Мы еще увидимся, детка! - Эксбрайя Шарль - Страница 8
- Предыдущая
- 8/33
- Следующая
Эрмитедж так рванул с места, что машина чуть ли не прыгнула. Но это вызвало только насмешливое замечание Уильяма Уолнота:
— Джон, мой мальчик, уж не собираешься ли ты принять участие в Большом кроссе Ливерпуля на этой консервной банке?
Эрмитедж счел за благо не отвечать — он терпеть не мог площадной ругани, а ответить вежливо сейчас был не в состоянии. Понемногу его нервы стали приходить в норму, он признал, что был не прав, разозлившись из-за пустяка, и тут же почувствовал угрызения совести: зря он так скверно принял этого симпатичного парня. В виде извинения шофер вежливо осведомился:
— Все в порядке, сэр?
— Угу, скажите-ка, старина, а ведь это дьявольски большой город, а?
В наивности горца было что-то трогательное.
— Очень большой город, сэр…
И вдруг Джон представил себе, что Мэдж затерялась в этом огромном городе с его тысячами и тысячами жителей, число которых она собиралась увеличить по крайней мере на одного! И снова его охватила тревога, и захотелось хоть с кем-нибудь поделиться, успокоить взбудораженные нервы.
— Не стоит сердиться на меня, сэр, если я сегодня несколько резковат, сэр, но… дело в том, что я жду ребенка… то есть я, разумеется, хочу сказать, моя жена…
— Поздравляю, старина!
— Спасибо… Но это очень тяжелый момент.
— Правда?
— У вас нет детей, сэр?
— Ни жены, ни детей.
— В некотором смысле это хорошо. Я имею в виду заботы. Но, с другой стороны, это немного грустно, разве нет?
— Мне никогда не бывает грустно, старина.
— Кроме шуток? И как вам это удается?
— Когда я чувствую, что мне вот-вот станет тоскливо, я просто накачиваюсь и засыпаю. А проснувшись, снова оказываюсь в прекрасном настроении. Вы хотите мальчика или девочку, старина?
— Мальчика, у нас уже три дочери.
— Ну что ж, успокойтесь, у вас будет мальчик!
— Почему вы так думаете?
— У нас в Томинтуле кто угодно скажет, что только Малькольм Мак-Намара, осматривая беременную овцу, может определить, какого пола будет приплод.
Эрмитедж не ответил, поскольку не был уверен, не оскорбляет ли этот тип достоинство Мэдж, сравнивая ее с беременной овцой. Поэтому он только вздохнул.
— Да услышит вас небо, сэр!
— Не волнуйтесь, старина, сейчас мы это устроим!
Джон не понял смысла этого заявления. Понимание пришло через несколько минут, когда, выехав на Нью Оксфорд-стрит, Эрмитедж едва не попал в первую серьезную аварию за всю свою шоферскую жизнь. Он вел машину, внимательно следя за движением, очень оживленным в это время — кончился рабочий день. И вдруг у него за спиной, в нескольких сантиметрах от уха, раздались мощные гнусавые звуки волынки, играющей «Бэк о'Бэнахи». От неожиданности, смешанной с испугом, не понимая, в чем дело, Джон на мгновение выпустил руль из рук. По счастью, ему удалось спохватиться прежде, чем машина врезалась в автобус, водитель которого свирепо выругался. Такси вильнуло вправо, едва не задавив мотоциклиста, потом быстро дернулось влево и проскочило на волосок от грузовика. Эти странные курбеты сопровождались воем, скрипом тормозов, отчаянной руганью, и Эрмитедж, чье лицо заливал холодный пот, а глаза выдавали состояние, близкое к помешательству, был почти благодарен полисмену, когда тот, явно будучи не в восторге от всего этого содома, издал резкий свисток, требуя, чтобы таксист остановился. Все это время шотландец с полной невозмутимостью продолжал дуть в свою волынку, причем виртуозные маневры шофера нисколько не потревожили его вдохновения.
Полисмен подошел. Вид у него был не слишком любезный.
— Ну? В чем дело? Пьяны вы, что ли?
Джон через правое плечо указал большим пальцем на своего клиента. Обращаясь к энтузиасту игры на волынке, констебль вынужден был пустить в ход всю мощь своих легких:
— Не могли бы вы прекратить это?!
Мак-Намара перестал играть и с изумлением спросил:
— Вам не нравится, как я играю? Однако у нас в Томинтуле…
Эрмитедж всхлипнул.
— Я больше не могу, — пробормотал несчастный таксист, — пусть он выйдет!.. Заставьте его выйти, умоляю вас, заставьте его выйти!
Полисмен, совершенно не понимая, что происходит, начал нервничать.
— В конце концов, соберетесь вы рассказать мне, в чем дело, или нет?
Голосом, скорее напоминавшим хрип, Эрмитедж объяснил, что мирно вел машину, как вдруг у него над ухом грянула эта дикая музыка, и под действием шока он чуть не врезался в автобус.
Констебль бросил на Джона подозрительный взгляд.
— Что, рефлексы слабеют? Надо будет проверить вас, мой мальчик… Ну а вы, сэр, могу ли я узнать, почему вам вздумалось играть на волынке в такси?
— В честь его будущего ребенка!
Джону повезло. Оказалось, что полисмен только что стал отцом и сейчас чувствовал себя в ореоле этой новой славы. Узнав, что Мэдж вот-вот должна родить, он ощутил прилив братских чувств к шоферу.
— Согласен, это тяжелый для вас момент. Надо взять себя в руки, мой мальчик. А вы, сэр, подождите, пока вернетесь в свои края, и там продолжите этот концерт. Так всем будет гораздо лучше.
Эрмитедж хотел теперь только одного: как можно скорее высадить пассажира в первом попавшемся отеле и смыться. Он спустился по Черринг-Кросс, проскользнул на Олд Комптон-стрит и остановился у гостиницы «Каштан».
— Ну вот, — повернулся он к шотландцу. — Можете выходить, вы в Сохо. Но… Где же ваш инструмент, то есть я имею в виду волынку?
— В чемодане, старина.
Теперь Эрмитедж понял, почему багаж его пассажира выглядит так внушительно, и сказал себе, что если все обитатели Томинтула похожи на этого, то жизнь там, должно быть, полна неожиданностей. Шотландец, стоя на тротуаре, спокойно изучал фасад отеля.
— Решитесь ли вы наконец войти туда сегодня или так и будете стоять до завтра?
— Подождите меня, старина, я должен посмотреть, что делается там внутри.
И он решительным шагом направился в гостиницу. При виде улыбающегося гиганта портье аж подскочил.
— У вас есть комната?
— Вы… вы уверены, что вам достаточно одной?
— Не улавливаю.
— Простите, сэр. Да, у нас есть одна свободная комната с туалетом. Стоимость — фунт и десять шиллингов в день. Естественно, в счет входит и завтрак.
— Вы в самом деле сказали, что я должен платить фунт и десять шиллингов за ночевку и завтрак?
— Именно так, сэр.
— Боже милостивый! В Томинтуле на фунт и десять шиллингов можно прожить неделю.
— Везет тамошним жителям! Но мы-то в Лондоне, сэр.
Не отвечая, Мак-Намара повернулся и направился к такси.
— Скажите, старина, — обратился он к Эрмитеджу, — вы что, принимаете меня за миллиардера? Фунт и десять! Видно, в Лондоне легко зарабатывают денежки!
— Только не я! — простонал шофер.
Они снова пустились в путь, и на Лексингтон-стрит Джон решил, что в «Элмвуд-отеле», судя по его довольно обшарпанному виду, цены могут оказаться более приемлемыми для его пассажира. Здесь потребовали фунт и два шиллинга за комнату и завтрак. Шотландец не стал вступать в споры и вернулся к такси. Джон начал уже всерьез верить, что никогда не избавится от неудобного клиента. Рассердившись не на шутку, он рванул с места, вспомнив о жалкой гостинице на Варвик-стрит, носившей гордое название «Нью Фэшэнэбл». Если она и была новой, как того требовала логика вещей, то это относилось к столь отдаленным временам, о которых никто из жителей квартала уже и не помнил. Испещренный дырами ковер прикрывал пол крошечного холла, где похожий на слизняка человечек, примостившись за конторкой, по-видимому, поджидал не слишком взыскательную добычу. Не ожидая решения шотландца, Эрмитедж схватил чемоданы и скорее волоком, чем неся их, пошел к гостинице.
— Надеюсь, это вам подойдет, — сказал он пассажиру, — потому что во всем Лондоне вы не найдете ничего дешевле.
После этого Джон вернулся в машину. Узнав, что может получить комнату за восемнадцать шиллингов, Мак-Намара заявил, что это его устраивает, и добавил с тонкой улыбкой:
- Предыдущая
- 8/33
- Следующая
