Болонская кадриль - Эксбрайя Шарль - Страница 2

• Предыдущая
• 2/39
• Следующая

А ничего не подозревающий Субрэй, мирно проспав всю ночь в Мюнхене, наутро отправился в Италию. Сидя в удобном купе, он чувствовал себя вполне счастливым. Помимо удовлетворения от удачно завершившейся героической эпопеи Жака грела мысль о скором свидании с Тоской. Он был не на шутку влюблен, собирался снова просить ее руки и верил, что на сей раз девушка не откажет.

Тоска была единственной дочерью графа и графини Матуцци, чье огромное состояние, инвестированное в основном в Америке, избежало финансового хаоса военных и послевоенных лет. Граф Лудовико Матуцци, заинтересованный в промышленной реализации планов профессора Фальеро, финансировал работы ученого.

Впрочем, одно неприятное воспоминание все же омрачало радость Субрэя: три месяца назад они с Тоской поссорились из-за дурацкого недоразумения. Хуже всего было то, что Жаку запрещалось во время миссии сообщать о себе кому-либо, кроме мнимых работодателей из фирмы Пастори, которые тут же передавали его донесения, составленные на торговом жаргоне, в соответствующий отдел разведки. Поэтому Субрэй не мог даже написать Тоске письма.

Тоска Матуцци напоминала тех очаровательных, бойких и жизнерадостных итальянок, чей идеальный образ создало и распространило по всему миру кино. Ее считали одной из самых красивых девушек Болоньи, и воздыхатели толпами валили на каждый прием, который ее родители устраивали в прекрасном особняке пятнадцатого века на виа Сан-Витале. Графиня Доменика Матуцци, знаменитая красавица, блиставшая в сороковые годы, принимала гостей с изысканным изяществом прежних времен. Брат Доменики, Дино Ваччи, часто покидал свою виллу Ча Капуцци, где занимался живописью (ни единого образчика которой, правда, никто никогда не видел), и переселялся к младшей сестре. Дино без зазрения совести жил за ее счет, зятя, высокомерного Лудовико, не жаловал, но зато великолепно ладил с не менее чинным Эмилем Лаубом, австрийским дворецким особняка Матуцци, чье пристрастие к сигарам и виски графа вполне разделял.

Тоска любила Жака, но совсем не одобряла его образа жизни, не понимая, чего ради Субрэю, при его-то богатстве, вздумалось разыгрывать из себя коммивояжера. Ей вовсе не улыбалось стать женой человека, который большую часть своего времени проводит неизвестно где и почти не бывает дома. Несмотря на огромное приданое и открывающиеся в связи с этим возможности, а быть может, пресытившись удовольствиями, которые дают деньги, Тоска мечтала о спокойной жизни, к несчастью, совсем не соответствовавшей склонностям Субрэя. В последний раз, когда они встретились в садах Регина Маргерита, синьорина Матуцци поставила Жака перед жестким выбором.

— Да поймите же меня, Жак! Я не хочу ничего, кроме мирного существования рядом с любимым и любящим меня человеком. Клянусь святой Репаратой, это вполне естественно! Разве не так? Нам с вами крупно повезло — мы можем не беспокоиться о будущем хотя бы с материальной точки зрения. Так почему бы не воспользоваться этим, а? Вы говорите, что любите меня…

— Я запрещаю вам сомневаться в этом!

— Я поверю в вашу любовь только в тот день, когда вы откажетесь ради меня от своей смехотворной работы!

— И чем же я тогда займусь?

— Мной и нашими детьми!

— Но разве этого достаточно, Тоска миа?

— У вас еще есть ювелирный магазин…

— Зато ни малейшего призвания к коммерции.

— Мой отец может взять вас в свое дело.

— Я не хочу быть обязанным человеку, который меня презирает!

— Это потому, что он считает вас лентяем! Впрочем, именно благодаря вашей репутации к вам испытывает живейшие симпатии дядя Дино, а мама уверяет, будто вы один из последних представителей общества, в котором она когда-то царила.

Свидание длилось более двух часов, но ни одному из спорщиков не удалось убедить другого. Ближе к вечеру, когда от деревьев потянуло предательским холодком, Тоска окончательно рассердилась.

— Довольно! Господь тому свидетель, что я люблю вас, Жак, и что я никогда не буду до конца счастлива, если выйду замуж за другого, но я требую, чтобы мне дали возможность жить так, как я хочу! Поэтому выбирайте: или вы станете моим мужем и отцом моих детей, отказавшись от своего дурацкого сумасбродства, или распрощайтесь со мной и по-прежнему ищите мелких удовольствий в кругу вульгарных людишек!

Субрэй по воспитанию был истинным итальянцем и никак не мог допустить, чтобы с ним разговаривали в приказном тоне, даже если приказ исходил от любимой девушки.

— Уж не думаете ли вы, что миллионы вашего родителя дают вам право так разговаривать со мной? Или, может, вы воображаете, будто меня можно купить?

— Святая мадонна! Да как вы смеете?

Тоска не договорила — ее душили слезы, и взволнованный Жак тут же заключил девушку в объятия.

— Тоска миа, — нежно проговорил он, — ты ведь отлично знаешь, что я тебя люблю и никогда не полюблю другую…

— Может быть, тебе это только кажется? Иначе ты не предпочел бы жизнь со мной своим идиотским капризам…

— Клянусь тебе, mi alma[2], я и не думаю класть на одни весы нашу любовь и…

Но Тоска вдруг вырвалась.

— Но вам придется это сделать! — сердито крикнула она. — Я буду ждать ответа ровно до двадцати трех часов! Позвоните и сообщите о своем решении. Если вы скажете, что завтра мы встречаемся на этом же месте, это будет означать, что вы согласны удовлетвориться ролью моего мужа. Если же вы не позвоните мне до этого времени, я сделаю вывод, что вы предпочли свободу…

Но именно в тот вечер украли чертежи профессора Пьетро Фальеро, и Жак, только лишь оказавшись в Югославии, вспомнил, что забыл позвонить Тоске.

Тяжкие испытания, выпавшие на долю Субрэя за последние три месяца, позволили ему осознать, что в конечном счете гораздо лучше смириться с перспективой безоблачного существования подле Тоски, чем то и дело рисковать жизнью при все более усложняющихся обстоятельствах. Рано или поздно его работа в разведке завершится, и тот конец карьеры, который предлагает синьорина Матуцци, ей-богу, самый желательный из всех возможных.

Однако до этого было еще далеко. Опыт подсказывал Жаку, что, пока он не передал чертежи Фальеро своему непосредственному начальнику Джорджо Луппо или его представителю, миссия не окончена, а стало быть, он не имеет права мечтать о будущем. Тем более что противники могут в любой момент поставить на этом будущем крест.

Француз часто думал о Джорджо Луппо, которого ни разу не видел. Жак слышал и знал только его голос, если это и в самом деле Луппо поднимал трубку, когда он набирал засекреченный и выученный наизусть номер телефона. Именно таким образом Субрэй поддерживал отношения со своим таинственным шефом или, что случалось гораздо чаще, поручение передавал посредник. Интересно, встретится ли с ним Джорджо Луппо теперь, когда ему придется либо принять отставку Жака, либо отказать ему?

Более чем когда бы то ни было исполненный решимости принять все возможные меры, дабы сохранить жизнь отца будущих детей Тоски, Жак, выйдя из поезда на болонском вокзале, затесался в самую гущу пассажиров, спешивших к выходу. В тот же миг из-за расписания поездов вынырнул Роналд Хантер, агент британского M1-5, Майк Мортон из американского ЦРУ отошел от газетного киоска, а Наташа Андреева из советского ГРУ поспешно поставила на стол чашечку с кофе. Все трое бросились к выходу вслед за Жаком, и три пары глаз не отрываясь сверлили кейс, крепко зажатый в его руке. Знаменитое шестое чувство, присущее всем шпионам, предупредило Субрэя о грозящей опасности. Он быстро огляделся, но не заметил противников, хотя и чувствовал, что они где-то рядом. Еще не зная ни того, кто на него нападет, ни откуда последует удар, Жак с бьющимся сердцем ожидал развития событий. Однако он совершенно беспрепятственно добрался до контрольного пункта на выходе и предъявил служащему билет. Немного успокоившись, он прошел по коридору среди ожидающих и поднял руку, подзывая такси. Но тут откуда-то справа неожиданно выскочила молодая женщина и кинулась к нему. Инстинкт профессионала заставил Субрэя еще крепче сжать ручку кейса, но лучше бы он позаботился о том, чтобы закрыть лицо, поскольку незнакомка с ходу влепила ему такую звонкую пощечину, что сразу привлекла внимание всех болонцев обоего пола, наблюдавших эту волнующую сцену. А он-то мечтал попасть в родной город как можно незаметнее, — и вот нате вам пожалуйста! Ни Мортон, ни Хантер, ни Андреева не ожидали подобного скандала и остановились в полной растерянности. Они выглядели не менее удивленными, чем Жак, которого очаровательная воительница так громко осыпала проклятиями, что слушатели не упустили ни единого звука.

• Предыдущая
• 2/39
• Следующая