья прилетело более десятка экипажей. Новые прилетевшие товарищи имели опыт боев в Финляндии. Среди них были капитаны Орлов, Терпугов, Сидоров, Чернецов, Эмиров, старший лейтенант Платонов, лейтенант Солдатов, комиссар эскадрильи Иванов. В дальнейших совместных боях они вписали в историю полка немало ярких страниц беззаветного служения Родине, храбрости и героизма.
Безо всякой передышки после перелета из Ейска полк, теперь уже в полном составе, начал «осваивать воздушное пространство» над Керченским полуостровом: штурмовали живую силу противника, сопровождали бомбардировщики, прикрывали штурмовики, вели бои над линией боевого соприкосновения наших войск с противником, летали на разведку в район Феодосии, Старого Крыма, Карасу Базар, удаляясь в тыл противника на 50–70 километров.
Линия фронта стабилизировалась, однако, как и прежде, нам приходилось вступать в воздушные схватки иногда по два-три раза в день. Начинались они, как правило, парой или четверкой истребителей. Немцы по радио вызывали подкрепление, наши тоже шли на помощь своим самолетам. И вот уже в воздухе ревут надрываясь моторы, слышится пулеметная и пушечная трескотня.
Один из таких боев мне пришлось наблюдать с земли. При вылете на прикрытие наших войск во Владиславовке в воздушном бою подбили мой самолет, и я вынужден был сесть на полевой аэродром, а в это время в воздухе продолжался бой. С аэродрома, на который я сел, парами взлетали «чайки» и И-16.
Каждому летчику интересно следить за воздушным боем с земли, мне особенно: ведь я только что принимал в нем участие.
Наблюдаю. Вначале ребята зажали немцев, и те начали уходить к себе в тыл. Но вот появляется свежая восьмерка «мессершмиттов». Наши подняли в воздух еще шесть «ишачков». Бой возобновился с новой силой.
Посматриваю на часы. Судя по времени, с обеих сторон горючее на исходе. Так и есть – прекратились взаимные атаки, не стало слышно стрельбы и рева моторов. Но что это? Один из «мессершмиттов», выбрав удобный момент, ринулся в атаку на И-16. Самолет оказался в невыгодном положении.
У меня невольно екнуло сердце. Кто-то из стоявших рядом летчиков с тревогой воскликнул: – Собьет ведь!
Вовремя понял свое опасное положение и летчик нашего истребителя. Он разворачивается и идет в лобовую контратаку. Немец упрямо не сворачивает. Оба летчика стреляют друг в друга из всех огневых точек. Когда до самолета противника оставалось несколько сот метров, советский летчик энергично положил свой «ишачок» на крыло так, что крен дошел до 90 градусов.
Все, наблюдавшие этот маневр с земли, даже присели: на встречных курсах при таких скоростях сближения отвернуть в сторону почти невозможно и самолеты неминуемо должны столкнуться. На кокой-то миг они действительно слились воедино. Сейчас будет взрыв, и машины ринутся в свой последний полет – к земле…
– Смотрите, смотрите, они разошлись! – кричит кто-то. – Отскочили друг от друга, как мячики!
Наш истребитель продолжал лететь, разворачиваясь с небольшим креном, в сторону своего аэродрома, а «мессершмитт» вначале с пологим снижением, а затем постепенно увеличивающимся углом пикирования пошел к земле, врезался в нее и взорвался.
И-16 сел. Все бросились к нему. Из кабины вылез летчик, снял шлем, тряхнул головой, точно пытаясь сбросить с себя весь этот кошмар, только что происшедший в воздухе.
– Да ведь это Женя Павлович! – крикнул я ошарашенный и вместе с другими бросился обнимать своего друга.
Да, это был он, Евгений Павлович, бывший сосед по комнате Сергея Азарова, весельчак, искусный танцор и любимец всех девушек.
Когда наш полк базировался в Закавказье, на аэродроме стоял другой истребительный полк. В нем и служил Евгений.
Павловича буквально забросали вопросами. Все интересовались подробностями необычного боя.
– Понимаете, немец так неожиданно свалился на меня, что деваться было некуда, – взволнованно рассказывает Женя. – Ну, думаю, умирать так с музыкой, и развернулся ему в лоб. Он тоже оказался не из трусливых прет на меня и стреляет. Я тоже жарю из всех огневых точек. Когда до столкновения оставались доли секунды – делаю крен и крылом его – р-ра-раз! Удар пришелся по хвостовому оперению. Здорово мой «ишачок» тряхнуло, но ничего, летит… Давайте-ка посмотрим, что там с крылом получилось.
– Ну, брат, это не таран, а ювелирная работа! – ахнули мы. – Смотрите, самым кончиком крыла задел…
– И как только крыло не отвалилось?
– Да, это сделано виртуозно, – согласились летчики.
- Предыдущая
- 18/57
- Следующая
