Семейный позор - Эксбрайя Шарль - Страница 15
- Предыдущая
- 15/37
- Следующая
На столе в гостиной Маспи лежали кошелек, золотые часы и пистолет. Дед с бабкой весело хихикали.
— А мы, похоже, не совсем потеряли сноровку… и потом, надо ж было сохранить что-то на память от таких милых гостей, верно, Элуа?
Сложив рот сердечком, тщательно завив волосы и облачившись в свой самый лучший костюм и ослепительно сверкающие лакированные штиблеты, Ипполит Доло с легким сердцем позвонил в дверь Адолей. Дверь открыл Дьедоннэ и с заговорщической улыбкой поинтересовался, зачем Ипполит явился к ним.
— Что тебя сюда привело, малыш?
— Очень важное для меня дело, месье Адоль.
Войдя в маленькую гостиную, где в витринах и на столиках красовались изделия ремесленников со всего света, Ипполит немного смутился, тем более что среди всей этой роскоши стояла Перрин Адоль, еще сильнее обычного смахивающая на Юнону. Парень поклонился.
— Мадам Адоль, я пришел…
Она грубо перебила гостя:
— Да знаю я, зачем ты пришел! И, если хочешь знать мое мнение, я против этой жениться! Двадцать лет воспитывать и оберегать лучшую девушку во всем городе, а потом отдать ее ничтожеству вроде тебя… Честное слово, после этого невольно подумаешь, что лучше вообще не иметь детей!
Парень попытался было возразить.
— Позвольте, мадам Адоль…
— Не позволю! И вообще предупреждаю: в этом доме не стоит и пробовать говорить громче меня! Ясно? И еще… насчет Пэмпренетты… можешь ее забирать, коли она согласна, эта дура! Но ты не получишь в приданое ни единого су! Она возьмет с собой только те тряпки, что на ней, да самый маленький чемоданчик барахла! Но раз ты ее так любишь, соблазнитель фигов, я думаю, на приданое тебе плевать?
— Разумеется, меня это нисколько не волнует!
— Поговори еще со мной подобным тоном, и я тебе так наподдам, что за месяц не очухаешься!
— А когда свадьба, мадам Адоль?
— Когда наскребешь на нее денег, нищеброд! Пэмпренетта!
Со второго этажа послышался тонкий голосок:
— Что?
— Спускайся! Тебя тут ждет твой жалкий ухажер!
Пэмпренетта мигом сбежала по лестнице, вообразив, что пришел Бруно, и окаменела от изумления при виде Доло.
— Чего тебе надо?
— То есть как это? Разве мы с тобой не договорились?
Пэмпренетта, напустив на себя самый невинный вид, посмотрела на мать:
— Ты понимаешь, что он тут болтает?
Перрин так обрадовала перемена в настроении дочери, что она цинично поддержала ее игру:
— Знаешь, не стоит обращать внимания… У Доло все слегка чокнутые, это передается от отца к сыну…
Ипполит почувствовал, что с него хватит.
— Да вы все, никак, издеваетесь тут надо мной? — заорал он.
Мадам Адоль испепелила его высокомерным взглядом.
— Потише, малыш, потише… а то как бы с тобой не приключилось несчастье…
Но парень, вне себя от обиды, окончательно утратил самообладание:
— Вы обо мне еще услышите! А вам, Дьедоннэ, разве не стыдно, что в вашем доме мне нанесли такое оскорбление?
— О, я вообще молчу… и никогда ни во что не вмешиваюсь… Но коли ты спрашиваешь мое мнение, то думаю, лучше бы тебе отсюда уйти!
Ипполит с быстротой молнии выхватил из кармана нож.
— А что, если, прежде чем уйти, я вам пущу кровь, как борову?
Перрин Адоль была женщина с головой и в случае необходимости никогда не думала о расходах. Оставив мужа стонать от страха, она схватила огромную вазу, прибывшую прямиком из Гонконга и расписанную лазурью в лучших традициях расцвета китайского искусства. Высоко подняв это великолепное творение гонконгских мастеров, мадам Адоль с громким выдохом расколотила его о голову Ипполита Доло. Тот, не успев и пикнуть, вытянулся на полу. Перрин взяла побежденного за шиворот и без лишних церемоний вытащила на тротуар. Удивленному таким странным маневром соседу она объяснила:
— Вы не поверите, но этот тип посмел просить руки моей дочери!
Дьедоннэ встретил супругу жалобными причитаниями:
— Ты его хоть не убила?
Перрин пожала мощными плечами.
— Какая разница? Пэмпренетта, поцелуй меня, моя прелесть.
Девушка бросилась в материнские объятия и замурлыкала как котенок.
— До чего же я рада, моя красотулечка, что ты не выходишь замуж!
Пэмпренетта живо отстранилась.
— Но я выхожу…
— Ты все-таки… И за кого, скажи на милость?
— За Бруно Маспи!
Так и оставшийся на тротуаре сосед впоследствии говорил, что в первую минуту решил, будто на семейство Адоль напали зулусы (означенный господин когда-то дрался с ними в Африке), таинственным образом высадившиеся в Марселе. Во всяком случае, дикий топот, страшные завывания, вопли и стенания сотрясали весь дом. Люди высовывались из окон, не понимая, что происходит, и удивленно переговариваясь. В конце концов все обитатели улицы пришли в такое возбуждение, что Перрин пришлось выйти и успокоить соседей.
— Ну? Теперь уже нельзя даже выяснить отношения в собственной семье?
Именно в эту минуту Ипполит открыл глаза. При виде мадам Адоль парень схватил ноги в руки и, как заяц, дал стрекача.
Фонтан Богач смотрел на Бруно круглыми глазами.
— Э! Мой мальчик, насколько я понимаю, ты обвиняешь меня, будто я прибрал к рукам на миллион драгоценностей, стянутых тем итальянцем, что перебрался в мир иной непосредственно из Старого Порта? — Старик благочестиво перекрестился. — И я же, по-твоему, купил побрякушки, которые сегодня ночью свистнули на улице Паради? Бруно, ты меня разочаровал… Можно подумать, я не знаю тебя с рождения…
Добродушная честная физиономия старого скупщика вытянулась от огорчения, и, не общайся с ним Бруно всю свою сознательную жизнь, наверняка попался бы на удочку.
— А ведь тебе отлично известно, что я ни разу не прикасался к товару, запачканному кровью!
— Да, но только вы один могли собрать нужную сумму.
Польщенный Доминик Фонтан выставил грудь колесом.
— В определенном смысле ты прав, малыш… И, честно говоря, я даже малость досадую, что слыхом не слыхал об этих чертовых камнях… Но, коли что услышу, можешь не сомневаться, тут же сообщу тебе.
Они дружески улыбнулись друг другу, причем оба отлично понимали, что старик врет, а Бруно это превосходно известно.
— Неужто ты уйдешь, даже не пропустив стаканчика, малыш?
— Нет, спасибо, Фонтан.
— Почему?
— А потому… Если мне придется вас арестовать, станет стыдно, что пил ваш пастис.
Оба посмеялись, как над забавной шуткой.
— Ну что ж, ладно… я вас оставляю…
— Я бы очень хотел тебе помочь… но, к несчастью…
— Не сомневаюсь… А кстати, ведь тот итальянец, что болтался в Старом Порту… вряд ли он приплыл из Генуи своим ходом, а?
— Да уж, меня бы это очень удивило… все-таки немалое расстояние…
— И как, по-вашему, Фонтан, каким образом он добрался к нам?
— Кто знает?.. В конце концов, существуют поезда, самолеты, машины…
— А может, он прибыл на «Мистрале»? Слушайте, Фонтан, не надо принимать меня за круглого дурака! Кто ж это рискнет сунуться на таможню с миллионом краденых драгоценностей в кармане?
— Ты прав! Об этом я не подумал…
— Боже, но до чего ж вы лихо умеете заливать!
Взгляд Доминика выразил глубокую печаль.
— И ты можешь так со мной разговаривать, малыш? Или забыл, как я качал тебя на коленях? А на твоего итальянца, между нами говоря, мне плевать… и ты даже не можешь представить, до какой степени! Хотя, заметь, я бы с удовольствием провернул эту сделку с драгоценностями…
Он мечтательно поглядел в пространство и с искренним сожалением добавил:
— Какое прекрасное завершение карьеры!.. И понимаешь, больше всего мне действует на нервы, что эти несравненные сокровища наверняка стибрили какие-то ничтожества, тупые мясники… и они их непременно испортят!.. Ужасно грустно! И что до твоего макарони, то, если он не мог приехать сюда как все люди, значит, его переправили контрабандой, а в таком случае, сам знаешь, кто может рассказать тебе что-нибудь интересное…
- Предыдущая
- 15/37
- Следующая
