Дневник Анжелики Пантелеймоновны - Экслер Алекс - Страница 13
- Предыдущая
- 13/40
- Следующая
– Открывай, мамулик, – говорит Светка. – Твой ненаглядный Череп пришел.
– Почему это мой ненаглядный? – спрашиваю я и мухой лечу открывать, не дожидаясь ответа.
За дверью действительно стоит Череп. Вот все-таки есть еще молодежь, за которую мне никогда не бывает стыдно! Череп одет простенько и аккуратно. Чистая бандана на голове, кольцо в ухе он начистил зубной пастой и оно аж блестит, новая черная косуха с заклепками, черные кожаные штаны и ковбойские сапожки. Любо-дорого посмотреть! Хоть и байкер, но все чистое и с аккуратными заплатками там, где кожа была порвана во время мотоциклетных состязаний.
– Здравствуй, племя молодое, незнакомое! – цитирую я в знак приветствия.
Череп испугано оглядывается через плечо, ожидая, видно, обнаружить у себя за спиной какое-то непонятное племя, но затем понимает, что я кого-то цитирую, успокаивается и с широкой улыбкой отвечает:
– Здрассте, Анжелика Пантелеймоновна! Как жисть?
– Все чики-чики, – отвечаю я. – Собираю свою команду в театр. Сплошные бои по всем фронтам.
– Да я уж представляю, – сочувствует Череп, заходя в квартиру.
В этот момент в коридоре появляется неимоверно несчастный Петюнчик, который одет в кургузый костюм с галстуком (костюм был куплен лет десять назад, и Петюнчик его надевал раза три-четыре; с тех пор он прилично растолстел, но деньги на новый костюм категорически отказывался выделять, мотивируя это тем, что и старый костюм еще вполне даже ничего).
– Ой, Петр Степанович, что это с вами? – поражается Череп, который впервые видит Петю в таком цивильном виде.
– Да придумали, понимаешь, пиво в театре не отпускать без костюма, – жалуется Петя. – Вот теперь и мучаюсь, как начальник стройконторы.
– Да, уж, – сочувствует Череп. – Чего только не сделаешь ради искусства.
В этот момент в коридоре появляется Светка.
– Ну чего все столпились в коридоре? – нелюбезно приветствует она всю компанию. – Ой, – говорит она, увидев Петю в костюме. – Папа в костюме. Небось, медведь где-нибудь в лесу сдох.
Петя начинает было закипать, но я ловко сую ему бутерброд в рот, и он успокаивается.
В назначенный срок всей компанией выходим на улицу и ловим такси. Петя настолько отвлекся бутербродами, что я даже ухитрилась ему на голову надеть шляпу, которую он обычно не выносит. Наша компания выглядит очень солидно: я, намазюканная Светка, Череп в байкерском прикиде и Петя в костюме с галстуком, пальто и шляпе. Настолько солидно, что перед нами останавливается только десятое проезжающее мимо такси.
До театра доехали без приключений. Только таксист пару раз чуть не подрался сначала с Петей, который ему заявил, что таксист неправильно переключает передачи, а потом с Черепом, который долго вспоминал, какие каверзы он обычно подстраивает таксистам во время своих разъездов на мотоцикле.
Экспериментальный театр выглядел довольно… как бы сказать… экспериментально. Черная железная дверь, на которой мелом от руки было написано не по-русски «Театре». Над дверью висела дугообразная табличка, на которой красовалась надпись «Экс. Перимент им. Рабиновича-Данченко». Я приготовила билеты и ожидала за дверью увидеть обычную контролершу, но там сидел странного вида парень, который билеты прокалывал здоровенными щипцами, как заправский железнодорожный кондуктор.
Холл театра тоже выглядел весьма экспериментально. Стены были покрыты покрашенной в черный цвет дерюжкой. На них развешаны жуткого вида картины, от которых даже я загрустила, хотя и была настроена на веселый лад. Но тут любой бы поехал крышей, глядя на сплошные разноцветные круги, квадраты, полосы и кляксы. Впрочем, публика в холле театра разглядывала эти картины с явным интересом и даже делилась впечатлениями друг с другом.
Кстати, в костюме с галстуком был один Петя. Остальная публика была одета довольно однотипно: мужчины почти все были в цветастых свитерах, с бородами и непрерывно курили трубки; женщины были вообще какого-то странного вида – разноцветные тряпки, волосы, выкрашенные в самые немыслимые цвета. Так что я там смотрелась, как одинокая учительница на школьном балу. Светка же была в полном восторге и сказала, что давно не видела такого авангарда.
Петя внимательно изучил картину, на которой были все те же разноцветные пятна и кляксы, прочитал табличку, гласившую, что это «Портрет художника Петренко сквозь призму экзистенциального восприятия» и заявил, что его мучают дурные предчувствия.
Один Череп предчувствиями не мучился, а просто куда-то сбежал, затем появился и сказал, что обнаружил буфет с пивом. Петя немедленно направился вместе с Черепом в буфет, чтобы, как он сказал, снять пивом нехорошее послевкусие от картин, а мы со Светкой стали искать программу спектакля. Как ни странно, программка нашлась. Правда ее продавала не традиционная бабулька, а жуткого вида девушка, у которой на щеке была нарисована розочка. Светка мне шепнула, что тоже хочет себе нарисовать такую же, на что я ответила, что добиться моей скорой смерти можно более эффективными способами. Покупка программки, кстати, не помогла разобраться в том, что нас ждет, потому что единственным знакомым словом в ней был термин «экзистенциализм», который я видела во многих подписях к этим странным картинкам.
Внезапно раздался жуткий удар в гонг, от которого я уронила программку вместе с сумочкой на пол, где на них тут же наступил один из этих странных мужиков, который бродил по холлу, не обращая ни на кого внимания. Оказалось, что это они таким образом приглашают в зал. Вот экспериментаторы чертовы! Меня чуть удар не хватил.
Мы со Светкой побежали в буфет, чтобы забрать сдружившуюся парочку – Черепа с Петюнчиком. Оказалось, что эти деятели уже нашли свое простое мужское счастье, потому что сидели за столом, на котором красовалось уже восемь пустых бутылок, и о чем-то ожесточенно спорили. При этом на Петюнчике была надета черепова бандана, а на Черепе болтался петин цветастый галстук. На наши призывы отправиться в зал они дружно заявили, чтобы мы шли сами, а они к нам присоединятся где-то через акт-другой, но я решительно подавила бунт на корабле, и в зал мы отправились все вместе, не обращая внимание на горестные протесты наших мужчин.
То ли по замыслу автора, то ли из-за скудного бюджета спектакля оформление сцены не поражало пышностью и красотой. Собственно, оформления как такового не было. Единственной видимой декорацией был черный фанерный квадрат, установленный посередине сцены.
Спектакль все не начинался и не начинался, но Петя с Черепом не скучали. Они с приятностью проводили время, переругиваясь с соседями справа, которым отдавили все ноги, пробираясь на место. При этом Череп отпускал довольно замысловатые шуточки, в которых сравнивал соседей с разными частями двигателя мотоцикла, а Петя громко хохотал, вызывая нездоровый интерес у остальных зрителей.
Наконец, спектакль начался. На сцену вышел здоровенный мужик с бородой, который заслонил собой квадрат и начал произносить какой-то текст. Самое противное заключалось в том, что я из этого текста не поняла ни единого слова. Петя с Черепом, судя по их вытянутым физиономиям, тоже ничего не понимали. Одна Светка сидела с раскрытым ртом и, казалось, наслаждается. Зрители, между тем, реагировали на текст довольно живо: то посмеивались, то грустили. Я спросила у Светки, понимает ли она то, что произносит этот пузырь с бородой? Светка ответила, что почти ничего не понимает, но все равно тащится, потому что это «сюр», а «сюр» – это круто и все такое.
- Предыдущая
- 13/40
- Следующая
